Вечером этого безумного, безумного дня, я, наконец, заключил в объятия свою ненаглядную Варвару. Моя комната на спортивной базе «Лесной город» — это конечно не отель в Париже, но сколько можно терпеть? Я ведь не железный дровосек, такой же человек как и все, только немного в голове помехи иногда происходят, а так — всё то же самое. Те же руки, те же ноги, ну и прочие члены организма. Однако, даже покрывая поцелуями бархатную кожу моей Варечки, я не мог до конца выбросить из головы дикий поступок Федерации хоккея. А что я хотел?! В старой истории так и произошло. В 1974 году Всеволода Боброва отстранили от сборной СССР после двух подряд выигранных чемпионатов мира. Для нулевых и девяностых годов — немыслимое дело!
— Ах, что ты со мной делаешь, — всхлипнула Варвара.
— Я с тобой — думаю.
— Ах, ой, ах, о чем?
— О будущем хоккея, — не стал врать я.
— Самое время, — чуть нервно хохотнула девушка и резко вскрикнула. — Да!
— Что? Всё?
— Мне же домой надо ехать! — Подскочила моя подруга. — Меня же дома потерять могут, мама сейчас больницы начнёт обзванивать, ведь в редакции газеты уже никого нет.
— Спокойно, сейчас от сторожа сделаем предупредительный звонок, — сказал я сам, вылезая из-под одеяла. — И я тебя до дома довезу, «Волга», выданная мне во временное пользование, на ходу.
«Не дошла ещё телефонизация до каждого жителя страны, — подумал я, когда натягивал штаны. — И люди пока могут спокойно спасть. Но пройдёт совсем немного времени, и с телефоном в кровать многие будут ложиться гораздо чаще, чем с живым человеком противоположного пола».
В сторожке охраны, пока Варя разговаривала с мамой, мне передали телеграмму от Всеволода Михалыча: «Встречай аэропорт буду в 6 17.02 тчк».
— Неужели Всеволода Михайловича из сборной выгнали? — Спросил меня сторож дядя Семён, который, пока мы в Японию летали, приглядывал за нашими котами. — Олимпийского чемпиона! Неужели напился?
— Сева Бобров месяц уже не пьёт. — Сморщился я, и снова поразился скорости распространения слухов по планете Земля. — Пока вопрос не решённый. 29-го февраля состоится заседание Федерации, потом опубликуют приказ в «Советском спорте», вот тогда и будем делать выводы.
— Ясно, значит, сняли, — крякнул сухонький среднего роста мужчина, с очень вредным характером. — Не ценят у нас людей. А как кто-нибудь из великих помрёт, то сразу вой: «Какого человека потеряли! Не уберегли! Караул!». Что характерно, горланят потом громче всех те, кто этого гения в могилу и подталкивал. Радуются они так, что ли?
— Кто? — Не понял я странной аллегории.
— Лилипуты, которые ненавидят великанов, — так же загадочно ответил сторож.
— Всё нормально, — улыбнулась девушка, оторвавшись от телефона. — Мама в порядке.
— Идём на вторую серию? — Обрадовался я.
— Давай завтра, мне с утра на работу. — Грустно вздохнула Варвара. — Статью про детские сады заканчивать надо.
— На какие жертвы только не пойдёшь ради детских садов, — хмыкнул я.
Спустя примерно час, на обратной дороге от дома Варвары к спортивной базе, когда уличные фонари пролетали за коном автомобиля, мне вдруг в голову пришла интересная мысль о цикличности, происходящих в жизни процессов. Ведь не случайно Олимпиады проводят раз в четыре года, получается временной промежуток кратный двенадцати годам Китайского гороскопа. А есть ещё двенадцатилетний цикл Юпитера, по которому каждые двенадцать лет меняется жизнь человека. Но ведь можно цикл Юпитера выстроить и для мирового хоккея.
Я посигналил, остановившись перед шлагбаумом, что преграждал путь на базу. Из сторожки медленно вышел одетый в тулуп дядя Семён, что-то себе поворчал под нос и открыл мне проезд. Я же заехав внутрь «Лесного города» остановил машину и пока мысли не разлетелись из головы, побежал в сторожку.
— Дядя Семён дай ручку и бумагу, идея одна пришла, сейчас не запишу, потом не вспомню, — затараторил я.
