После тяжелейшей игры, примерно около одиннадцати часов вечера, я вышел из гостиницы на свою традиционную пробежку. Скорее, если всё же если быть точным, проходку быстрым прогулочным шагом. Улица освещена была хорошо, люди в такое время на окраинах больших европейских городов либо уже спят, либо готовятся ко сну, поэтому я семенил в полнейшем одиночестве. Иногда вообще бывает полезно побыть одному, подумать, а не дурак ли я? «Глупо конечно схватил удаление, хитрее нужно быть в таких случаях, — думал я, перебирая ногами. — Если бы вместо двух боковых ударов, просто повалил бы на лёд шведского защитника, то возможно концовка игры вышла бы другой, не такой нервной. Дурень я, и не лечусь».
«Внимание, за нами опять следят», — проснулся голос в черепной коробке.
«Не за нами, а за мной», — уточнил я формулировку и покрутил головой.
«Вон он за деревом, в пяти метрах, слепошарый», — обиделся на меня голос.
«Понял», — ответил я и резко рванул вперёд.
Мужика, который зачем-то прятался, я схватил в доли секунды за грудки, и встряхнул, как ртутный термометр перед тем, как сунуть его подмышку, чтоб он понял, что не на того напал.
— Не на того напал! — Выпалил я. — Руки вверх! Хенде хох, сука, стрелять буду!
— Гитлер капут, — проблеял перепуганный мужик, подняв руки вверх. — Я есть с тобой просто говорить.
— А следил зачем? — Не поверил я мужику. — Чё пасёшь? Я человек простой, могу и удавить!
— Я следить, нет ли хвост. Я плохо говорить по-русски.
— Уже хорошо. — Обрадовался я. — Руки можешь опустить, пока.
Мужика от моих угроз, стало «не по-детски» потряхивать, из чего я сделал вывод, что он — не комитетчик и мужчину отпустил. Затем посмотрел по сторонам и тоже вошёл в тень, которую отбрасывало толстое дерево.
— Быстро, внятно, кто, зачем, и так далее, — сказал я спокойно и посмотрел на часы, нужно было уже спешить обратно, пока наш переводчик не вызвал «подкрепление» для поиска особо опасного, ушедшего в бега хоккеиста, то есть меня.
— Я знать, что вам предлагать контракт НХЛ «Чикаго Блэк Хокс», — затараторил бодро незнакомец. — Я есть предлагать вам контракт «Бостон Брюинз». Мы давать вам больше денег и бонусы. Я есть возить сам Тумба-Юханссон в НХЛ. Вы хорошо драться, там…
— Эпическая сила, — пробормотал я, прикрыв мужику рот рукой, чтобы он помолчал. — Я же несколько месяцев назад пошутил про Чикаго, ну у людей и языки, слухи аж за океан залетели. Ты где живешь, чудило? — Спросил я и открыл незнакомцу рот.
— Я жить в Стокхолм…
— Стоп, — я опять прикрыл говорильник. — Завтра 24-го в понедельник мы играем в Стокгольме, а 25-го у нас свободный день до ночного вылета в Москву. Запоминай, два раза повторять не буду. Придёшь завтра в нашу новую стокгольмскую гостиницу и оставишь для меня адрес лучшего магазина музыкальных инструментов в твоём Стокгольме. Будешь ждать меня в этом магазине сразу после открытия. Всё, мне пора, гуд бай. — Договорил я и резко рванул обратно, так как опаздывал уже примерно на минуту.
«НХЛ — мечта моего детства, — думал я, задав хороший темп бега. — Но сейчас не тогда, сейчас я в 1972 году. Мне тут ещё есть где и в чём побеждать. Но тайно поговорить с хоккейным агентом, который возил за океан легендарного шведского нападающего Тумбу-Юханссона, стоит».
«Ехать надо, чё зря языком молоть, — заметил голос в голове. — Там большой контракт, там серьезные деньги, жизнь».
«Деньги, деньги, одни деньги на уме! Помолчи, пожалуйста, — ответил я. — Да и не так хорошо в НХЛ сейчас платят. Разберёмся. Будущее покажет».
Рано утром на американском лайнере «McDonnell Douglas» вылетели из Гётеборга в Стокгольм. Всеволода Михалыча тот факт, что шведская сборная улетела сразу после вчерашней игры, а наша только сегодня утром, очень настораживал.
