- Раз такая откровенность, награбленные на Кавказе, добавьте.
- Отчего же? Что-то подарено, что-то куплено, не скрою, за бесценок. Я даже лишился такой дорогой моему сердцу мелочи, как белые перчатки моей жены... Не знаю, были ли вы в Баку, когда туда приезжал император?
- Был.- Нариман вспомнил, как сестра миллионера Кардашбека Сона, в которую был влюблен и неудачно сватался, подарила императрице перламутровый поднос.
- Его Императорскому Величеству были представлены жены иностранных консулов, и моя в том числе, и им были даны весьма точные инструкции относительно темных платьев, черных шляп и белых перчаток. Когда жена вернулась, я взял ее правую перчатку, вложил в конверт и надписал: Перчатка, которая пожимала руку императора. Позже, когда моё имущество национализировали, большевики устроили выставку конфискованных ужасов, среди прочих экспонатов была и эта перчатка, а под нею красными чернилами: Перчатка, которую хватала рука убийцы наших товарищей. Что ж, новые времена - новые господа. Где ж мы познакомились? Ах да: на промыслах, запах сырой нефти со сладковатым привкусом, но это еще терпимо: с приближением к очистительному заводу к запаху сырой нефти примешивался едкий запах серной кислоты.
- Вы изумлялись (а разве сам Нариман нет?) лесу вышек.
- Будто выжженные деревья. Черные от копоти, оглушающий шум двигателей и бурильных машин, огромные нефтяные озера. Наши тела покрывала грязь, когда возвращался после работы, мог пальцем написать своё имя на любой части тела. - И резкий поворот темы: О, имперские замашки! Я знаю по нашей Британской империи. У кого только их не было? Даже у Грузии, когда на всё побережье Черного моря вплоть до Константинополя распространялось её влияние. Не говоря об империях Оттоманской или Персидской. У армян тоже, не успокоятся никак, пока не создадут некое подобие былой Великой Армении, наивность на грани фанатизма. Когда-нибудь рухнет и Российская империя.
- Она уже рухнула.
- Вы так полагаете? Закавказье во всяком случае не может быть названо Россией: оно такое же русское, как Индия английская. - И о грузинах одическое словословье.
- Что темпераментны,- усмехнулся Нариман,- согласен. Но грузин грузину рознь, именитых перевидал много (на вершине пирамиды Коба). А что именно они внедрят на Кавказе идеи демократизма, это наивно. Может, разве что достойно встретить гостя, увы, щедрые грузинские застолья не в духе нынешних времен, когда я не могу даже угостить вас, предложив нечто более существенное, чем стакан чаю. (Гюльсум только что купила на базаре несколько мерзлых картофелин.) Чья-то рифма запомнилась: в полном голоде, в адском холоде, и никак не соединить слова во фразу - руки трясутся.
- Да, - заметил Мак Делл, - мне сказали, что десяток яиц стоит у вас двести, а фунт белого хлеба четырнадцать, там и здесь миллионов.
- Увы, страна наводнена ассигнациями, еще недавно червонец стоил миллиарды. Надеемся, что новая денежная реформа укрепит рубль. К тому же наш червонец и ваш фунт сравнялись по золотому паритету!
Не говорить же Мак Деллу, какая у них нищета: превратить в шубу легкое пальтишко Гюльсум (пришила с изнанки шерстяную шаль).
- Каждый ищет опору: ваши тюрки надеялись на Турцию, грузины уповали на немцев, армяне на нас, о чем, кстати, популярно пишет генерал Денстервиль, чьи занятные мемуары у нас уже изданы.
- Выпускаем и мы.
- Да? После всего, что вы о нём наговорили? Английский хищник, кровавые злодеяния, алчные устремления, империалистический шакал... И не опасаетесь его правды о вас, высказываний о большевизме? Дух большевизма... - им заражены все: и те, кто за, и кто против. Но как долго продлится в Закавказье междуплеменная и религиозная рознь? Убивать друг друга, пока не наступит изнеможение?
