— Хорошо, что вы не видите, как оно довольно, когда меня на ковер вызывает!
— По этому поводу? Не может быть!
Чувствуя бесполезность всяких доводов и близость нового приступа кислородного голодания, комадрил резко повернулся, и… его взгляд уперся в Шимпанзун, в ее расстегнутое пальто и в длинные, красивые, стройные и чудовищно чулочные ноги.
— Мамочка! — вырвалось у нее.
— Вот именно!
Суровый комадрильский взгляд сломался, а майодрил, убедившись в безнадежности любых слов, вышел из раздевалки в центральный пост, плотно закрыв за собою дверь. В его, понятно что майодрильских (он закончил гражданский вуз и не имеет права называть себя тридрилом), но вполне еще гибких мозгах столкнулись суровость и нежелание спора. А еще, наверное, весна и неплохой для священника, но неудобный для дрила характер. Из-за двери послышался прыск-смех.
— Детский сад!
Он суров не только для обезьяннш из раздевалки, но и для всей дежурной смены. Однако смена — сидящие за столом и стоящие у планшета-экрана, почему-то смотрят на него сочувственно и бесстрашно. Со срочниками было проще — но разоружение, сокращение — и набрали местами ногастых и частично незамужних. Беда!
— Оран Гутанович, — тоном учительницы, знающей чуть больше, чем этого требует школьная программа, обратилась к нему мичудрила по имени Рила, помощник номер два, — напрасно вы так остро реагируете. Они же молодые, им хочется ножками посветить. Это же вполне естественно.
— И не безобразно, — поддержал ее первый помощник, знающий комадрила с лейтедрильских времен.
— А начальство действительно довольно, — согласился с подчиненными дежурный, — оно их так и различает. Спрашиваешь, — кивнул он на телефоны без дисков, — а где там наша экспедистка? Какая, — отвечают, — в короткой юбке? Да, — говоришь, — с ногами. Уже ушла. Все быстро и понятно. Они же не разбираются, — он снова кивнул на телефоны, — кто откуда, а внешне запоминают. Удобно, и время здорово экономит. Энергосберегающая технология!
— Только не надо никого защищать, — комадрил немного поостыл, — а то, по-вашему получается, — теперь уже он кивнул на телефоны, — что там сексуальные маньяки, а я ими же неправильно соорентированный энтузиаст. Ладно, дежурьте, не отвлекайтесь.
И взяв с аппаратной стойки мицу, он вышел. Сидящие за столом встали, а в закрывающуюся дверь из коридора влетели внятные слова:
— А с тетками построже…
— Есть! — громко согласился с ним дежурный. Дверь закрылась, все сели на свои, боевые места.
— Совет не лишен здравого смысла, — глубокомысленно заметил помощник, при этом понимая спорность его применения.
— Да, тяжела ты, мица комадрила, — задумчиво проговорил дежурный, вероятно, примеряя эту мицу на себя, и крикнул в раздевалку:
— Вахта меняться собирает-цааа?!
— Я думаю, твоей не тяжелее, да и носить удобнее, — много раз доказанной теоремой распределения тяжести по мицам возразил помощник. Он очень давно сидит на своем боевом месте и помнит всех комадрилов с лейтедрильских погон. — Все там будете.
Тем временем, услышав звук закрывшейся двери и щелчок замка и, конечно, вой дежурного, то есть сигнал к построению, из раздевалки выглянула виновница короткого торжества несоответствий, обезьянна в неподдающейся уставным измерениям юбке.
— Ушел? — спросила она, при этом видимо из-за своей девичьей памяти позабыв выключить показательную и, естественно, притворную невинность.
— Ушел, — ответил дежурный. — А вы очень хотите, чтобы его вперед ногами вынесли?
— Ну что вы! — на ходу и за всех ответила короткая юбка. — Он хоть и милитарист, но нам очень нравится. Если с ним случится что-нибудь непоправимое, там, на ковре, я буду честно плакать.