— Настоящие идеи, так просто из головы не вылетают, — занудел сторож, но пишущие орудие бумагомарательного производства выдал.
— Допустим Вторая Мировая война — это стартовая черта, — сказал я, нарисовав черту.
— Ясное дело черта, столько народу сгинуло. — Заинтересовался моими выкладками Семён. — Почитай всё по-новому налаживать пришлось.
— Первый крупный хоккейный турнир Олимпиада 1948 года — выиграла Канада. — Написал я и продолжил. — Далее Олимпиада 1952 года — вновь взяла Канада. 1956 год…
— Мы победили! — Гордо ответил за меня сторож. — И США обыграли и Канаду. Пиши дальше.
— 1960 год золото досталось США, а вторыми стали Канадцы, — огорчил я мужика. — А сборная Тарасова вообще осталась третьей. 1964 год — в австрийском Инсбруке наша победа, на высшей ступеньке — СССР. 1968 год во французском Гренобле опять мы, СССР.
— Ну, вы и сейчас победили в Саппоро 1972 года, — улыбнулся Семён. — Чего ты тут тень на плетень наводишь?
— Победить-то победили, но Канада не приехала. Это всё равно, что в подворотне вместо настоящих матёрых хулиганов отловить хулиганистых подростков и напинать им под зад. — Я почесал затылок и продолжил писать историю мирового хоккея дальше:
1972 серия СССР и НХЛ. 1976 год — первый Кубок Канады. 1980 год — Олимпиада в Лейк-Плэсиде, про которую больше всего информационного шума. А наш победный Кубок Канады 1981 года вспоминают только у нас в Союзе. 1984 год — третий Кубок Канады. В 1988 году — Олимпиада в Калгари, первая олимпийская победа сборной СССР на Американском континенте. 1992 год — Олимпиада во французском Альбервиле. В 1996 году — первый Кубок Мира. Так как два кубка Канады 87 и 91 годов прошли малозамеченными мировой общественностью, вот и организовали новый турнир. А в 1987-ом судейство вообще было омерзительным, которым и испоганили хорошее соревнование. 2000 — чемпионат Мира в Санкт-Петербурге, мистическое место. 2004 — второй Кубок Мира. 2008 — чемпионат Мира по хоккею в Канаде, посвящённый 100-летию международной федерации хоккея на льду. Черта — финиш, 2012 год — перезагрузка и новые правила.
Затем я посмотрел на свои закорючки, на удивлённое лицо сторожа, который пока ничего не спрашивал, но очень хотел и сделал промежуточный вывод:
— Кое-что не вписывается в эту картину мира. Например, серия с ВХА в 1974-ом. Но ВХА быстро прекратила своё существование. Складывается такое впечатление, что каждые четыре года хоккей становится ареной битвы ещё чего-то. Я помню, мне в Каирском музее рассказывали, что раз в четыре года в Древнем Египте собирались жрецы культа Сета и культа Осириса гоняли загнутыми палками маленький мячик и победитель матча верховодил всеми египтянами следующий срок до новой игры. А самые важные, ключевые турниры проходили раз в двенадцать лет. Наш 1972 год — ключевой.
— Ндааа, — протянул дядя Семён. — Знатно тебя шайбой по голове приложили наши чехословацкие друзья. Иди-ка ты лучше спать. У вас завтра первая тренировка, давай, давай топай. Кубок Мира, едрит мадрит. В этом 72-ом году никакой игры с НХЛ не будет, запомни это и запиши.
— Вам сторожам виднее, — пробурчал я.
На следующий день в среду 16-го февраля на первой после Олимпиады тренировке, все разговоры только и крутились вокруг отстранения нашего старшего тренера Всеволода Боброва из сборной СССР. В раздевалке, когда переодевались — шу-шу-шу. На разминке, когда круги наматывали — шу-шу-шу. Даже перед тренировочными двухсторонками пять на пять, которые сейчас были важнее всего, чтобы парни вспомнили свои старые игровые связи, Скворцов, Александров, Куликов и Гордеев пристали ко мне с одним единственным вопросом, что будет дальше?