— Шведы сейчас выспятся, отдохнут, потренируются, — недовольно бубнил главный тренер, сидя в кресле впереди меня. — А мы? Нормально не поспали — раз. Сейчас пока прилетим, пока разместимся, пока поедим, даже лёд не опробуем — это два. Что с Михайловым делать, ума не приложу — три.
— Да ладно, — успокаивал нашего наставника второй тренер Игорь Чистовский. — Парни все здоровые, молодые, я в их время ночами не спал, гулял и это самое, кхе, потом сразу на лёд. Лёд не опробуем, тоже ерунда. Лёд, он и в Африке — лёд. А по Михайлову поступим так, если играть не сможет, выставим на игру три пятёрки. У нас на его место есть Скворцов и Викулов. Шикарный, я считаю, выбор. Вот что нам с Паладьевым делать? Не тянет Женя уровень. Совсем у них в «Спартаке» бардак. Может сразу заменить на Астафьева?
— Спи, давай, — отмахнулся Сева Бобров. — Парни у нас молодые, но мы-то с тобой уже не мальчики. Перед игрой нужно выспаться.
— Вчера из-за повреждения Михайлова три шайбы получили, — заворчал мой сосед в кресле около иллюминатора Боря Александров. — Давай поговорим с ним, чтоб он на игру сегодня не выходил. Колено — это не шутки. Хотя, все хотят на Олимпиаду. Как ты считаешь, Иван?
— Обязательно, поговорим, — тяжело вздохнул я, думая совсем о другом.
«Допустим, выиграю я с парнями Олимпиаду, чемпионат СССР, чемпионат мира в Праге и Суперсерию 1972 года против сборной НХЛ. Что ещё мне нужно для полного спортивного счастья? Суперсерия 1974 против ВХА и кубок Канады 1976 года. Вот после 76 года и можно подумать об НХЛ. Мне тогда уже будет 30 лет, ещё четыре года спокойно могу играть при соблюдении спортивного режима, которого я и так строго придерживаюсь. Мне ведь только с наружи 25 лет, а внутри уже 50. Да и пока мне здесь хорошо в СССР, у меня тут девушка, Варвара, и кот Фокс. И вообще далеко ещё до 1976 года».
Если Рим основали на семи холмах, а Москву на одном большом Боровицком холме, то Стокгольм ради эксперимента рыбаки построили на четырнадцати островах. На каком острове, оказалась наша гостиница, лично я сказать затруднялся, так как везли в неё всю команду в спящем виде. Как уверял сопровождавший нас в автобусе гид, с гостиницей нам повезло, до ледового дворца «Йоханнесховс» всего километр, до исторического центра города не больше пяти, и магазины все рядом.
— Благодетель, — пробормотал я, снова проваливаясь в сон.
Лишь где-то за три часа до матча народ в команде более-менее пришёл в себя. И естественно сразу же кое-кто захотел пробежаться по магазинам за джинсами, пиджаками, рубашками и прочими дефицитными вещами у нас в Союзе. Но Всеволод Михалыч, которому кто-то успел вовремя стукнуть, сам прошёлся по всем комнатам, а расселили нас по двое, и попросил, чтобы про магазины мы забыли до завтрашнего дня.
— Правильно, Михалыч, — сказал я, когда он заглянул в нашу с Борей Александровым комнату. — Сначала разберёмся со шведами, а потом уже с джинсами. И кстати передай всем, кто по-русски не понимает, чтобы подошли ко мне, и я им все доступно расшифрую. — В подтверждении своих слов я показал большой кулак. — Только я на полчасика выйду воздухом подышу, можно?
— Я засёк, — недовольно поморщился главный тренер, ткнув пальцем в свои наручные часы.
А выйти подышать в город со мной собралась вся наша небольшая компания акционеров: Куликов, Фёдоров, Минеев, Скворцов и Александров. Я решил, что на улице будет гораздо меньше посторонних ушей, либо эти уши будут шведские и нашему разговору не помешают.
— Уважаемые товарищи акционеры, — сказал я, когда мы вышли на брег какого-то канала. — У нас есть один не решённый вопрос. Сколько покупаем гитар? Семь или восемь на всю имеющуюся «наличку»?
— Вот как бы купить так, чтоб мы заплатили за семь музыкальных инструментов, а приобрели восемь, — размечтался «Малыш». — Давайте подумаем над таким предложением. Кто «за»?
