Ксавье не смог удержаться от соблазна опять увидеть Доминик.
В ту ночь, уйдя от Анны, он долго бродил по безлюдным улицам ночного Парижа, пока наконец не добрался до бульвара Сен-Жермен. Почему-то теперь он думал только о Доминик и жаждал встречи с ней. Анна была забыта. Часто ночью во сне перед Ксавье возникал обворожительный облик мадемуазель Анисе, он просыпался и закуривал сигарету, чувствуя щемящую боль в сердце.
Однажды, проснувшись, он принялся писать ей письмо, боясь разговора по телефону, мучаясь от мысли, что он для нее один из многих. Ему ничего не оставалось, как только ждать ответа и надеяться. В пятницу консьержка, стукнув в дверь, принесла голубой конверт, аккуратно надписанный красивым почерком. С замиранием сердца он осмотрел его со всех сторон, не решаясь распечатать. На почтовом штемпеле было указано, что письмо отправлено в 11.30 с улицы Лекурб. Доминик сообщала:
«У меня нет определенных планов на этот выходной. В воскресенье примерно в три часа я буду у кафе «Распай». В два у меня деловая встреча, а в три я уже освобожусь. Мои родители уехали, и сейчас я совсем одна.
«.
Сидя за столиком, он ждал ее уже полчаса, разглядывая скучающих посетителей. Слева от него мужчина средних лет неторопливо подтачивал пилочкой ногти, лениво перелистывая красочный журнал, который, судя по обложке, сообщал о последних новостях из мира кино. В тени за столиком справа молодая симпатичная женщина задумчиво постукивала пальцами по краям стакана, тоже, вероятно, ожидая кого-то. Случайно образовавшаяся на юбке складка соблазнительно приоткрывала ее длинную стройную ногу.
Раньше Ксавье никогда не проводил столько времени в ожидании. Он не любил никого долго ждать, но сейчас готов был сидеть в этом кафе целый день, лишь бы снова увидеть Доминик. Он и сам не отдавал себе отчета в том, что именно привлекало его в этой девушке. Рядом с ней он терялся, часто не зная, как поступить или что сказать. С Анной все было гораздо проще, однако мир ее чувственных наслаждений и простота обращения убивали в нем желание. В сознании молодого человека Доминик постепенно превращалась в какое-то мифическое, божественное создание, становясь своеобразным идеалом женщины, такой близкой и в то же время такой недоступной.
День выдался на редкость безветренным и жарким. Изнывая от зноя, Ксавье восхищался собственным терпением, однако затянувшееся ожидание начало вызывать у него легкое беспокойство. А что, если Доминик пошутила, пообещав встретиться, подумалось ему, но он сразу же усомнился в такой возможности. Нет, она не может так жестоко поступить со мной. Она ведь не ребенок, да и я не мальчик, решил он и в тот же миг вздрогнул, услышав за спиной ее веселый, волнующий голос:
— Бога ради, простите меня за опоздание, Ксавье. Моя деловая встреча несколько затянулась, мне очень стыдно за опоздание. Вы не сердитесь? Вижу по вашим глазам, что нет! Ну скажите — я права?
Она смотрела такими умоляющими глазами, что Ксавье не выдержал и улыбнулся.
Доминик тут же уселась рядом и положила на стол сумочку.
Ксавье невольно залюбовался ее густыми распущенными волосами, которые она легким изящным жестом отбрасывала со лба. Легкое подрагивание ее красивых губ не ускользало от пристального взгляда молодого человека. Он прекрасно понимал стремление девушки внести ясность в сложившиеся между ними отношения и заставить его раскрыть перед ней наконец свои карты. Это у тебя не пройдет, дорогая, мысленно сказал он себе. Зачем нам такая поспешность? Ему хотелось поиграть с Доминик, затянуть разговор и поддерживать его как можно дольше, интригуя девушку недомолвками и двусмысленностью своих ответов до тех пор, пока она сама не перейдет в атаку. Гул голосов в кафе удачно заполнял в их беседе затянувшиеся паузы, делая их менее заметными.
— Я уже давно понял, что шумная публика действует вам на нервы, не так ли? — спросил Ксавье, подвигая к ней пирожное. — Но приглашать вас к себе мне неудобно. Мне кажется, что с девушками так не принято обращаться.
Явное лицемерие приятеля вызвало понимающую улыбку на лице Доминик.
