Когда он вышел из кабачка, стояла глубокая ночь, дождь лил как из ведра, но, закутавшись в плащ, Джек не обращал на него внимания, а выпитое спиртное согревало кровь. Дойдя до дома, он упал на свою соломенную постель и мгновенно заснул.
В течение трех недель после Рождества стояла ясная сухая погода. В такую погоду Джек обычно чувствовал себя лучше, колено почти не болело. На склонах холмов трудились пахари, и впервые со дня приезда жизнь на ферме показалась Джеку оживленной и осмысленной.
Но ударили морозы, и полевые работы пришлось прекратить. Джек снова остался в одиночестве. Сейчас он занимался тем, что обрезал заросшие изгороди на поле Хоум Филд, связывал вместе колючие ветки и жег хворост. Мисс Филиппа приходила сюда дважды в день и стояла рядом, поеживаясь от холода.
– Теперь вы понимаете, почему я недовольна своими работниками? – спросила она однажды, греясь у костра, который развел Джек. – В начале месяца тут было четыре плуга. И все они работали целых две недели, а вспахали всего сорок акров!
– Работники в этом не виноваты. Просто земля в плохом состоянии. Нужно восстановить дренажную систему.
– А сколько же лет уйдет на то, чтобы прочистить все канавы? – ехидно заметила Филиппа.
– А у вас сколько лет ушло, чтобы так их загадить? – парировал Джек.
Она промолчала, наблюдая, как он сгребает вилами хворост и бросает его в огонь.
– А вы можете дать разумный совет?
– Совет дать нетрудно. Когда морозы ослабнут, вам нужно направить как можно больше народу на рытье канав. И мне кажется, что вы могли бы позвать того же Джо Стреттона, который проработал здесь Бог знает сколько.
– Я возьму назад Джо Стреттона только в том случае, если в этом будет необходимость.
– У вас полно работы. Разве нет необходимости заняться ею? Кроме того, я слышал, что его жене хуже. Ведь это тоже достаточно веская причина, чтобы вернуть его. Я уж не говорю о его четверых детях!
– Его жена страдает слабоумием. Ее нужно отправить в сумасшедший дом. Я говорила об этом Стреттону еще два года назад, но он не захотел прислушаться к моему совету. Он сам виноват в том, что остался без работы. Однако я обдумаю ваши слова и посмотрю, кого еще могу взять на рытье канав.
Она повернулась и ушла.
Стреттон частенько наведывался в поля, обходил свои ловушки, кое-где выдергивал репу, срезал позднюю капусту и совершенно открыто воровал картошку, сложенную на зиму. Иногда, из желания нашкодить, он заглядывал в дом Джека, но никогда не попадался ему. Однажды, когда неожиданно на участке сломался насос, Джек обнаружил, что желоб забит комьями грязи и галькой, а в другой раз, придя домой, увидел, что чайник сплющен в плоскую железку и висит на перемычке двери.
В одном из сараев за домом стояла старая двухколесная телега и хранилась старая упряжь, и как-то в субботу Джек запряг Шайнера и проехал шесть миль на Игем-он-Эннен. Обратно он привез солому, три мотка бечевки, горшок дегтя, грабли, ножницы для стрижки овец и Новые садовые ножницы. Он решил отремонтировать дом.
К концу недели Джек убрал с крыши остатки старой соломы, почистил все балки и перекрытия и поменял прогнившие рейки. В воскресенье утром он начал покрывать крышу соломой, а днем к нему заглянула гостья.
– Что вы там делаете? – услышал Джек и, взглянув вниз, увидел Ненну, которая стояла рядом со стремянкой.
– А ты не догадываешься? – ответил Джек. – Кладу новую крышу!
– Не возражаете, если я посмотрю?
– Как хочешь. Мне все равно.
– Похоже, эта работа вам хорошо знакома, – похвалила Ненна.
– Я занимался крышами давно, когда был мальчишкой.
– А Филиппа знает, что вы ремонтируете дом?
– Думаю, что знает. Она всегда в курсе всего, что происходит на ее территории.
