Иногда бывает полезно в драке получить по «хлебалу», это ставит мозги на место, и помогает отыскать где-то в глубине своей потаённой души дополнительные силы на борьбу, главное, чтобы «хлебало» не треснуло. И у нас после «холодного душа» второго периода, когда мы получили три безответные шайбы от ЦСКА, и с мозгами всё стало нормально, и дополнительные силы нашлись.
— Нечего тут понимаешь выделываться, — тихо бубнил себе под нос, как старый дед, Коля Свистухин, когда моя пятёрка выехала на стартовое вбрасывание. — Мужики, покажите кто в доме хозяин! — Крикнул он нам вслед.
«Ясное дело кто хозяин — коты, — усмехнулся я про себя, встав на точку. — Шерсть везде разбросают, все обои издерут и лежат довольные собой, нежатся». Напротив меня поставил клюшку на лед, не убиваемый Евгений Мишаков. Под правой скулой — фингал, над левым глазом пластырем заклеенная бровь, которую я же и разбил.
— Сейчас мы вас, б…ь, расхирачим, — прошипел он, проигрывая вбрасывание мне.
И как только шайба отлетела игрокам обороны моей пятёрки, я почти в ту же секунду двинул плечом в плечо Мишакова так, что тот от неожиданности пошатнулся и, откатившись на два метра, не успел зацепить меня клюшкой.
— Пас! Пас! — Гаркнул я защитнику Куликову. — Не спи Кулик!
Саша Куликов, видя, что я на свободном льду, тут же отдал под самую красную линию. Два защитника ЦСКА Цыганков и Рагулин, медленно откатываясь к своим воротам, пока не предпринимали никаких действий, ожидая, что буду делать я. Либо пойду сам, либо сыграю через край. Однако и Александров и Скворцов оказались плотно прикрыты, поэтому простейший план созрел в голове сам собой. Я ломанулся прямо по центру. И когда уже Александр Палыч Рагулин готов был вцепиться в меня железной борцовской хваткой, я навесом бросил по воротам Николая Толстикова. И в то же мгновение с разгону воткнулся в Рагулина и, повалив его на лёд, бросился на ворота армейцев. Толстиков спокойно упал на шайбу всем телом, а главный судья свистнул вбрасывание в зоне ЦСКА.
— Нормально, — сказал я своим «пионерам», прикрыв крагой рот. — Сейчас вбрасывание берём, шайбу немного по зоне покатаем и, когда Кулик побежит помогать мне на пятак…
— Да знаю я, что делать, — отмахнулся Саша Скворцов. — Уйду на место защитника.
— Умные все стали, прямо оторопь берёт, — хмыкнул я и покатился на вбрасывание в правый круг.
Вот в чём сила игры на точке, инициатива всегда в твоих руках. Это как в шахматных задачах, белые начинают и дают мат в три хода. Кстати, именно сегодня мы играли в белых свитерах. Вот только до мата дело не дошло. Нет, вбрасывание в очередной раз я взял, и шайбу мы покатали в зоне атаки грамотно, и даже на решающий бой перед воротами Толстикова вышли, как задумывалось, но хоккей — это не шахматы. Шахматные фигуры друг друга колошматить не могут. И когда я пробился на удобную позицию на пятаке, а Куликов побежал мне на помощь, Рагулин словно медведь вцепился в мой свитер своими мощными «оглоблями».
— Удавлю, сука, — зашептал он мне на ухо, стараясь бросить на лёд.
И тут же пошёл навес на ворота, его сделал защитник Вова Гордеев, а я, падая вниз, так как армейский богатырь меня всё же повалил, махнул клюшкой так, что шайба отрикошетила не в ворота, а на оставшегося одного Женю Мишакова. Мишаков конечно не растерялся и двинул её дальше в среднюю зону. И вот уже атака пошла на наши ворота.
— Б…ь! — Выругался я и, вскочив, бросился в защиту, догонять армейских нападающих Волчкова и Моисеева.
Благо нападающие ЦСКА «закопались» в средней зоне, так как одно дело — это не давать нам играть, а другое дело самим что-нибудь изобретать в атаке. С последним у тройки нападения Мишакова сегодня было туго. Поэтому один не удачный пас от Моисеева на того же Мишакова оказался банальным «обрезом», ведь эту шайбу перехватил я и в касание отдал на «Малыша».