— Я сейчас вам устрою здесь день голосования, — недовольно бросил я, ведь тут же пятеро хитропопых компаньонов эти руки подняли. — Значит, план будет такой. Сегодня бьём шведов под Стокгольмом, а завтра утром сразу после открытия магазина решим семь приобретать «Гибсонов» или восемь. И это будет зависеть от скидки, которую я попытаюсь выторговать, ловись халява большая и маленькая. А сейчас у нас на первом месте хоккей, пошли в гостиницу, нечего Михалыча раньше времени нервировать.
После первого периода последнего матча скандинавской серии товарищеских игр, я невольно вспомнил свои слова о том, чтобы не нервировать Всеволода Михайловича. Ведь в первые двадцать минут встречи всё вышло с точностью до наоборот. Команда, что называется, не попала в ритм игры. Мы еле-еле ползали по льду, когда наш соперник был максимально сконцентрирован и по-спортивному зол. И сейчас старый восьмитысячный ледовый дворец радостно и весело гудел так, что отдавалось в раздевалке, потому что на табло горели обидные для нас и прекрасные для хозяев льда цифры — 3: 1. Врач сборной Олег Белаковский «колдовал» над коленом Бориса Михайлова, который не послушался ни чьих уговоров и вышел на игру. И в итоге повредил боковые связки колена.
— Ты понимаешь, что теперь на два месяца вылетел из игры? — Нервно теребя себя за волосы, спросил Всеволод Бобров хоккеиста. — Пока ты катался на одной ноге, сначала Викберг через вашу пятёрку забросил, затем Лундртрём отметился. Такое «геройство» в спорте — никому не нужно!
— Михалыч, мы ведь одну отквитали, — заступился за друга Володя Петров. — Да и потом Миней мог и потащить разок. — Армейский нападающий бросил гневный взгляд на нашего второго голкипера Володю Минеева, который сегодня защищал ворота сборной.
— Ай! — Отчаянно отмахнулся Бобров. — Далее, Паладьев не понимаю, что с тобой происходит? За Линдбергом не уследил. Вот вам и 3: 1. На второй период выходим играть в три пятёрки. В звено Петрова вместо Михайлова на левый край встанет Викулов. К Ляпкину в пару в защиту перейдёт Астафьев. Третья тройка нападения будет следующей: слева — Скворцов, центр — Федотов, и правый край — Якушев…
«Михайлов, Михайлов, — начал вспоминать я то, что раньше читал про Олимпиаду в Саппоро. — А ведь он прямо там, в Японии, повредил своё колено. Странно, вроде я упираюсь, меняю будущее, а оно, так или иначе, снова возвращается к своему старому руслу».
— Тафгаев! Спишь что ли?! — Окрикнул меня Бобров. — От вашей пятёрки жду динамики, движения и мощных атакующих действий. Мы не имеем права проигрывать перед Олимпиадой шведам. Нам, и мне в частности это может ой как аукнуться в будущем.
— Ну, тогда Минеева на воротах тоже меняй! — Встал с места Петров. — С Минеем точно сегодня просрём.
— Ты башкой в самолёте случайно не ударился? — Встал я и сделал большой шаг к Петрову. — Или при посадке укачало? Минеев стоит нормально. Ему две штуки с пятака затолкали. Сейчас не дать ему шанса на Олимпиаде останемся с одним вратарём! Я за Володю Минеева ручаюсь.
— Хватит орать! — Крикнул Всеволод Михалыч. — Второй период покажет, кто за кого у нас ручается.
Володя Минеев, который в начале сезона был всего лишь третьим вратарём горьковского «Торпедо» в последние дни ловил себя на мысли, что он провалился в сказку. Играть в воротах сборной страны — это же мечта детства! До этого сезона молодой белобрысый парень провёл всего семнадцать игр в высшей лиге, но вдруг всё поменялось на предсезонном турнире в Череповце. Новая вратарская техника, которую почему-то Иван Тафгаев назвал «Баттерфляй», мало того, что далась ему легко, она вывела его на новый уровень. Может, у него не было такой классной реакции, как у Третьяка или Пашкова, может он не имел такого стального характера как Виктор Коноваленко, но свои шайбы он уверенно брал.
«Да, я — второй номер! — подумал про себя Минеев, выходя на второй период, на лёд стокгольмского дворца «Йоханнесховс». — Но я второй номер сильнейшей команды Мира! Хрен они мне, что сейчас забросят! Гадом буду! За котов!».
— Вовку Минеева надо поддержать, — перед началом второй двадцатиминутки сказал я своим партнёрам по тройке нападения Александрову и Мальцеву, в ожидании шведской сборной.