— 29-го февраля заседание. — Устало пробормотал я, так как и сам думал, а что дальше. — Поэтому план такой. Завтра выносим ЦСКА, 20-го «Локомотив», его вообще без вопросов. 23-го обыгрываем СКА из Ленинграда. А 26-го и 27-го «Трактор». И мы практически чемпионы СССР. Как потом чиновники объяснят народу, что Михалыч не имеет права тренировать сборную страны, если он за короткий срок выиграл приз «Известий», Олимпиаду и чемпионат СССР?
— Тогда дело за малым, — усмехнулся Сашка Скворцов, — осталось только ЦСКА «надавать по щам».
— Тафгай! Смена! — Дунул в свисток второй тренер Игорь Чистовский. — Булочками работаем, булочками!
А после тренировочного занятия, прямо на трибунах состоялось небольшое собрание акционеров общества «Там купили, теперь, как тут продать?», в составе: Фёдоров, Куликов, Минеев, Александров, Скворцов и я.
— Если Михалыча снимут, то прощай «загранка», — печально сообщил Саша Куликов и тихо зашептал. — Что с долларами делать будем? Продать бы их побыстрее, мало ли.
Да, 1800 американских зелёных рублей я привёз в тайнике обратно, это была наша общая премия, выплаченная после финала Олимпиады, которую мы не стали тратить впопыхах перед закрытием олимпийских игр.
— Сказано же, что не снимут Боброва, если ЦСКА размолотим, — прошипел «Малыш». — Нам эти бумажки зелёные в ФРГ пригодятся, зуб даю. Купим там «Нагру» швейцарскую за 300, а тут сдадим за 3 тысячи.
— «Nagra IV-S» магнитофон классный, — согласился с другом Скворцов. — Здесь с руками оторвут. Когда шмотки из Японии будем скидывать?
— Сегодня, — ответил я. — Сейчас всё перегружайте ко мне в машину, и список, у кого что. Джинсы, шмынсы, футболки, нейлоновые чулки, пуховики. Поеду я пообщаюсь с одним товарищем. Возможно, что помощь его понадобится.
— Я с тобой, — подскочил Боря Александров. — Может и моя помощь понадобится? — Юный гений прорыва показал кулак.
— Не, пойду один и без оружия, — усмехнулся я. — Думайте пока, чем завтра ЦСКА удивлять станем. Они теперь все наши командные наработки и комбинации знают назубок. Кто хочет снова по заграницам кататься? Вот и соображайте.
В Советском союзе если ты соприкасался с незаконной фарцовкой, то хочешь не хочешь должен был иметь дело с криминальными элементами. Для меня таким элементом стал Геннадий Заранко по прозвищу «Заран», с которым мы спустя час после тренировки обедали в ресторане «Волна». Чем он отличался от остальных? Хотя бы тем, что старался решать вопросы без «мокрухи» и по совести, да и сидельцев вокруг себя не держал.
— Если ты хочешь поговорить по поводу «кидка» с икрой, то вопрос с этими балбесами мы уже порешали. — Сказал «Заран» с большим аппетитом уплетая местные котлеты. — Шмотки Японские привёз? Всё возьму. Мог их просто для меня оставить, деньги бы я завёз.
— А как ты смотришь на такой бизнес? — Я отпил кофейку и выждал небольшую паузу. — Мы привозим пять классных импортных катушечных магнитофон и один студийный проигрыватель пластинок. Цепляем это всё в линию и переписываем дефицитные пластинки на магнитные катушки для продажи? За два месяца все расходы окупятся, и повалит чистая прибыль. А потом эти деньги можно будет вложить в собственную студию звукозаписи и получать доходы от сотрудничества с музыкантами и звёздами эстрады. Условно говоря, приезжает наш горьковский ансамбль «Лейся песня» и в студии прямо на катушку записывает концертный вариант своего творчества. Или, например, можно Аркашу Северного привезти и записать. Галича, а ещё лучше Володю Высоцкого. Артисты заработают достойные деньги, ты со своими орлами хороший и постоянный доход, а самое главное простые люди получат музыку высокого качества в любом количестве.
— Владимира Семёновича записать? — «Заран» даже перестал жевать и отодвинул котлеты в сторону.