Создалась классическая позиция три в два множество раз отрепетированная на тренировках. Александров, я и Скворцов впереди «на лихих конях», Цыганков и Рагулин «в окопах» перед нами в обороне. Что делать мы решили, не сговариваясь, так как в игре много не побазаришь. Боря Александров по левому краю пересёк синюю линию и, резко затормозив, выманил на себя Рагулина. Я же бросился через центр вперёд на тот же левый край, чтобы разыграть «Гоп со смыком». Но «Малыш», испугавшись армейского великана, слишком рано отдал поперечную передачу на вкатывающегося справа Сашку Скворцова и шайба полетела точно мне в коньки. Я же без раздумий, автоматически махнув клюшкой мимо шайбы и чуть-чуть подпрыгнув, пропустил резиновый диск дальше. Этот немудрёный финт сыграл с армейцами злую шутку. Второй защитник москвичей Цыганков и вратарь Толстиков, поверив на одну секунду, что шайба у меня, разом сдвинулись влево. А в это время Скворцов с пятнадцати метров с лёту бросил шайбу по пустым воротам с правого фланга атаки.
Вместо весёлого крика «гол» на трибунах раздался громкий мужской мат. И пока красный фонарь тревожно горел за воротами московского клуба, а киевский судья Осипчук, дунув в свисток, указывал рукой на центр, мы радовались на все двести процентов.
— Да, б…ь! Да, б…ь! — Орал Скворцов, который сегодня уже сделал дубль, и возможно проводил пока лучший матч в своей короткой карьере.
— Красавец, ты сука, Скворец! — Обнимал его Александров. — Красавец!
— Молодчики, «пионеры»! — Хлопал я их крагой сверху по плечам и хоккейным шлемам. — Будьте готовы, всегда, б…ь, готовы!
— Вот так уважаемые товарищи болельщики, быстро меняется игровая ситуация на ледовом поле, — скороговоркой выпалил Николай Озеров в дикторский микрофон. — Казалось бы, что подопечные Анатолия Тарасова во втором периоде уже переломили неудачный ход игры в свою пользу, как в третью двадцатиминутку горьковские хоккеисты вновь довели разницу в счёте да двух шайб и снова перехватили инициативу. Беспрерывно идут атаки на ворота Николая Толстикова, который после первого периода заменил неудачно сыгравшего Владислава Третьяка. Интересно, какие слова нашёл для своей команды Всеволод Бобров в перерыве матча. Внимание, с шайбой № 11 Анатолий Фролов, обыгрывает одного игрока, входит в зону ЦСКА, и отдаёт обратный пас на защитника Астафьева. Мощнейший щелчок от синей линии! И бросившись под шайбу, очень самоотверженно сыграл капитан москвичей Виктор Кузькин. Олимпийскому чемпиону Инсбрука и Гренобля в этом году уже исполнится тридцать два года, нелегко Виктору Григорьевичу, как и всем московским армейцам, даётся сегодняшняя битва двух лидеров чемпионата. Но нужно бороться, терпеть и верить в победу. Вбрасывание в зоне хозяев льда.
После пропущенной шайбы, и это почувствовал не только я, но и почти вся наша команда из ЦСКА как будто «выпустили пар». Мы как стадо диких бизонов полетели вперёд, а они прижались к воротам и даже не помышляли о контригре. Тренер москвичей Анатолий Тарасов грустно и обессиленно смотрел на то, что творится на льду, а армейские хоккеисты играли, словно по инерции, что-то важное в них надломилось, и улетучилась в неизвестном направлении вера в свои собственные силы. Но справедливости ради надо признать, один боец всё же остался — это Евгений Мишаков. Он единственный кто, покрикивал на всю армейскую команду и заставлял партнёров хотя бы избежать разгрома.
— Надо бы «Мишу» успокоить, — тихо сказал мне Боря Александров, когда мы своей пятёркой вышли на свою смену.
— Предлагаешь ударить больно, но аккуратно? — Усмехнулся я.
— Примерно как-то так, — пожал плечами «Малыш».
— Тогда сейчас в средней зоне отдашь пас не мне, а Мишакову в крюк, — сказал я и встал на точку.
Атаковать игрока, не владеющего шайбой — это против правил не только хоккейных, но и моральных. Что касается морали, то мы тут все не подарки, а что касается правил игры, то их, как и уголовный кодекс, нужно чтить хотя бы формально. Поэтому когда мы стали «плести кружева» в средней зоне, одну передачу, как бы случайно Боря Александров подарил Евгению Мишакову. Евгений опустив голову, простодушно потянулся за шайбой, а я, разогнавшись, в момент кода эта шайба легла ему на крюк, врезал. Метра три пролетел Олимпийский чемпион и чемпион мира надо льдом, возможно вспомнив за время, проведённое в воздухе, всю свою яркую хоккейную карьеру. Я тоже вспомнил, что у меня есть ребра, и этим ребрам иногда бывает очень больно.