— Не маленький, — пробурчал Саша Мальцев. — Но в атаке нужно постараться. Правда, я сегодня что-то не в ногах. Чувствую, как будто всё плывёт перед глазами.
— А ты смотри на всё одним глазом, помогает, — усмехнулся Боря Александров. — У меня, кстати, тоже «вестибулярка» барахлит.
— Калеки, — пробубнил я. — В средней зоне пас на меня, я шайбу сам привезу к воротам Абрахамссона и там её разыграем.
Наконец шведские игроки тоже соизволили выкатиться на ледяное поле. И появление своих любимцев восьмитысячная толпа встретила громкими и продолжительными аплодисментами, словно депутаты Леонида Брежнева на съезде КПСС. В сегодняшней игре, в принципе, как и во вчерашней, сборная «Трёх корон» имела существенное преимущество, она как хозяйка льда, имела возможность выпускать свою пятёрку после нашей, то есть Билл Харрис мог использовать «наложение» звеньев. Вчера против нас «огребали» Хаммастрём — Викберг — Лундстрём, а сегодня нам не давали играть Юханссон — Пальмквист — Петтерссон. А Викберг с компанией в этой игре очень удачно действовал против пятёрки Володи Петрова. В защите же у шведов меня встречали — хороший знакомый здоровяк Экман и пока ещё не пуганый Милтон. Я вообще старался кулаками не махать, так как сегодня нужны были команде не количество поставленных мной фингалов, а количество заброшенных мной шайб и отданных голевых передач.
Судья из ФРГ Баадер повертел головой, удостоверился, что все готовы, и вбросил шайбу на лёд. К сожалению, вбрасывание Пальмквисту я проиграл, ведь меня тоже немного штормило после самолёта. «Ничего, — решил я, — сейчас кого-нибудь впечатаю в борт, сразу прояснится в голове».
И первым кого я решил огорчить, чтобы мои мозги встали на место, оказался Хакан Петтерссон, который был выше на голову Бори Александрова и уже несколько раз против нашего «Малыша» сыграл жёстко. Но сразу же бить шведского крайнего нападающего было против правил, нужно было дождаться, когда шайба придёт к нему. А шайба заметалась в средней зоне, где мы ловили хозяев поля в наш хорошо уже отработанный «капкан».
Вдруг защитник гренадёр Экман, перевёл непослушную шайбу на левый край Петтерссону. Борька чуть-чуть успел шведа клюшечкой притормозить в пределах правил. Я же с улыбкой на лице тут же ускорился, так как лучшего момента для красивого силового приёма может и не быть. Краем глаза в доли секунды заметил вытянутое лицо тренера из Канады Билла Харриса, который быстрее всех сообразил, что сейчас произойдёт, и с разгону воткнулся в крупное тело бедного Хакана Петтерссона. Дальше, коньки шведского парня мелькнули как клинки самурая перед моим носом, а сам пострадавший вылетел за борт точнёхонько под ноги канадского хоккейного специалиста.
— Окей Билл? — Успел спросить я потрясённого тренера «Тре крунур» и, завладев шайбой, полетел в атаку.
Ох, как просветлело в голове! Следующим на моём пути вырос защитник Милтон, крепкий широкоплечий парень. Но и он попал под электричку, зазевался с испугу, поэтому присел на пятую точку, но клюшку не потерял и успел своей фирменной «кочергой» дать мне по ногам. И вот я падаю, хорошо что в зоне атаки, перед воротами Абраха… В общем фамилия непроизносимая. Ведь падать перед своими воротами это как-то не солидно. Шайбу пока мысли путались, я автоматически скинул влево на «Малыша». «Всё дальше без меня», — подумал я, скользя на пузе прямо в деревянный жесткий борт.
— Бам! — Что-то бамкнуло прямо в лоб.
«Что угодно, только не сотрясение мозга и мировая ядерная война!» — пролетела последняя мысль. Но вдруг прямо в ухо кто-то заорал «Гол!» и спокойно полежать мне не дал. А потом ещё нагло так начал меня трясти как в УАЗике, который катит куда-то по бездорожью по долинам и по взгорьям.
— Гол! Тафгай! — Заорал мне в лицо Мальцев, из чего я сделал вывод, что забил именно он. — Ты чё как?
