Джек выкапывал в саду раннюю картошку, а когда распрямился, чтобы перевести дух, заметил, что Ненна спускается из сада и что-то несет в руках. Он пошел ей навстречу и, приблизившись, увидел, что она тащит старый виндзорский стул.
– Это вам, – сказала она. – Филиппа выбросила его только потому, что у него сломаны две перекладины. А я подумала, что вы сможете его починить.
– Наверное, смогу. Только мне не нравится, что ты таскаешь мне вещи из дома. Это не пройдет незамеченным.
– Стул долго валялся под открытым небом. Она его выбросила несколько недель назад. Посмотрите: весь лак уже почти сошел.
– Хорошо, но больше никаких подарков, запомни, – и подхватил стул.
Через пару дней Джек починил стул и натер шкуркой. Он покрасил его перманганатом и отполировал нагретым на огне коричневым лаком для ботинок. Получился красивый старинный стул, и Ненна сделала для него плоскую подушечку с тесемками, чтобы привязывать ее к спинке.
– Ну вот! – радостно сказала она, поставив стул в углу напротив камина. – Теперь у вас есть где удобно устроиться, когда захотите раскурить трубку.
– Да. В доме стало уютнее.
– Из-за одного-то стула? – рассмеялась она и поглядела на кирпичный пол, который, несмотря на то, что был тщательно отскоблен и покрыт охрой, казался каким-то голым. – Вам нужны половики, чтобы придать комнате домашний вид. А еще нужен стол, буфеты, несколько крючков, чтобы можно было повесить одежду…
– Ладно-ладно, всему свое время. И Рим не сразу строился, ты же знаешь. Только, пожалуйста, не тащи ничего из дома, а то твоя сестра скажет, что я морочу тебе голову, чтобы сделать выгодные приобретения для себя.
– Вы не любите Филиппу?
– Не очень, – признался он, – мне ее просто жаль.
– Ваша жалость ей ни к чему. Это только уязвит ее самолюбие.
– А я ей об этом не скажу. И ты тоже. Так что она никогда ничего не узнает.
Каждый вечер, до темноты, Джек работал снаружи дома, покрывая стены известкой. А потом переходил внутрь и продолжал работать при свете огня и фонарей: штукатурил панели, укреплял балки, покрывал досками пол на верхнем этаже. И иногда, для разнообразия, мастерил мебель для кухни.
– Кажется, вы были не только плотником, но и столяром? – заметила Ненна, держа в руках лампу, чтобы посветить ему.
– Нет, никакой я не столяр, и это подтвердит каждый сведущий человек, когда взглянет на мой стол, – ответил он.
– Почему? Что же в нем не так?
– Ну, дерево-то хорошее, и только за счет этого он выглядит лучше, чем есть на самом деле, его нужно только отполировать. Во всяком случае, меня устраивает и такой стол, чтобы можно было сесть пообедать.
Пока он работал, на кухню выскочила крыса и пробежала прямо по ногам Ненны. Девушка вскрикнула и чуть не уронила лампу. Джек вздрогнул и случайно порезал себе стамеской ладонь. Крыса юркнула в открытую дверь. Джек бросился за ней и загнал ее в угол. Размахнувшись, он ударил ее молотком и швырнул в свинарник.
Когда он вернулся в дом, увидел, что из раны идет кровь, и Ненна, передернувшись, отвернулась. При виде крови ей всегда становилось дурно. Но все же она переборола себя, помогла ему промыть рану и перевязала ее носовым платком.
– С вами постоянно что-нибудь происходит, – сказала она. – Как вы умудряетесь навредить самому себе.
– Наверное, я слишком неуклюж.
– Простите, что я вскрикнула, я ненавижу и боюсь крыс.
– В первое время они здесь бегали полчищами. Но почти исчезли с того момента, когда я стал наводить в доме порядок. Должно быть, распугал их. Крыса, которая появилась сегодня, – первая за год.
Он перевязанной рукой взялся за стамеску. Оглянувшись, он увидел, что Ненна держит лампу в руках и все еще нервно озирается и рассматривает пол.
– У меня с крысами никогда не было конфликтов, – сказал Джек, – но, похоже, они заметили, что теперь, когда в доме появились стул и стол, я превратился в другого человека.
Весна в этом году была теплая и влажная. Травы на новых пастбищах росли быстро, и луга при надлежащем уходе изобиловали травой и клевером. Лето обещало быть хорошим, и покосы начали раньше, чем обычно. Но из-за постоянных гроз сенокос продолжался до тех пор, пока из гнезда не вылетели кукушата.