— Но я вас приглашала к себе уже не раз, а вы так упорно избегаете возможности посетить мой дом, что я просто теряюсь в догадках. Я могла бы попросить родителей отправиться вечером в кино, если их присутствие вас смущает. Я приготовила бы ужин, и мы бы поболтали о том о сем в тишине.
— Поболтали? О чем же? Что такого вы хотите мне сообщить с глазу на глаз в вашей уютной гостиной, а? Право, такими чудными вечерами жалко торчать дома. Вот осенью, когда на улице станет прохладно или будет лить дождь…
Доминик слушала его молча с серьезным выражением лица. Не делай из меня дурочку, думала она. Я прекрасно понимаю, куда ты клонишь. Ты напрасно пытаешься увести меня от главного, не желая сказать мне то, что я так хочу от тебя услышать. Сколько еще можно нести всякую чепуху о погоде, о дожде, об осени? Когда же мы наконец серьезно поговорим о нас с тобой?
Ей просто необходимо было понять, какую роль отводит ей Ксавье: нашла ли она уже свою любовь, или, может, этот молодой человек всего лишь случайный знакомый, приятный парень, с которым неплохо проводить время и трепаться о жизни. Если он не любит меня, то не стоит с ним больше встречаться, внезапно решила она.
— Ксавье, вы самый настоящий эгоист. Да, да, эгоист! И не надо строить такую недовольную мину! Вы что же, решили, что я буду бегать к вам по первому вашему зову? Все наши встречи в кафе и совместные прогулки просто позволяют нам поближе узнать друг друга, но они пока ровным счетом ничего не значат для меня. Нам необходимо серьезно поговорить, вы не находите? Эта неопределенность мне надоела. Так больше не может продолжаться.
— Я эгоист? Да Бог с вами, Доминик! Вы меня плохо знаете. Скорее, я просто бездельник, праздный человек. В моей жизни очень много времени уходит впустую, но мне нравится так жить, а вам, по-видимому, хочется переделать меня на свой вкус? Боюсь, что у вас ничего не получится. Давайте лучше попробуем пирожное.
Ксавье не был готов к серьезному разговору, хотя у него и мелькнуло желание спросить у Доминик, любит ли она его. Однако он все же не решился сейчас задавать ей самый главный для него вопрос. Ксавье сознательно избегал обсуждения этой темы, боясь услышать о том, что он ей безразличен.
Какое-то время оба старательно делали вид, что увлечены пирожными, ковыряя ложечками в вазочках.
Доминик сидела нахмурившись, и по выражению ее лица нетрудно было понять, что она сильно расстроена. Единственная, и на первый взгляд такая простая фраза «я люблю вас», могла бы, казалось, исправить сложившееся положение дел, но Ксавье не решался произнести ее, боясь потерпеть фиаско.
Стоит мне только намекнуть ей на те нежные чувства, которые я уже почти два месяца испытываю, подумал он, как она сразу же воспользуется моим признанием, чтобы поступать со мной так, как ей заблагорассудится. Я стану ей неинтересен, как прочитанная книга, которую даже забывают поставить на полку, и она валяется где попало. Нет, этого нельзя допустить! К тому же признание в любви означало для Ксавье непременную перемену в жизни, которая неизбежно обременила бы его существование. Ему казалось, что Доминик никогда бы не согласилась на свободную любовь и могла признать только официально объявленную помолвку. Ксавье не исключал такой поворот событий, но не был готов немедленно принять решение. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что такой исход явился бы для него окончанием беззаботного, праздного существования, которое ему сейчас совсем не хотелось менять.
Покончив с пирожным, Ксавье закурил сигарету, посмотрел на Доминик и отметил, что она приуныла. Он не оправдывал ее надежд, и это явно испортило ей настроение. Доминик чувствовала себя уставшей и одинокой, но что-то изменить у нее уже не было сил. Вместо привычной радостной улыбки, которая так нравилась Ксавье, на ее губах появилась лишь жалкая усмешка.
— Мне не хочется спорить с вами, Ксавье, — с горечью в голосе сказала она. — Ваша безынициативность удивляет меня. Вы ко всему относитесь так легкомысленно и равнодушно, что просто повергаете меня в тоску. После вашего звонка я радовалась предстоящей встрече и собиралась обсудить с вами свои планы. Но, глядя на ваше лицо, я чувствую, что вам это абсолютно безразлично, разве не так? Все наши прогулки, бессмысленная чепуха, которую мы постоянно несем, не имея возможности откровенно поговорить друг с другом, эти колючие взгляды официантов…
Ксавье не пытался успокоить Доминик. Он знал, что ее раздражение пройдет само собой, когда на столике появится заказанный томатный сок.