Силовой приём на трибунах ожидаемо вызвал всплеск ненависти к моей скромной персоне. И выразилась она свистом и матом-перематом с мест. Но больше всех меня огорчил судья Осипчук, который взял и выписал две минуты штрафа.
— За что?! — Развел я руки в стороны.
— По совокупности, — пробормотал киевский рефери.
А Всеволод Михалыч Бобров недобро улыбаясь со скамейки запасных, показал мне кулак, как будто я кулаков никогда в жизни не видел. Пришлось катить в бокс для штрафников, в котором я сегодня постоянный клиент.
— Ты смотри Варька, что твой хулиган на льду вытворяет! — Вскрикнул Вячеслав Анатольевич Варшавский. — Мало ему четыре минуты в прошлый раз судья выписал, так он ещё захотел. Чтоб ноги его в нашем доме не было!
— А может быть, Ивана довели до этого? — Возразила Варя. — Мама ну скажи ты ему!
— Слава, поверь моему женскому опыту, всё закончится сегодня хорошо, — пробормотала Ирина Игоревна, которая позабыв про вязание, оставленное на кухне, тоже присела около телевизора.
Для женщины неожиданно оказалось, что хоккей очень захватывающая и интригующая игра, особенно когда наши играют против не наших, когда ситуация в матче меняется со скоростью калейдоскопа, и когда наш вратарь отбивает, казалось бы, не берущиеся шайбы.
— Держи Виктор Сергеевич! Держи! — Закричал глава семейства, и Виктор Коноваленко поймал намертво шайбу, выпущенную в упор. — Минуту продержались. Молодцы! Трус не играет в хоккей!
Когда одна бригада меньшинства героически отстояла наши ворота. Сева Бобров, ненадолго задумался, кого теперь выпустить на лёд, так как я-то, специалист по игре в неравных составах, вне игры, точнее в боксе для штрафников.
— Михалыч, выпускай «Малыша»! — Крикнул я с места своего временного заключения.
Не знаю, услышал меня главный тренер или нет, но обороняться вышли: защитники Гордеев и Куликов, а так же центральный нападающий Свистухин и крайний форвард Борис Александров. При таком подавляющем преимуществе на точке, что имели мы в матче, такой рисковый ход напрашивался сам собой. Я встал с лавки, и следующие тяжелейшие секунды решил досматривать стоя. Судья Осипчук вбросил шайбу, Свистухин уверенно поборолся, а «Малыш» так же уверено полетел на центральную красную линию.
— Давай! — Заорал я. — Гордей, мать твою!
И защитник Гордеев закинул шайбу точно на Борю Александрова. Враз вся наша и армейская скамейки запасных встали. Народ на трибунах яростно засвистел, а Борис красиво пронёсся половину хоккейной площадки и, ловко обманув голкипера хозяев Толстикова, забросил шестую шайбу в ворота.
— Ну «Малышатина»! Ну, сукин сын! Ну, молодец! — Орал я, так как за десять минут до конца это уже была чистая победа.
— Вот так незаметно сегодня пролетели пятьдесят девять минут интереснейшей встречи, — сказал в микрофон Николай Озеров. — Счёт на табло 3: 7, и я хочу напомнить авторов заброшенных шайб. У ЦСКА отличились Фирсов, Викулов и Борис Михайлов. У гостей же отметились Тафгаев, дважды юный нападающий Скворцов, Николай Свистухин, Алексей Мишин, и после замечательной шайбы в меньшинстве от совсем молодого Бориса Александрова, с передачи Мишина седьмую шайбу забросил Александр Федотов. Откровенно не получилась игра у подопечных Анатолия Владимировича Тарасова в третьем периоде. Но в чемпионате СССР вся борьба ещё впереди. И уже 17 февраля сразу после Олимпиады в японском Саппоро состоится ещё одна встреча ЦСКА и «Торпедо» из города Горький. Мне осталось лишь поблагодарить режиссера сегодняшней трансляции, хотя постойте… Постойте… С шайбой опять настырный Борис Александров, какой замечательный дриблинг демонстрирует он. Ещё один финт, ловкий уход от силового приёма, выход один на один, бросок и великолепная игра Николая Толстикова! Но действуя, словно таран первым на добивании оказывается Иван Тафгаев № 30. Вот теперь уже точно всё, гол. Счёт 3: 8, и до скорых встреч в эфире. До свидания, уважаемые товарищи телезрители.
— До свиданья, до свиданья, добрый вечер, — пропел Вячеслав Анатольевич Варшавский и, обведя победным взором всё своё семейство сказал. — Не плохой хоккеист твой ухажёр Варвара, можешь пригласить его в гости, не возражаю.