— Да. А после 85-го года это будет называться шоу-бизнесом, где деньгу потекут в карман рекой. — Сообщил я, немного нагнувшись к криминальному авторитету, для придания этим словам особой важности. — И самое главное никого не надо ни грабить, ни убивать. С милицией только придётся делиться, чтобы они смотрели на это всё сквозь пальцы. Море денег будет. А если плёнки сбережёшь до нулевых, когда их оцифруют, тебе меломаны памятник поставят, и поминать будут хорошим словом десятки лет.
— А тебе-то что с этого? — Пробормотал Геннадий Заранко, представляя открывшиеся перспективы.
— Ты слышал, что Севу Боброва из сборной убрали? — Перешёл я к сути нашей встречи.
— Да не может быть? Вы же Олимпиаду взяли. Они там чё наверху совсем охренели? — Гена погрозил кулаком в потолок.
— После завтрашней игры с ЦСКА нужно, чтобы из разных уголков страны полетели телеграммы в спорткомитет по адресу: Лужнецкая набережная дом 8, следующего содержания: «Требуем вернуть в сборную тренера Боброва и капитана команды Тафгаева». Пусть твоя братва что-нибудь полезное для страны сделает.
— Постой, — помахал рукой «Заран». — Тебя что ли тоже из сборной попёрли?
— Завтра, когда будут снимать сюжет о матче лидеров чемпионата для программы «Время», я дам интервью, в котором сделаю официальное заявление, что если Всеволода Боброва отстранят, то я отказываюсь выступать за сборную СССР. — Я допил залпом горький кофе.
— Тебя же дисквалифицируют, — почесал затылок криминальный авторитет. — И не таких обламывали.
— Спокойно, я всё рассчитал. Заседание спорткомитета состоится 29-го, а 27-го мы уже практически станем чемпионами страны. В трёх оставшихся мартовских матчах нужно будет набрать всего три очка, а мужики это и без меня осилят.
— Телеграммы значит нужно из разных городов послать ради Боброва? — Снова задумчиво почесал затылок Заранко. — Рисковая комбинация. — Улыбнулся он. — Ладно, сделаю. Тысячи весточек хватит?
— Лучше две, — хмыкнул я.
— Замётано. А что ты придумал по поводу большой партии импортного дефицита через границу с Финляндией? — Прищурился Геннадий.
— В июне болота подсохнут, сходим в Финляндию, есть у меня там зацепки. — Я подал руку криминальному авторитету «Зарану». — Сейчас хоккей — это самое важное.
«Дела финансовые порешали, — подумал я, выходя из ресторана и поглядывая на часы. — Теперь пора подумать и о душе. А что у нас отвечает за душу, которая есть нематериальная часть живого существа, и требует ежедневно духовной пищи? Заеду сейчас к писателю, что-то он притих, может уже отрёкся от литературы. И к шаманидзе, давно его что-то видно не было. Узнаю как продвигается дело спасения СССР».
От ресторана «Волна», что до первого, что до второго было рукой подать, но писатель Сергей Викторович всё же был чуточку ближе, поэтому через десять минут я стоял в его плохо убранной прихожей.
— Как продвигается создание литературного шедевра? — Спросил я, уловив еле заметный запашок перегара. — Я деньги привёз на три месяца вперёд. Хвастайся уже, не томи душу.
— Пока похвастаться нечем, — пробубнил писатель и хмуро повёл меня на кухню. — От меня жена ушла. Нашла себе сморчка, то есть «учителешку» из вашей вечерней школы для особо одарённых великовозрастных неучей. Нестерова какого-то Роман Петровича. Поэтому встала книга, врать не буду. Выпьешь? — Писателишка порылся в холодильнике и вытащил из него литровую банку с мутной жидкостью. — Закуски только нет. Зато вода есть из-под крана.
— Давай, — я протянул руку, и когда тара с алкогольной жидкостью оказалась у меня, залпом вылил её в мойку с давно немытой посудой. — Значит, с работы тебя выперли, бабу красивую и умную ты проворонил, с книгой у тебя завал. Теперь решил избавиться от последнего, что тебе досталось даром от матушки природы, от мозгов и литературного таланта. А смысл?
— Тошно на душе, жить не хочется, хоть в петлю лезь, — признался мне писатель-неудачник, всклокотав немытые волосы на голове.