– Вам нужно быть начеку: она скоро запросит с вас арендную плату.
– Возможно. Но она ничего не получит.
– Она даже может продать этот дом.
– Может. И я не вправе ей помешать.
Он спустился вниз, чтобы набрать еще соломы. Девушка наблюдала за ним. Она присела на валун, отбросила назад капюшон, и солнце заиграло в ее волосах. У нее было красивое лицо с тонкими мелкими чертами, свежая кожа, открытый взгляд карих глаз и темные брони. Подбородок выдавал сильную волевую натуру.
– А вас не волнует, что за свою работу вы ничего не получите? – спросила она.
– Мне нравится, когда я занят делом, – ответил Джек. – Это спасает меня от хандры.
– С чего это вам хандрить?
– А разве с тобой такого никогда не бывает?
– Бывает, иногда.
– Тогда не задавай глупых вопросов.
– Но у мужчин все по-другому. Вы можете делать то, что хотите. Вы независимы.
– Если вздумал делать то, что хочется, приходится за это платить.
– Правда? – удивилась она. – А вы всегда готовы платить?
– Может быть. А может быть, и нет. Беда в том, что никогда не знаешь заранее, какую назначат цену, а потом уже менять свое решение бывает слишком поздно.
– Мне пора, – неожиданно заявила она и встала. – Я встречаюсь с Бевилом у реки. Он везет меня на барже в Елланд.
– А обратно он тебя привезет?
– Конечно, – ответила она, рассмеявшись. – К сожалению.
Когда она ушла, Джек снова влез по лестнице на крышу, прихватив новые снопы соломы, и занялся «бровью», которая дугой нависла над окошком мансарды. Джек поднялся сегодня на заре, чтобы пораньше взяться за дело, и сейчас, обведя взглядом эту часть крыши, весело желтевшую соломой, почувствовал, что доволен своей работой.
Около полудня, сидя на крыше, он увидел, как вдоль сада прошел Джо Стреттон с вязанкой хвороста на плече. Это удивило и вызвало кое-какие подозрения у Джека. Джо жил на опушке леса и мог бы набрать хворосту у себя под боком. Джек молча смотрел ему вслед, гадая, какую пакость задумал Стреттон, пока тот не исчез из виду, свернув за сарай, где стояла телега. Вдруг откуда-то сзади что-то вылетело со свистом и вспыхнуло. Это был пучок горящих березовых веток с четырехзубым крючком, который зацепился за соломенную крышу, и в одно мгновение все было охвачено пламенем. Искры взметнулись вверх, опаляя Джеку лицо и падая на его рубашку и жилет, которые тут же загорелись. Огонь был таким сильным, что даже влажная солома у него в руках затрещала, воспламенившись от огня.
Джек соскользнул вниз по лестнице и быстро побежал к сараю. И хотя там хранилось много всякой всячины, он не нашел ничего на случай пожара и подхватил лишь старые вилы. А когда вернулся, новая крыша уже превратилась в черную груду пепла, пламя пробивалось сквозь дубовые рейки, и те, обуглившись, летели на землю. Искры падали на солому, разбросанную по двору, языки пламени уже лизали лестницу, на которой стоял Джек, и добирались до его ботинок и брюк.
Понадобилось два часа времени и двадцать ведер воды, чтобы затушить пожар. Джек стоял посреди вонючей мокрой соломы, черневшей на земле, потом присел на край желоба, откуда насосом подавалась вода. Он решил немного передохнуть и подсчитать убытки. Теперь дом был в еще более плачевном состоянии, чем раньше. Все рейки сгорели. Балки обуглились. Он зря трудился восемнадцать часов, да еще выбросил недельную зарплату на материал для крыши. Джек поднялся, выпил воды, а затем направился к дому Стреттона.
Когда он постучал, в доме послышались тяжелые шаги человека, который спускался вниз по лестнице. Дверь распахнулась, и Джек увидел Стреттона. Недолго думая, он схватил Джо за жилетку и с силой ударил о стену.
– Ты мне надоел, Стреттон! Настало время все расставить по своим местам! Что если я сейчас сверну твою поганую толстую шею?