— Вот и отлично, а я, пирогов напеку, — добавила, улыбнувшись, Ирина Игоревна.
— А можно я завтра математику порешаю? — Заканючил младший сын Игорь, который два последних периода смотрел тайком из дверей маленькой комнаты.
— По такому случаю можно, — махнул рукой отец. — Но если схлопочешь пару, то не обижайся. Мой армейский ремень всегда к твоим услугам, ибо он есть самый настоящий ускоритель всех мыслительных процессов в голове. Ясно?
— Чё сразу ремень-то? — Обиженно шмыгнув носом, пробубнил Игорь и пошёл решать задачки по несносной математике.
После традиционного рукопожатия, где я напомнил Борису Михайлову и Володе Петрову, чтоб не забыли сейчас же извиниться перед Всеволодом Михайловичем, если конечно желание выиграть золото Олимпиады ещё не пропало, меня перехватил какой-то замороченный мужчина в модном кожаном пиджаке.
— Так, сюда, сюда, встаньте вот так, лицом к трибунам, то есть наоборот, лицом к хоккейной площадке, сейчас запишем интервью для программы время.
— А ничего, что я мокрый от пота? То есть потный с головы до пят? — Криво усмехнулся я.
— И на птицефабриках, и в коровниках уже наши телевизионщики работали, так что таким ароматом у нас никого не удивить, — отмахнулся телевизионный режиссёр. — Николай Николаевич, ну время же идёт! — Крикнул мужчина высокому и грузному телекомментатору Озерову, который не спеша спускался из дикторской кабины.
И пока режиссёр с комментатором о чём-то договаривались, мне прямо в шары направили большой квадратный фонарь. Я похлопал глазами старясь привыкнуть к такому необычному типу освещения и тяжело вздохнул. Наконец, Николай Озеров, взял в руки микрофон на длинном металлическом держателе, пожал мне руку, поблагодарив за игру, и сказал оператору, что он готов.
— Запись, — пробурчал недовольный дополнительной работой телевизионщик за здоровенной камерой.
— Первый вопрос, скажите Иван, как вы оцениваете сегодняшнюю игру? — Спросил Николай Николаевич.
— По моему субъективному мнению не всё получилось у нас в этом матче, как мы задумывали. Второй период провели из рук вон плохо, — ответил я. — Что не удивительно, ведь ЦСКА более чем достойный соперник. Многократный победил чемпионатов СССР и Кубка Европейских чемпионов. «Но и на старуху бывает проруха», — как сказала польская красавица Инга Зайонц в одном очень известном литературном произведении. Причём «дали прикурить» армейцам Москвы уже в третий раз. Поэтому с большим нетерпением ждём ЦСКА и персонально товарища Тарасова Анатолия Владимировича 17 февраля в гости. Шикарный приём гарантируем, за это я отвечаю. А специальный сувенирный совочек, чтоб проще было выгребать шайбы из ворот, изготовят и подарят дорогим московским гостям простые работники Автозавода «ГАЗ».
В этот момент мимо телевизионной группы как раз прошли игроки ЦСКА и Анатолий Тарасов, который был неимоверно зол, правда, не понятно на кого, что-то нелитературное выказал очень тихо себе под нос.
— Тогда вопрос такой, — улыбнулся Николай Озеров. — Чем вы объясняете такой прогресс вашей заводской команды?
— Секрет очень прост, и я даже могу сформулировать его одним словом. Надо? — Спросил я комментатора, и когда он утвердительно кивнул, я ответил. — Этот секрет — Бобров, главный тренер нашей команды. Многое ему удалось изменить в тренировочном процессе, кое-кому мозги вернуть на место. А то некоторые мастера хоккея с шайбой и не только они, привыкли, чтоб за ними тренер бегал как воспитательница за детьми в детском саду. Сопли подтирал, на горшочек вовремя усаживал. И хоть наш хоккей официально считается любительским, отношение к нему у самих хоккеистов должно быть максимально профессиональным. А иначе, смотрите на табло и не жалуйтесь, что сегодня не залетело. Всё? — Выдохнул я.
— Да, резковато вы… Кхе. Тогда последний вопрос. — Задумался на секунду легендарный телекомментатор на все времена. — Насколько мне известно, вы до этого играли только на первенство завода, и это ваш первый сезон в высшей лиге. Как оцениваете уровень чемпионата СССР?