— Навзрыд и сейчас, — кивнул помощник.
— Кончай базлать, кочумайте строиться! — рыкнул альтернативностью дежурный. Обезьянны не то чтоб кое-как, но достаточно сумбурно выстроились в две, на их взгляд ровные линии перед столом, официально обозначаемом как пункт управления поста.
— Вот вы начальство драконите, — продолжил наставления помощник, — а оно на нас отыгрывается.
— А вы на нас отыграйтесь, — с готовностью предложила одна из обезьянн.
— Как же, на вас отыграешься, себе дороже выйдет.
— По вахте вопросы есть? — строго спросил у отдежуривших лейтедрил. — Нет? Тогда меняйтесь, всем пятерки. У заступающей смены вопросы есть? Нет? Тогда заступайте. Разойдись.
— Всем пятерки?
Это подала голос уже оттаявшая Шимпанзун. Сейчас она займет свое рабочее место у планшета, и суровый лейтедрил на пару с убеленным сединами мичудрилом станут пялиться на ее длинные ноги, к которым уже вернулась гибкость и подвижность, а электронные часы примутся отсчитывать точное дриловское время — двенадцать тягучих, это если нет работы, и быстрых, если работы много, часов до окончания дневной смены.
6. Все еще первый день, но уже вечер.
"— Что такое, почему все время без четверти два?!
— Это ма-но-ме-тррррр!!!"
Читатель! Не забывай о течении времени (час.),
и движении бурь (ман.).
— Вот несправедливость, одни двигатель — жгут, другие — чинят, — пробурчал Абызн, а Примат уже наверное в десятый раз отметил про себя похожесть механических суждений друга. В боксе есть часы, на стене, и их четкие стрелки подозрительно быстро бегают по циферблату. А под часами БэТээР с раскуроченным двигателем, а вокруг инструменты, детали, пятна масла. В железных внутренностях погрязли Абызн и Примат, и еще механик-водитель, срочник — причина долгих ремонтных усилий. Уже вечер.
— Я не виноват, — не в первый раз оправдался механик, — вы же знаете. Да я бы и сам все сделал.
— Через год? Или молчи, или умри, обезьянний фактор.
Утром, на разводе, Абызн погорячился, и на вопрос: "Ну как там, дела с двигателем, идут?", он вдруг бодро ответил: "Собрать осталось!", и вот ковыряется уже целый день, а до "собрать" дело еще не дошло. Он комадрил неполной штабной роты, это неплохо, но есть и свои неудобства — часто приходится быть единым во многих лицах. Вот как сейчас — стармехом и начбронем, а завтра испытателем. Хорошо, что Примат, подбив свою спортивную статистику, а в перерывах между рекордами он отвечает за попытки выполнения штабистами нормативов по "физпо", решил помочь другу и зашел после обеда в бокс. Но все равно — как бы не пришлось гордо ковыряться еще и ночью! Хотя вряд ли — вся "интеллектуальная" часть была завершена до обеда. Тем более от Примата при его габаритах мало толку — не очень-то он вписывается в неудобные БэТээРовские полости.
— А как насчет сегодня закончить? — скорее всего прочитав несложные мысли друга, задал провокационный вопрос Примат. — Ты кажется подзагнул, слегка?
— Неужели я так сказал? — попытался прикинуться дауном Абызн.
— На разводе, сегодня. Слово в слово. Вон и Мичурин слышал.
— Давно это было, — осторожно и при этом подло заметил механик.
— Сегодня еще не кончилось, — не нашелся с достойным ответом Абызн.
А на часах уже шесть.
— Товарищ капедрил, а если сегодня закончим, катнем? — наивно, а может и не в сознании предложил механик.
— Еще одно слово, и я на тебя наеду, бездельник.
Однако нудное дело идет к хоть и затяжному, но концу. Труден путь к успеху, однако прибавить черного оптимизма уже вполне возможно и почти неопасно. Вот только — можно ли шутить механику, причине нудного дела?