— Нормально, — пробормотал я и, приподнявшись, поехал на смену. — Между прочим, кости черепа — самые крепки в теле человека. Итс ол райт, Алекс. Итс ол райт.
За пару минут на скамейке запасных, я успел понюхать нашатырочку, ватку с которой мне сунул под нос доктор Олег Белаковский, попил водички и на вопрос Всеволода Михалыча:
— Ты как, готов?
Я ответил почему-то опять на английском:
— Итс ол райт коуч! Нид ван мо гоул.
— Совсем Ваня пиз…улся, — пожал плечами Белаковский.
— Пусть чешет хоть на японском, нам ещё шайба нужна, — отмахнулся Бобров. — Давай Тафгай! — Гаркнул он мне в спину.
Как я выиграл это вбрасывание, почему-то в памяти не отпечаталось, зато я отлично запомнил испуганное лицо шведского защитника Экмана, когда я опять как танк полетел на ворота Абрахамссона. Канадский наставник сборной «Тре крунур» Харрис заорал на чистом английском языке, чтобы меня срочно уложил на лёд. Но Милтон, притворившись глухим, лишь попятился спиной в свою зону, дескать, мне одного раза хватило. Тогда Экман, выругавшись на своего напарника, бросился сам на меня. И всё это произошло за какие-то две или три секунды, а потом Кеннет Экман полетел. В том смысле, что я резко присел, а он, чтобы стукнуть меня как следует, прыгнул. В итоге скрутил красивое гимнастическое сальто. Я бы даже поставил высший бал за артистичность. Но масса Экмана тоже оказалась не шуточной, поэтому прилёг и я, но успел в сторону толкнуть шайбу, которую подхватил Александр Мальцев.
Рывок Мальцева, поддержал и Боря Александров, они вдвоём вылетели на «трусишку» Милтона и вратаря Абрахамссона. Александр замахнулся, но вместо щелчка сделал резкий пас на «Малыша», который броском в касание загнал шайбу в верхний угол ворот и сравнял счёт в матче — 3: 3.
— Ты как? — Спросил меня Сева Бобров, когда мы под недовольный свит трибун и английский мат канадского тренера, поздравив друг друга, вернулись на скамейку запасных.
— Итс ол, то есть дай пару смен дух перевести, — попросил я, тяжело дыша. — Кости вроде целы, голова тоже не шумит. Что-то с памятью моей стало, всё, что было не со мной помню. Нормально всё, коуч. — Устало улыбнулся я.
После второго периода вратарь Владимир Минеев выслушал множество лестных слов от Всеволода Михалыча. И было за что. Во-первых, ликвидировал выход два в одного. Во-вторых, оставил ворота в неприкосновенности, когда команда отбивалась в меньшинстве. В-третьих, взял намертво две очень трудные шайбы.
— Вот как надо биться за Родину на льду! — Закончил свою похвальную речь Всеволод Бобров. — Молодец Минеев. Тафгаев, ты тоже…, но стал заговариваться. Какой я тебе коуч? Плохо с головой — попей чаю, и съешь таблетку глюкозы.
— Да, — согласился Тафгаев. — Сейчас бы «сникерс». Не тормози — сникерсни! — Сказал Иван слова, которые никто в раздевалке не понял, но всё равно народ засмеялся.
«Наверное, сникерс — это какой-то экзотический фрукт», — подумал про себя Минеев, но вслух ничего не произнёс, и переспрашивать, тоже не стал.
— Сникерс? — Сморщился на секунду главный тренер, как будто проглотил ядовитого таракана. — Далее, Харламов, Петров и Викулов в концовочке сделали очень красиво. Раскатали шведов как в кино. Вот такой игры я жду от всех вас. После 3: 1 в первые двадцать минут, 3: 4 — перед заключительным периодом счёт замечательный. Что Минеев, спросить что-то хочешь?
— Хочу сказать, мужики я вас не подведу, — внезапно для себя высказался, скромняга, Володя Минеев. — Но обрезайтесь поменьше.
— Правильные слова, — улыбнулся Всеволод Бобров и пожал руку своему второму вратарю.
Первые десять минут третьего периода до смены ворот, провели не шатко не валко. Шведы нам не давали играть, мы им. Нас счёт 3: 4 — устраивал, а их — нет, но нам было на это наплевать. Лично я окончательно пришёл в себя и перестал называть коучем Всеволода Михалыча, который единственный из всех был как на иголках. Дело в том, что перед выходом на третий период в подтрибунном помещении произошла неприятная сцена, невольным свидетелем которой я стал. В этот раз я шёл позади всей команды, застрял в одном месте, и видел, как Боброва остановил какой-то мужичек из нашего Советского посольства в Швеции. Судя по неловким движениям, чиновник был уже «хорошо навеселе».