— Однозначно выше заводского, — усмехнулся я. — Но хочу заметить, у нас в Советском союзе любят очень много говорить о дружбе народов. Но почему-то высшая лига пока представляет собой открытый чемпионат города Москвы. Почему не создать в нашей огромной стране достойную и сильнейшую лигу в Мире, где будут играть команды из Риги, Минска, Киева, Усть-Каменогорска и крупнейших городов РСФСР. Не сегодня, завтра нам предстоят встречи с профессионалами из НХЛ, которые имеют многолетний опыт игры в плей-офф, а у нас крохотный круговой чемпионат. Как мы должны их тогда побеждать? Почему нам не сделать первенство страны наподобие заокеанской лиги, которая основана в 1917 году? Благодаря чему мы получим огромный массовый рост мастерства всех хоккеистов в СССР.
— Даже так? — Удивился Озеров. — Спасибо благодарю вас за интервью.
— И вам спасибо. Только вы на монтаже ненужное отрежьте, — пробубнил я.
В раздевалке, пока я общался с телевизионщиками остался лишь одинокий Всеволод Бобров, который надо полагать ждал Михайлова и Петрова с визитом вежливости. Остальные быстро по-солдатски приняв душ, убежали на ужин в гостиницу «Юность», так как после игры аппетит обычно просыпается зверский.
— Что, поросята, не пришли? — Не знаю для чего, ляпнул я, и принялся снимать и тут же складывать хоккейную амуницию в баул. — Тогда вторую тройку нападения составят Викулов, в центре наш Сашка Федотов и Валера Харламов слева. А на замену заявим центрфорварда из «Динамо» Володю Юрзинова и как ты смотришь на то, чтобы взять с собой Сашу Скворцова.
— Подумал уже об этом, — грустно кивнул Всеволод Михалыч. — Скворца пора брать. Его можно на любом фланге атаки использовать. Сегодня ещё ночью помозгую, а завтра утром пойду в Федерацию хоккея, а вы полетите в Горький без меня. Пусть немного Игорь Борисыч Чистовский вами «бродягами» покомандует.
— Генерал горьковских карьеров, — пробурчал я и, скинув с себя остатки одежды, побеждал в душевую кабинку. — Я начал жизнь в трущобах городских! И добрых слов я не слыхал! — Заорал я.
Вода в самом главном дворце спорта страны, как бы это получше выразиться, была чуть-чуть тёпленькая. Может быть, для закалённых «моржей» и товарищей, попавших в медвытрезвитель, самое то, но для меня слишком некомфортная. Поэтому я решил домыться в гостинице после обеда и спустя минуту уже растирался полотенцем, пританцовывая на одной ноге.
— Скажи Иван, а ты чего от жизни хочешь? — Неожиданно спросил меня на очень серьезную тему главный тренер.
— Добиться чего хочу? — Удивился я. — Много чего выиграть. Олимпиада — раз, чемпионат мира в Праге — двас, матчевая встреча с НХЛ — трис. Потом в 1974 году будет ещё серия с профессионалами из ВХА, а в 1976 году первый кубок Канады. Его нужно обязательно надо брать. Турнир знаковый. Далее Олимпиада в 1980 году в Лейк-Плэсиде — это, наверное, последний чемпионат для меня, если вообще до неё здоровья хватит. А потом пусть молодёжь выходит на первый план. — Я полностью оделся и посмотрел на часы, дальше ждать извинений от армейских нападающих не было смысла. Но я решил ещё немного потянуть время. — А после 80-го года, рванём в Испанию. Там мне можно будет играть до 1990 года легко. И обязательно нужно забрать с собой Харламова.
— А как же я? — Опешил от такого громадья планов Сева Бобров.
— Хочешь, поехали с нами, будешь там, на солнышке греться и немного тренировать, — пожал плечами я. — Назовём команду «Рашен Старс», что в переводе означает «Русские старики» и будем брать все чемпионаты Испании подряд.
— Тогда нужно с собой захватить и Мальцева, они с Харламовым друзья и в защиту ещё кого-нибудь, — задумался о далёком будущем Всеволод Михалыч. — Подожди, а почему именно Харламова нужно взять с собой.
— Потому что у Валеры в Бильбао богатая родня. И ещё в 1981 году он погибнет в автокатастрофе, но это пока тайна, и «бабушка надвое сказала». Будущее ещё может измениться. Пошли Михалыч, — грустно сказал я, показав на часы, что время вышло.
— Да, — крякнул главный тренер и открыл дверь раздевалки.
А в коридоре, переминаясь с ноги на ногу, топтались с виноватым видом нападающие московского ЦСКА Борис Михайлов и Владимир Петров.
— Михалыч, ты нас извини, — пробормотал за себя и друга Михайлов.
— Проехали, — улыбнулся Сева Бобров.