– Стоит ли нам сегодня косить? – постоянно спрашивала Джека мисс Филиппа, встречая его по дороге на луга. – Мне кажется, что сегодня опять будет гроза.
– Я считаю, что косить все равно нужно – будет гроза или нет. Пусть лучше сено будет в валках, иначе трава поляжет, и мы вообще не сможем его скосить.
– Наверное, вы правы, – обычно соглашалась мисс Филиппа, нахмурив лоб. – Да, да, наверное, так.
Во время сенокоса она нервничала и злилась из-за любой задержки. Ругала Ненну, если та поздно появлялась на поле.
– Она ведет себя так, – тихо бормотал Джо Стреттон, – будто сама потребляет это сено.
– Может, так оно и есть, – вмешался Питер Льюппитт, который слышал их разговор. – Ворчунье всегда нужно то, на чем она могла бы поточить свои зубы.
Они втроем косили в Лонгсайдс Медоу, прокладывая проход, чтобы Джек мог начать работу на сенокосилке. На участке рядом, который назывался Хорнер, трава уже была скошена, и сено уложено в копны. Все работавшие там мужчины, их жены и дети торопились закончить покос до очередной грозы.
Мисс Филиппа была с ними, и ее голос был слышен даже на этом расстоянии. Она ругала маленького Арчи Гонлета за то, что он сломал зубец на деревянных граблях.
В полдень сенокосилка Джека остановилась, потому что жесткие стебли травы намотались на ось вала, который вращал лезвия. Джек спустился с сиденья сенокосилки, достал инструменты из ящика и пошел освобождать ось. Но не успел он наклониться над старой машиной, как сверкнула яркая молния, и сразу же прозвучал резкий раскат грома. Начался сильный дождь. Стреттон и Льюппитт сразу же спрятали свои косы в кустарник, росший на границе пастбища. Потом сами побежали под навес в старом месте для дойки – в конце Хорнера.
– Беги сюда, Джек! Скорей, сейчас начнется настоящий потоп! – крикнул Стреттон.
Джек бросил молоток, гаечные ключи и клещи на землю и побежал вслед за Стреттоном. Там уже собрались все косцы. Они тесно прижались друг к другу в одном конце навеса, потому что в другом протекала крыша.
– Мы закончили наш кусок, – сказал Джеку Арчи Гонлет. Он показал на ряды копен, возвышавшихся вдоль Хорнер Медоу. – Мы сделали это вовремя, не так ли?
– Ой, мой чепец остался там, – грустно добавила его сестра Фебе. – Он слетел с меня, когда я бежала сюда.
Она уткнулась в передник матери, когда на небе опять засверкала молния и раздался раскат грома. Когда гром перестал греметь, дождь припустил еще сильнее. Он как бы отбеливал зелень лугов и кустарника по краям этих лугов и наполнял воздух громким и сердитым шумом, который, казалось, предсказывал конец мира.
Но через несколько минут гроза закончилась, и снова выглянуло солнце. Косцы двинулись через открытые ворота в Лонгсайдс Медоу, только Фебе побежала за своим мокрым чепцом.
Запах скошенной мокрой травы, от которой поднимался пар, был настолько пряным, что кружилась голова.
Джек вернулся к сенокосилке и обнаружил, что три лезвия были изогнуты под необычным углом. Они почти касались друг друга. Инструменты были разбросаны: молоток валялся под машиной, а гаечные ключи и клещи находились на расстоянии трех ярдов друг от друга. Он почувствовал запах гари и увидел, что земля под ногами дымилась. Это было место, куда ударила молния.
– Боже мой! – пробормотал подошедший Джо Стреттон. – Тебе повезло, что ты сразу убежал, как только я позвал тебя, иначе от тебя ничего не осталось бы!
– Да-а, – согласился Джек. – Он нагнулся, чтобы поднять молоток с длинной ручкой, который еще был теплым. – Кто бы мог подумать! Действительно, мне повезло! Ты прав!
Он пошел к лошади, чтобы ее успокоить. Она дрожала и едва держалась на ногах, дико вращая глазами, вся в белой пене. Сегодня она уже не сможет работать.
Косцы собрались вокруг сенокосилки. Некоторые из них храбро трогали лезвия, другие старались не вынимать рук из карманов – так было спокойнее. Над толпой звучал взволнованный шум.