— Не бойся, — успокоил он, осторожно спуская тонкие бретельки ночной рубашки с ее плеч.
— Я не боюсь, — улыбнулась Эйлин и была согрета его ободряющей улыбкой.
Гидеон осыпал ее нежными поцелуями. Почувствовав его губы на своей обнаженной груди, Эйлин вцепилась ему в плечи. Но огонь, который он зажег, уже невозможно было контролировать.
— Гидеон... — простонала она.
— Тебе хорошо? — улыбаясь, тихо спросил он, хотя прекрасно знал ответ.
— О, да, — прошептала Эйлин и неожиданно призналась: — Я тоже хочу тебя поцеловать.
Когда поцелуй прервался, она с ужасом заметила, что на ней ничего нет.
— Куда подевалась моя ночная рубашка? — сдавленным голосом спросила она.
Гидеон широко улыбнулся:
— Милая, я только немного помог.
Ей была приятна его улыбка. Снова почувствовав смущение, она не отстранилась, но вдруг обнаружила, что он каким-то образом ухитрился снять брюки.
— Это я?.. — зарделась Эйлин.
— Да нет, я сам справился, — пробормотал он.
Эйлин чувствовала, как руки Гидеона ласкают ее тело. Она задыхалась от страстного желания. Ей хотелось сказать, что любит его, но она была слишком захвачена новыми ощущениями, чтобы говорить.
— Ты такая красивая, — выдохнул Гидеон, любуясь ее обнаженным телом.
— О, дорогой... — прошептала она, охваченная смущением.
Прекрасно понимая, что ее сдерживает, Гидеон не торопил события.
— Ты хочешь принадлежать мне? — с улыбкой спросил он, нежно поглаживал ее спину.
Сердце Эйлин едва не разорвалось от счастья.
— Я... я хочу, — взволнованно ответила она. — Но...
— Но?.. — вскинул брови Гидеон.
Она боялась разочаровать его своей неопытностью.
— Ведь ты не будешь опять вести себя неучтиво, правда? — ласково поддразнила Эйлин, вспомнив о прошлой ночи.
— Нет, конечно, нет, любимая. — Как и вчера, он назвал Эйлин любимой. Слово «любимая» ничего не значило для Гидеона, в то время как его объятия были для нее всем.
Эйлин целовала его, полностью подчинившись своему чувству. Она хотела большего — принадлежать ему, но это неискреннее «любимая» все перевернуло.
— Что случилось? — Как и следовало ожидать, Гидеон сразу почувствовал, что что-то не так.
Эйлин отпрянула от него.
— Ты возненавидишь меня, — сказала она, задыхаясь, и ощутила ненависть к нему, когда он, молниеносно все поняв, посчитал ниже своего достоинства пытаться уговаривать ее.
Его голос был далеко не ровным, когда, словно окаменев, он прохрипел:
— Я попросил бы тебя, чтобы в следующий раз, когда ты передумаешь, любимая, правильно рассчитать время!
Он поднялся. Эйлин в свою очередь сочла ниже ее достоинства умолять его остаться, несмотря на то, что тело требовало этого.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Никогда еще ночь не казалась ей такой длинной! Эйлин, должно быть, поспала какое-то время, но проснулась задолго до рассвета и снова была в раздражении.
Гидеона удовлетворило объяснение, которое она дала своему поведению в отеле прошлым вечером. Теперь, зная Гидеона лучше, она поверила, что у него была деловая встреча.
Ревность снова пыталась завладеть ею, но Эйлин отогнала ее. И все же никак не могла уснуть и находилась во взвинченном состоянии. Она целовала Гидеона потому, что любила его и хотела заниматься с ним любовью. И он, Гидеон, тоже целовал ее и хотел заниматься с ней любовью, но только он не любил ее и не полюбит никогда. Он испытывает к ней физическое влечение, но это не любовь.
Эйлин услышала приглушенные звуки, доносящиеся из соседней комнаты, и поняла, что Гидеон тоже не спит. Лучше встать. По крайней мере, она хоть чем-то займется и немного отвлечется.
Куда там! Гидеон не выходил у нее из головы. Она с ужасом думала, что утром они снова увидятся.
О, нет! Она не представляет, как они встретятся, а еще меньше — как смогут спокойно завтракать! Вдруг она поняла, что может обойтись и без завтрака. Возможно, это малодушие, но не легче ли ей повидаться с ним вечером?..
Эйлин знала, что обманывает себя. Следует покончить с этим прямо сейчас, иначе будет только хуже. Подождав минуты три после того, как Гидеон вышел из своей комнаты, она открыла их дверь. Потом, с папкой в руке, пошла в детскую. Гидеон иногда уходил из дома пораньше. Почему бы и ей не сделать то же самое? Однако потом придется давать объяснения, почему она отправилась на работу без завтрака. Значит, надо заглянуть в столовую. Казалось бы, чего проще? Но почему же все так дрожит внутри? Судорожно глотнув, она вошла в столовую.
— Доброе утро! — бодро сказала Эйлин и, вспомнив, как прошлой ночью лежала обнаженная в его объятиях, густо покраснела. Гидеон опустил газету и взглянул на нее. Его губы тронула легкая улыбка. Эйлин быстро заговорила: — Я хочу уйти пораньше. — Она махнула папкой и хотела было выйти, но Гидеон встал и направился к ней.
— Эйлин, по поводу прошлой ночи... — начал он.
Ей хотелось провалиться на месте. Неужели ему необходимо вспоминать?
— Вот что я тебе скажу, Гидеон, — выдавила она, каким-то образом сохраняя бодрый тон. — Обещай, что никогда больше не сделаешь этого, и я... — говоря, девушка пятилась к двери,— обещаю придерживаться правил принятого нами договора. — С этими словами она повернулась и словно сумасшедшая, ничего не видя и не слыша бросилась к своей машине.
По дороге на работу она все время думала: что Гидеон собирался сказать? «Давай все забудем»? «Никогда не делай так больше»? «В чьей постели мы окажемся в следующий раз»? Господи, да не должно быть никакого следующего раза! Уж она позаботится об этом. Разве после двух попыток, когда все начинало выходить из-под контроля, и она отталкивала его, Гидеон захочет повторить неудавшийся эксперимент?
Эйлин постаралась выкинуть все это из головы. И погрузиться в работу. Однако в десять часов дверь ее кабинета распахнулась. Поскольку вошедший ничего не говорил, Эйлин подняла глаза от компьютера... и чуть не упала в обморок.
— Гидеон! — выдохнула она, тут же забыв про работу. От неожиданности у нее голова пошла кругом. Как ему удалось пройти сюда? Почему секретарша не предупредила ее? — Что ты тут... — Эйлин замолчала. Она судорожно соображала: это из-за ее поспешного бегства сегодня утром. Спасения нет. Гидеон понял, что она любит его... он пришел сказать ей все напрямик...
— Можно? — Он придвинул стул и сел. И пока она отчаянно пыталась придумать, как защититься, Гидеон произнес: — Прошлым вечером в отеле...
Ревность, это проклятое, презренное чувство, с которым Эйлин хотела справиться и которое, кажется, не собиралось покидать ее, снова проснулась в ней.
— Ты был там не по делу? — холодно спросила она. Воспоминание о красивой брюнетке жгло ее. Неужели Гидеон с таким серьезным видом пришел к ней на работу только для того, чтобы сказать ей, что вчера солгал?