— А ты объясняешь своим шестиклашкам, что хорошо и что плохо?
— Естественно. Некоторые из них растут с телевизором вместо няньки. Если я не научу их, то этого вообще никто не сделает.
— Расскажи мне, чему ты их учишь, — мягко и совершенно серьезно попросил Пол. Вот так они неожиданно оказались втянутыми в дискуссию о добре, правде и любви.
Пол считался легкомысленным и беспечным бунтарем-плейбоем, которого ничто в этой жизни не волновало. И ни одна женщина, интересовавшаяся чем-то еще, помимо самого модного цвета волос в сезоне, ни за что не стала бы с ним связываться. Всех его подружек заботили исключительно развлечения, или они ловко притворялись, что только это их и интересует. Проблемы морали или этики не были писком моды в «Клубе любителей здорового образа жизни».
Полу нравилось, что Мирабел в принципиальных вопросах всегда отстаивала свою точку зрения. Однажды в клубе, слушая очередную, на редкость гнусную, историю Джеда Патриджа, она заставила замолчать хихикавшую и подшучивавшую над ним компанию, спросив:
— Но, Джед, вам не кажется, что вы поступили плохо?
Джед довольно быстро оправился от неожиданного удара.
— Плохо с чьей точки зрения? — сардонически ухмыляясь, спросил он.
— С точки зрения простых понятий добра и зла. Ваш поступок, должно быть, очень задел чувства девушки, ведь она думала, что нравится вам.
И тут всем сразу открылась элементарная истина, почему-то никогда не приходившая им в голову: поступками Джеда Патриджа двигала глубоко запрятанная ненависть к женщинам.
Да, в клубе Мирабел не пользовалась всеобщей популярностью. Зато ее любили все, с кем Пол был по-настоящему близок. После того как Себастиан и Сандра Марч пришли к ним на ужин вместе со своим новорожденным, они стали видеться регулярно. Члены исследовательской группы Пола тоже частенько находили предлоги, что бы поработать у него дома, и не только потому что им нравилась стряпня Мирабел. Им просто было приятно с ней общаться.
Рори, его жена Линда и близняшки Энни и Мэри тоже были частыми гостями в их доме, независимо от того, приходил уже Пол из лаборатории или нет. Мирабел подружилась и с Джоуди Найлз. Ей были симпатичны люди, сами зарабатывавшие себе на жизнь, хотя иной раз у них и не было в этом необходимости. И сама она нравилась этим людям.
Пол пришел домой весь в пыли, но в приподнятом настроении после тестового заезда. Не обошлось без мелких трудностей, но главное — результаты исследований подтвердились. В течение всего утра Пол только о том и думал, чтобы сообщить Мирабел новость.
У бассейна он обнаружил Себастиана Марча, ведущего задушевную беседу с его женой. Оба так увлеклись, что не заметили приближения Пола, хотя он и не думал к ним подкрадываться.
— А теперь на озеро опускается ночь. Встает луна. Костер уже едва горит. Сестры сидят на камнях, их силуэты отчетливо вырисовываются на фоне поблескивающей воды. Они тихо разговаривают. Грег опирается на высокую сосну, он слышит разговор, но не прислушивается. Внезапно одна фраза доносится особенно отчетливо…
Пол покаянно улыбнулся. Себастиан, судя по всему, вынес на суд Мирабел свой сценарий. «А какой номер у тебя, Пол?» — насмешливо подумал он. Черта с два, еще не хватало пристраиваться в очередь к желающим поделиться с его женой своими достижениями. Как раз в этот момент Себастиан и Мирабел заметили его присутствие и дружно повернули головы.
— Пол! — воскликнул Себастиан, вскакивая на ноги.
— Привет, ты пришел домой обедать? — широко улыбнулась Мирабел. Однако вид у нее был несколько отвлеченный, словно она была все еще погружена в перипетии сценария Себастиана.
Пол, махнув рукой, опустился в ближайший шезлонг:
— Не хочу вам мешать. Давай дальше, Басе, похоже, сценарий отличный.
Себастиан покачал головой:
— Нет-нет, он еще не готов для публичного прочтения.
Пола несколько обескуражило, что он, человек, знающий Себастиана почти четырнадцать лет, оказался в рядах обыкновенной публики, в то время как Мирабел отнесли к числу избранных.
— Сценарий действительно прекрасный, Басе, — с энтузиазмом вмешалась Мирабел. — Давайте пообедаем, а остальное ты мне доскажешь, когда Пол вернется в лабораторию.
Поскольку Пол в жизни никого не ревновал, ему было невдомек, почему это у него вдруг возникло сильное желание сбросить друга в бассейн. Он только знал, что все это ему очень не по душе.
Задним числом Пол даже обрадовался, что в тот день у них дома оказался Себастиан. Ибо в том, чтобы поведать Мирабел об успехах, были свои трудности, о которых в первые минуты радости он не подумал. Например, прежде чем рассказать об их прорыве, ему пришлось бы сообщить Мирабел, что он лгал ей по поводу своей работы в лаборатории.
Разумеется, Мирабел поняла бы, почему необходимо было держать все в тайне, но Пол просто не мог придумать, с чего начать. Ведь он пообещал, что, как только его исследования войдут в определенную стадию, Мирабел сможет вернуться домой, а она непременно спросит, достиг ли он уже этой стадии. И тут уже лгать было нельзя. Она наверняка захочет уехать, но ее дом в Форт-Кенте был сдан в аренду на целый год и они только что записались на курсы по приему родов, занятия на которых вскоре должны были начаться.
