– Вам следует поговорить с каменотесом! Что скажут люди?
– Пускай думают, что хотят. Мне наплевать!
– Так, так. Как всегда, вы оставляете все на мои плечи! Вы были мужем Ненны, не забывайте. Почему я должна заниматься подобными вещами?
– Это вы хотите установить надгробие.
Джек работал, повернувшись спиной к ветру. На нем был накинут сложенный утлом вдвое мешок, так что получился толстый капюшон, защищавший от ветра. Но мисс Филиппа стояла с другой стороны подстриженной живой изгороди, и мелкий дождь со снегом бил ей прямо в лицо.
– Не думаю, чтобы вы пожелали оставить могилу Ненны без надгробия и надписи.
– Для чего это надгробие? Оно мне не вернет Ненну! Ведь так?
– А вы что, считаете, ваше поведение вернет ее обратно? – спросила Филиппа. – Все время скулите и бегаете с поджатым хвостом, как загнанная лисица, которая ищет нору, куда бы она могла скрыться. Взгляните на себя. У вас нет чувства гордости?
– Нет.
– Тогда вам следует им обзавестись, – резко сказала мисс Филиппа, – ради вашего ребенка и… ради меня.
– Почему ради вас?
– Я – ваша хозяйка, и даже больше. Вы все время стараетесь меня избегать, приходите ко мне, только когда наступает время получать заработок.
– Я ради этих денег и работаю. Значит, у меня есть право получать их.
– Да, вы работаете. Но что вы делаете, когда свободны? Куда вы ходите и в какой компании проводите время? Вы ведете себя как дикарь и спите в опилках на полу грязной деревенской пивной.
Джек не обращал на нее внимания. Рукой в рукавице он пригнул вниз колючую ветку и отстриг ее садовыми ножницами. Ему нетрудно было представить, что здесь нет этой женщины. Для этого нужно было только слегка повернуть голову, и резкий восточный ветер, шевеля край его накидки, создавал такой шум, который полностью перекрывал ее слова. Именно восточный ветер вскоре окончательно изгнал Филиппу отсюда.
Как-то утром он проснулся в куче отработанного хмеля за печами для обжига извести в Эннен Сток.
Джек не мог вспомнить, как он сюда попал. Он помнил, как уходил из «Лаврового дерева» с приезжим из Брума и показывал ему дорогу до Эгема.
Было еще темно, и в облаках сияла луна. Джек отправился прямиком на ферму. Нужно было приступать к утренней дойке. Джо Стреттон уже начал доить.
Он встретил Джека с двумя полными ведрами молока.
– Бог ты мой, ничего себе видок! От тебя воняет, как будто ты вылез из сточной канавы.
– Это хмель, – ответил Джек, принюхиваясь к своему рукаву.
– Черт побери, парень, я понимаю, что это хмель, и именно он и станет для тебя погибелью. Ты выглядишь хуже старого вонючего кота старухи Нелли Лайси. Тебе об этом скажет каждый!
Джек уселся на свой стульчик и подставил ведро под вымя Дьюберри. Он надвинул на глаза шапку и прислонился лбом к коровьему боку. Ему показалось, что обмякшее тело коровы куда-то уплывает от него. И он опускается все ниже и ниже, в прекрасную, пахнущую навозом тьму.
– Джек, ты что, спишь? – спросил его Питер Льюппитт, глядя на него из другого конца коровника.
– Это точно, он спит, – сказал Джонатан Кирби, выглядывая из-за плеча Питера.
Джек открыл глаза. Бок коровы перестал куда-то исчезать и стал опять твердым и упругим. Он вытянул вперед руку, ухватился за соски, и молоко струйками брызнуло в ведро.
Льюппитт и Кирби заняли свои места. Вместо них к нему подошел Джо Стреттон.
– Джек?
– Ну что?
– Ты завтракал?
– Нет, я не хочу есть.
– Ты выглядишь очень плохо. Мне кажется, что твой запой никогда не кончится. Я могу что-то сделать для тебя?
– Да, оставь меня в покое.
– Хорошо, если ты этого желаешь. Но, наверное, существуют более легкие способы самоубийства! Я в этом уверен.
Стреттон, сильно взволнованный, не отходил от Джека.
– Я собирался сказать тебе насчет письма.
– Какого письма?
– От моего парня Харви. Он возвращается домой. Он прислал письмо из госпиталя в Глостере. Кажется, его ранили в руку. Я не мог разобрать все слова – у него всегда был плохой почерк. Но, наверное, все не так плохо, если вскоре он вернется домой.
– Я рад это слышать, – сказал Джек, – тебе повезло, что твой сын возвращается домой.
Через несколько минут, когда Джек шел через коровник с двумя полными ведрами молока, он поскользнулся и упал на спину. Молоко из ведер полностью выплеснулось на одежду. Оно пропитало фартук и капюшон из мешковины, намочив брюки и куртку. Джо Стреттон помог ему подняться и осторожно усадил на стульчик в углу.
– Посиди здесь и успокойся. Ты здорово ударился. Я принесу тебе что-нибудь подкрепиться.
Он пошел в дом и вернулся с полной чашкой горячего сладкого чая.
– Мне повезло, они как раз завтракали. Я попросил миссис Миггс, и она прислала тебе чай. Выпей, и тебе станет гораздо легче.
Джек пил чай, тяжело отдуваясь. Пар облачком поднимался к его лицу. Влага оседала на его щетине и скулах. С носа свисала капелька влаги.
Чай согрел его. Сразу стало жарко. Но голова была, как пустой котел. Ему было трудно управлять своим телом и конечностями. Поэтому он просто сидел и покуривал трубку.
Он порылся в карманах и нашел там игрушку, которую купил вчера вечером у торговца из Браммагема. Это были связанные красной ленточкой два голландских деревянных башмачка, каждый размером с ноготь его мизинца. Джек с трудом встал и пошел к черному ходу господского дома. Когда вышла мисс Филиппа, он отдал ей пустую кружку и протянул башмачки.
– Я купил это для Линн. Она уже встала?
– Она встала, я отдам их ей.
– Где она? Я бы лучше сам отдал ей подарочек. Могу я войти в дом на минуту?