— Севка, Бобёр, ну зачем так грубо играть? — Пьяно икнул работник посольства. — На трибунах ведь шведские царские особы. Карл Густав кажется, да хрен их поймёшь. Ну, это Бобёр, ну ты меня понял?
Всеволод Михайлович ненавидел, когда его малознакомые люди называли Севкой да ещё и Бобром, как голоного пацана. И наш наставник, не выдержав наглости, как дал с правой руки чиновнику посольства, что тот присел на попу.
— Иди на х…, дурак! — Прошипел Михалыч, и пошёл за командой на скамейку запасных.
А я вспомнил, что в 1974 году что-то подобное произошло с работником Советского посольства в Финляндии. И тогда Боброва после двух побед на чемпионатах мира в Москве и в Хельсинки, отстранили от сборной и вообще убрали из отечественного хоккея.
«Неужели я своим вмешательством в историю спорта ускорил событийный ход? — думал я, сидя на лавке и немного выключившись из перипетий сложного матча. — Что ж теперь будет-то? До Олимпиады снять Боброва точно не должны, а потом, всё что угодно может случиться».
— Тафгай, на смену! — Окрикнул меня Всеволод Михалыч. — Не спать, не спать, — похлопал он меня по спине.
— Не спи художник, не спи, — улыбнулся я и поехал на точку вбрасывания.
Не знаю что случилось, но вбрасывание я опять проиграл. Очень хорошо против меня сегодня действовал на точке Пальмквист. Хотя, скорее всего, не хватало элементарной концентрации внимания из-за отсутствия нормального отдыха. Атаку закрутили шведские хоккеисты самую простую, Юханссон пересёк центральную красную линию и пальнул шайбу в нашу зону.
И первым до шайбы добрался наш защитник Саша Куликов. Я открылся за синей линей, для паса. Но вдруг непослушный и капризный черный диск соскочил с крюка клюшки Куликова и выкатился точно под бросок Бьёрну Пальмквисту. Мощный щелчок и восемь тысяч человек ледового дворца разом заорали от восторга — 4: 4. Чуть ли не вся шведская команда высыпала через борт поздравить Пальмквиста. А защитник Саша Куликов и вратарь Володя Минеев рухнули без сил на лёд.
— Ещё играть и играть! — Крикнул я, подъехав ближе. — Подъём, мать твою, почки простудите! Красавцы.
«А сил-то почти не осталось, — подумал я, посмотрев на табло «Йоханнесховс» арены. — Только знать об этом никому не надо».
После пропущенной шайбы шведы с удвоенной силой бросились нас добивать, но прекрасная игра Володи Минеева к счастью держала нас в игре. Ведь пропусти ещё шайбу, даже на финальный штурм не хватило бы сил. Но внезапно, как это в хоккее бывает сплошь и рядом, пятёрка Астафьев — Ляпкин — Скворцов — Федотов — Якушев, которая всю игру была в тени, выдала красивейшую комбинацию, которую мы наигрывали только в «Торпедо». Наверное, Скворец рассказал, как взломать «шведские редуты». Именно он начал атаку по левому краю, красиво обыграл своего оппонента и влетел в зону атаки, где тут же резко затормозил. Одновременно с этим манёвром Федотов и Якушев побежали на ворота хозяев, уведя за собой почти всю пятёрку противника. А на ударную позицию, на свободный лёд выкатился Юрий Ляпкин из Воскресенского «Химика». Пас от Скворцова, шикарный щелчок защитника в касание и пожалуйста, вынимайте шайбу из ворот. Она где-то там, в сетке запуталась.
Теперь пришёл и наш черед, перепрыгнув через борт, высыпать на поле, чтобы обнять Ляпкина, Скворцова и всех кто попадётся под руку. И пока восемь тысяч шведских человек грустили, мы радовались — 4: 5, наша!
— Михалыч, ты чего пригорюнился? — Спросил я главного тренера, который задумчиво стоял около борта.
— Да, ерунда, — кисло улыбнулся он. — Всё проходит, пройдёт и это.
— Ты Всеволод Михалыч запомни, я тебя в обиду не дам. Повоюем ещё! — Сказал я и пожал руку нашему легендарному наставнику.