— Полное ощущение тупика, как на краю пропасти, так? — Я подмигнул Сергею Викторовичу. — Так это и есть топливо для творчества. Внутри всё свербит, горит, значит, пора браться за перо, за пишущую машинку и творить. Вот тебе 200 рэ, ты теперь либо упьёшься насмерть, либо начнёшь писать, как никто и никогда, выбросишь из квартиры хлам, наведешь в ней порядок, а дальше вперёд и выше. Ты думаешь один такой страдалец? Люди живут без ног, без рук, но руки не опускают. В переносном смысле конечно. — Я выложил деньги на грязный кухонный стол и добавил. — Если через месяц не покажешь мне восемь качественных первых глав, найду с помощью местных бандитов и нос сломаю. В самом прямом смысле слова.
— Я не успею, — пробубнил писатель, опустив голову.
— Достоевский Федор Михайлович всего «Игрока» написал за двадцать шесть дней. Всё, мне пора, провожать не надо, дверь сам захлопну.
Ещё через полчаса я нашёл шамана-знахаря самоучку тоже не в лучшем виде. Однако от Волкова алкоголем не пахло, а вот поведение его было копией, как и у писателя-неудачника. Впустив меня в избу, шаман вернулся в светлицу и молча, словно в гроб, улегся спиной на скамью.
— Что не спасется СССР никак? — Спросил я, присев рядом на табурет. — Или тебя уже за «умные письма» в ЦК КПСС вызывали куда надо и о чём надо провели беседу? Молчание знак согласия?
— Отвали, — пробурчал шаман. — Чего приехал?
— А так не заметно? — Я показал Волкову на свой правый глаз, где красовался огромный синяк. — И сюда ещё глянь. — Я встал, повернулся спиной и задрал вверх рубашку, чтобы он полюбовался множественными отметинами от чужих клюшек на моём мускулистом теле. — Это малая часть цены за олимпийское золото. Успокойся уже, СССР не спасти! Доставай свои травки, бубен, лечебных пиявок, займись уже тем, что у тебя лучше получается.
— Да почему не спасти?! — Подскочил с лавки шаман.
— Слышал про такой Вселенский закон, как закон Свободы воли? Если я делаю то, что хочу и при этом не наношу вред окружающим людям, то по высшим законам я имею на это полное право. Допустим, я провёл тяжелейший хоккейный сезон, почему я не могу в отпуске поехать попутешествовать на автомобиле хотя бы по странам социалистического лагеря? Варшаву, Прагу, Будапешт, Берлин посмотреть? И даже если кто-то чудом соберёт кучу бумаг, и ему разрешат выезд, то на какие шиши он поедет? Кому там наши рубли нужны? У нас везде пишут, что СССР — это вторая экономика в мире. Так почему мы не имеет своей конвертируемой валюты? Серьезная экономика без неё — это же порнография! Или вот: одну музыку можно играть и слушать, а другую нельзя, одни книги читать можно, а другие нет. А с хира ли это кто-то за меня, взрослого состоявшегося человека, решает? Кому-то, конечно, нравится жить как в концлагере, не высовываясь, засунув своё мнение глубоко внутрь, и иметь стабильную пайку, а мне — нет. И таких как я очень много. Советский союз нарушает нашу Свободу воли, нарушает закон Вселенной.
— Слушай ты, антисоветчик! — Волков схватил нож со стола. — Проваливай по добру по здорову, а не то я за себя не ручаюсь! Мы живём и терпим для великой цели! Заграницу тебе подавай сука! Красивой жизни захотелось, пока народ у станка уголь копает и хлеб пашет?
Шаман вдруг бросился в ножевую атаку, чтобы значит ножом и гранатой искоренять всякую либерду и антисоветчину в моём лице, однако быстро получив в челюсть и потеряв где-то нож, сразу прилёг на пол и успокоился.
— Ладно, не хочешь лечить, не надо. Само заживёт. Я тут тебе денег привёз немного, в прошлый раз твоё целительство очень помогло. — Я выложил 200 рублей на стол. — Мы попаданцы во времени должны помогать друг другу, а не ссориться. Ты так свою жизнь видишь, я по-другому. Извини, если сломал чего или зуб выбил, это вышло как-то само собой, инстинктивно. И завязывай с письмами — глупая затея. Посадят ведь.
— Проваливай, — пробубнил Волков, держась за лицо.
— Извини ещё раз, — сказал я на прощанье.