- Но не вы ли, англичане, предложили свою помощь турецкому армянину Дро, и он напал на Азербайджан, мстя за депортацию армян? То же и с Турцией: как только там созрела революционная ситуация, англичане выступили в защиту султана, и это потрясло даже Армению - ведь именно султанская Турция депортировала армян! А вообще-то планы держав по части Османской империи, точнее, в свете ее краха, были ясны: оккупировать Стамбул под видом защиты султана и растащить Блистательную Порту по кускам: французы с армянами осели в Урфе и Адане, греки - в Смирне, англичане - в Карсе, Ардагане и Батуме с целью отрезать большевиков от революционной Турции. Отсюда проистекает признание англичанами независимости Азербайджана, Армении и Грузии, а также правительства Северного Кавказа - в надежде побудить их к борьбе как с Россией большевиков, так и с революционной Турцией, анатолийцами-кемалистами, и на эту уловку англичан поддались авантюристы в дашнакской Армении: напали на турецкие части, и это им стоило бессмысленных жертв и позорных унижений: почти в одно время родились параллельные соглашения, расколовшие и без того обессиленную Армению, - договоры между Россией и только что рожденной революционной Арменией, а также между Турцией и дашнакской Арменией - Александропольский, или Гюмринский, по которому Армения согласилась на турецкий протекторат Нахичевани, признав, что эта территория имеет неоспоримую историческую, этническую и юридическую связь с Турцией, предоставила ей право производить военные операций на своей территории, согласилась, что ее, Армении, территория включает только район Эривани и озеро Гокча, или Севан, и еще дюжина обязательств: отозвать из Европы и Америки свои делегации, которые политический центр Антанты сделали орудием антитурецких происков, устранить от государственного управления, дабы доказать искренность желания жить в мире с Турцией, всех лиц, провоцирующих народ на антитурецкие выступления, обеспечить права мусульман на территории Армении в целях культурного развития и так далее, - прочесть и зачеркнуть как лишнее, но читаемое.
- Решили в форме исповеди прояснить ситуацию для собственных воспоминаний?
Странный Мак Делл, который прибыл в качестве профсоюзного босса в Баку,- опять же тянет его туда, на пепелища (как и Наримана - к прожитым годам). Но что он дает, этот перечень дат, дел, имен, переездов, должностей, встреч, увлечений?.. нет, увлечений не было; но тут же осекся: были. Мимолетные романы. В юности - первая любовь, Сона. Какая?? Да, две Соны. И обеих любил? Сона-армянка и сестра Кардашбека Сона. А потом, много лет спустя, любовь новая (и женитьба).
Мак Делл еще здесь, не ушел.
- ...А что касается вынесенного мне смертного приговора, то он, как дом на песке, тронешь - развалится. Я был в Энзели, вдруг вбегает с вестью дежурный телеграфист, что из Баку передается сообщение на русском языке, в котором часто повторяется мое имя. Заспешил на телеграф, примерно в полумиле, было странно чувствовать себя приговоренным к смерти. Но в тот же вечер чуть меня не лишили жизни, совпадение такое: решил сократить путь, пошел напрямик через степь. Но, не пройдя нескольких ярдов, почувствовал вдруг что-то влажное, что как губка коснулось моей ноги, я был в шортах и услышал пофыркивание. Осмотрелся - медведь, идущий следом! В полутьме показался мне огромным. Я соображал не совсем нормально, вспомнил, где-то читал, что дикие животные не нападают на человека, пока тот не испугается. Как одеревеневший продолжал идти и вдруг услышал звон цепи,- это был дрессированный медведь, он стоял на задних лапах и махал мне на прощанье... Мистика, не более: услышать приговор и пасть разодранным медведем. Жуткое возвращение через темнеющую степь, неясные тени окружали меня, и шакалы завывали вдали, но - возвращение к жизни.
... Нариман в свитере, на ногах валенки, слегка чихает, это от волнения (чего волноваться?), будто глядит на себя нынешнего, людей, его окружающих, из будущего, куда прежде был устремлен, и жизнь давно прожита, а это его настоящее - уже давно прошлое. Но кому надо копаться в прожитом, не будучи в силах хоть что-то изменить?
У Наримана много всякого собралось - коротких и пространных записей, дневниковых фраз, арабская вязь и русский текст, отстуканный на машинке. Ощущение, что важно не то, что сказалось, а что невыговорено и осталось в памяти. Встал, подошел к кровати сына. Холодно, печь еле теплится. Надо экономить дрова.