Другая трудность заключалась в том, что Мирабел в последнее время как-то ускользала от него. Казалось, любой разговор, не касающийся погоды, ее просто отпугивал.
Нет, нельзя было начинать этот разговор, не продумав все как следует…
— Хорошо прошел день в лаборатории? — Этот вопрос Мирабел задавала каждый вечер как бы вскользь. Вопрос, на который не ждала обстоя тельного ответа.
— Прекрасно, — отозвался Пол. — Сегодня был знаменательный день. Мы с Марти…
— Вот и хорошо. Что ты будешь пить? Хочешь пива?
Это его уже просто доводило до безумия. Чем больше он старался с ней сблизиться, тем больше Мирабел отдалялась.
Пол вспомнил, как когда-то все было наоборот: женщины обвиняли его в том, что он «избегает задушевной близости». Тогда он не понимал, о чем они говорили. А теперь внезапно понял.
«Избегать близости» означало то, что, когда они как-то смотрели фильм, Пол обнял Мирабел за плечи, но она подалась вперед, и он вынужден был убрать руку. Или однажды в клубе он притянул Мирабел к себе во время медленного танца, и на мгновение ему показалось, что им обоим это по-настоящему приятно. Но затем Мирабел напряглась и позвала:
— Пол!
— Ммм… — мечтательно протянул Пол. Ее живот уже начал слегка выступать, и он ощущал его выпуклость, касавшуюся его тела.
— Здесь присутствует кто-то, кого ты хочешь убедить в том, что наш брак настоящий?
Однажды, поглаживая ее косу, когда они сидели у бассейна, он шепнул: «Рапунцель, Рапунцель, распусти свои волосы», однако Мирабел мягко, но решительно высвободила косу из его руки и заговорила о чем-то отвлеченном.
Это нежелание допускать близость с ним проявлялось во множестве форм. И все они бесили и смущали Пола, ибо выводили из душевного равновесия. Он и сам не понимал, чего хочет, однако твердо знал: прежде чем что-то навязывать Мирабел, надо разобраться в себе. Было бы жестоко вторгнуться в ее внутренний мир, а затем обнаружить, что это ему вовсе не нужно. Но как можно это выяснить, когда она держит его на расстоянии вытянутой руки?
И еще: что если он разберется в своих чувствах, а потом вдруг выяснится, что Мирабел он не нравится и никогда не понравится? Прежде Пол никогда ничего подобного не боялся, но теперь ему стало страшно. После их близости они ведь больше об этом не заговаривали. Мирабел старательно делала вид, словно ничего не произошло. Сначала Полу казалось, что Мирабел было с ним так же хорошо, как ему с ней, но теперь у него возникло неприятное ощущение, что он, возможно, ошибается. Она тогда расплакалась, и Пол было решил, что это оттого, что ее глубоко тронуло их взаимное влечение. Но, возможно, все было совсем не так. Может быть, Мирабел показалось, что она предала Кейна. Или просто он, Пол, не возбуждал ее физически. Все эти мысли не давали ему покоя.
Мирабел тоже переживала не лучшие дни. Она многое теперь понимала, но было слишком поздно. Она совершила большую ошибку, решив, что больше никогда не полюбит. И, пребывая в этом убеждении, считала, что с Полом ей ничего не грозит. Но теперь убедилась в обратном.
Еще одной ошибкой было предположение, что раз она когда-то уже была влюблена, то сможет распознать любовь, если та когда-нибудь придет к ней. Но ее чувство к Полу настолько отличалось от любви, которую она испытывала к Кейну, что прошло слишком много времени прежде, чем Мирабел почуяла опасность.
Кейна она знала и любила практически всю жизнь. Эта любовь уходила корнями в долгое знакомство, общие знаменательные события, общую жизнь. Они с Кейном вместе выросли, вместе взрослели, вместе впервые испытали интимную близость — только друг с другом, и больше ни с кем… Они вместе учились жить, и это сделало их частью друг друга.
С Полом все сложилось по-другому. Их отношения были исполнены ярких ощущений. Не последнюю роль здесь сыграло и то, что где-то в душе гнездилось осознание того, что он отец ребенка, который рос внутри ее. И к Полу Мирабел испытывала какое-то глубокое, примитивное, почти на клеточном уровне влечение.
И это было очень опасно, ибо ее чувства были не спокойными и незамутненными, а противоречивыми и непредсказуемыми. Иногда, сидя за столом и следя, как Пол отправляет в рот очередную порцию приготовленной ею пищи, Мирабел ощущала, как кровь начинает ускоренно бежать по жилам. Порой, когда их взгляды случайно встречались, на Мирабел накатывало такое возбуждение, что перехватывало дыхание. Когда она неожиданно его замечала, как в тот день, когда он вдруг пришел обедать, а они сидели с Себастианом Марчем у бассейна, ей приходилось буквально стискивать зубы, чтобы не наброситься на него.
Мирабел знала, что Пол доволен тем, как идут дела в лаборатории, и подозревала, что они достигли каких-то значительных успехов. Но не желала ничего о них слышать. Как могла она радоваться новому автомобилю, который он начнет испытывать на трассе в расчете на победу в очередной гонке, если будет умирать от страха, едва он сядет за руль? С другой стороны, как можно не разделить его восторг, когда он близок к цели?
Мысль об успехах Пола напоминала также о том, что у них лишь временное соглашение и чем раньше она позволит ему рассказать о своих достижениях, тем скорее отправится домой.
Она должна была дать ему рассказать, но не могла этого сделать. Не сейчас, мысленно молила она. Еще немного подожду.