Московская зима угнетала Наримана лютыми морозами, скорым наступлением темноты, резкими перепадами от холодов до оттепелей, когда дышать трудно, а потом вдруг подмораживало и ходить по скользким ледяным комьям, торчащим из земли, становилось невмоготу, и он, как только перевалило через самую длинную ночь в году (недавно узнал, новые веяния: день рождения Кобы!), чувствовал облегчение. Ему доставляло удовольствие, отрывая листок календаря, видеть, как изо дня в день отодвигается время заката и растет долгота дня.
Спасается порой от неуюта и холода песней, народная мелодия бережет и согревает, будто печь. Слово источало, казалось, жар. Когда один в доме, тихо напевал, тревожа глубины души, и даже слезы полнили глаза. Вот бы глянул кто на степенного, седого старика: и голоса никакого, а поет. Часто одну строку напевал, а мелодия лилась, растягиваясь.
Однажды Гюльсум услышала. Насторожилась.
Нет, не смогла ты стать любимой мне...
- Кто не смогла? Я?
- Может, и ты, - пошутил.
Обиделась: - При мне ее больше не пой.
И он тут же спел другую: О моя сероглазая, душа моя...
Хрипло прозвучало. По заказу, увы, не получается. А в другой раз спел, якобы ее нет дома,- для нее: Ты моя красавица, свес моих очей...
Гюльсум затаилась: слышала, но не вышла, думая, что Нариман не знает, дома ли она. И в раю не сыщешь такой, как ты, гурии-красавицы... - мелодия щемящая, тоска чуть отступает, уходит, вовсе исчезает.
От снега светло, глянул на спящего сына, будто удостовериться хотел: дышит!.. Тревожные ночи, когда сын болеет, задыхаясь в кашле.
Хлопья закрыли собой небосвод, нескончаемо их круженье, не успев пасть на землю, тут же тают, превращаясь в грязные лужи, шумно стекает с крыш вода, не поймешь, льет ли с неба дождь или снег, липнет на ресницы, холодит щеки, ноги проваливаются в серую слякоть, скользят.
ГИПНОЗ ЛЕГЕНДАРНОГО АСКЕТИЗМА,
и риск запечатлеть сокровенное, осторожность выработалась со времен конспирации, но до обыска, как было в прежние годы, не дойдет, хотя ручаться... - додуматься до такого: обыск на квартире председателя Центрального (с большой буквы) Исполнительного Комитета огромной страны, имя которой С. С. С. Р., и все эти точки, как и в Ц. И. К., Нариман отчетливо и не спеша проставляет под решениями государственной важности, закрепляемыми его подписью, здесь, в Москве.
Замахнулся, как это теперь ему открылось, на мстительных, которые не простят критику, представят как нытье и маловерие, вылазку контры. Успеть предупредить сына. Рассказать ему, пока жив. В любой миг... - да, он врач и понимает, что в одночасье может умереть. Уже созрело в душе, но еще не высказал: именно сегодня, когда резко кольнуло в сердце, почти разрыв с Кобой, родилась фраза, непременно запишет для сына в назидание: эти дрязги властолюбцев, безотчетное диктаторство и надменность. Вождей наплодилось видимо-невидимо, частенько и его, Наримана, величают не иначе как вождь. Ваше имя в сознании трудящихся Востока,- встать, остановить оратора, запретить, но фраза уже произнесена,- идет следом за именем Ленина, и аплодисменты не перекричать. Но удивительнее всего, что Нариман начинает к этому привыкать, даже нравится. Тщеславие? Нет, не допустит, чтоб дух был отравлен. Может, когда сын подрастет, и большевизма не будет? Да, именно так, не забыть эту фразу: и большевизма, может, не будет! Вдруг остановился, схватившись за сердце, но видения не покидали.
железный ты, Юсиф (Иосиф?), но и оно ржавеет, кичишься,
властолюбец, что стальной.
никогда не позволишь себе слабость, чтоб даже жена не почуяла,
чудо-красавица, хрупкое создание, единственное светлое в твоем
аскетическом быту, железная кровать, застеленная жёстким одеялом,
да серая длиннополая шинель, но стол непременно, чтоб засесть в
поисках неотразимого слова, заклеймить презренного врага и
обнажить гнилое нутро двурушника, и кружка для кипятка - пить,
обжигаясь.
будущий тесть прятал тебя в подвале, и будущая жена, девочка еще,
носила тебе еду, твой вид страшил ее, оброс щетиной многодневной,
однажды, жара была, сидел в майке, густые волосы на твоих плечах