И не ошибся. Через несколько минут рассерженная мадемуазель Анисе действительно успокоилась и на какое-то время отвлеклась от своих нерадостных мыслей.
— О, томатный сок! Так вы что, помните, что я люблю? — Она бросила на него лукавый взгляд.
— Конечно. А почему это вас удивляет? Разве я не похож на человека, способного запомнить такой пустяк?
— Но этот «пустяк» мне многое говорит о вас, уважаемый господин Парада.
Ксавье наслаждался временным затишьем, с любовью глядя на Доминик. Я правильно поступил, что не прореагировал на ее жалобы и упреки. Она просто старалась спровоцировать меня на откровенный разговор, подумал он. Ксавье нагнулся к ней, вдохнул запах ее духов и почувствовал, как у него закружилась голова.
Отчаяние снова охватило Доминик, и она с удвоенной силой обрушилась на молодого человека:
— Нет, вы мне скажите, почему не хотите прийти ко мне в гости? Мои родители вас не съедят. Они давно предоставили мне полную свободу. Я сама решаю все свои проблемы. Ну, так что? Решаетесь?
Ксавье улыбнулся, но не ответил. В гневе она была прекрасна. Ему страстно захотелось коснуться ее нежной щеки ладонью, заглянуть в бездонные глаза и поцеловать Доминик так, чтобы она больше не мучила его вопросами.
— Мне почему-то кажется, Доминик, что девушки, подобные вам, созданы исключительно для того, чтобы все ими любовались, а вовсе не для того, чтобы морочить голову бесконечными разговорами.
Она пожала плечами.
— Вы такой же, как все мужчины. Лишь хорошенькая мордашка способна возбудить ваше скудное воображение, но если женщина обладает только умом, то она всегда остается вами незамеченной. Что, не правда? То-то и оно… Впрочем, лучше я вам вот что скажу: мне не нравится ваш галстук, он вам совсем не идет…
Ксавье мало беспокоила эта деталь его туалета, но он обиделся. Эта девчонка явно пытается его уколоть, сделать больно. Скорее всего, он что-то не понял в ее отношении к нему, чем-то разозлил. А вот это плохо. Ведь он только и думал, как договориться с ней о новой встрече, понимая, что она скажет, что ей надоели эти однообразные свидания в скучных кафе, похожие одно на другое. А ему не надоели? Нет, надо уговорить ее вновь встретиться…
Он не мог отвести свой алчный взгляд от ослепительно белой ткани ее блузки, просвечивающей в косых лучах уже заходящего солнца. Там, за этим легким покровом, соблазнительно вырисовывались крепкие груди, которые в экзальтированном воображении сами собой бесстыдно подавались вперед и выпячивались все сильнее и сильнее, точно требуя ласки его горячих ладоней.
Доминик решила, что партия ее проиграна. Ей показалось, что Ксавье утомлен — он стал таким уступчивым, готовым сразу же согласиться с каждым ее словом. У нее не хватило духу высказать в его адрес все те резкие слова, которые крутились у нее в голове. Да если она и решилась бы произнести вслух то, о чем думала минуту назад, вряд ли это произвело бы на него сильное впечатление.
Казалось, будто он, сидя сейчас за столиком рядом с ней, вместе с тем находится где-то очень далеко, восторженно наблюдая за происходящим со стороны. Она же в эти минуты не испытывала к нему ни любви ни ненависти.
Ей предстояло вскоре отправиться в Сентонж, где ее родители собирались открыть новое предприятие, и теперь она старалась представить себе выражение лица молодого человека после того, как сообщит ему эту неожиданную для него новость. Конечно, если бы она не захотела, то не поехала, но у нее не возникло даже мысли о том, чтобы изменить намеченные планы.
Напротив, ей очень хотелось сообщить Ксавье о своем скором отъезде, с каким-то несвойственным ей злорадством увидеть его реакцию. Он должен огорчиться, узнав об этом, думала она, с интересом глядя ему в лицо, однако в самый последний момент перед тем, как произнести эти слова, она все же смягчилась, решив, что таким образом может обидеть молодого человека. Он мне нравится, этот парень, решила Доминик, глядя на Ксавье своими большими голубыми глазами. Он похож на маленького медвежонка, которого я в детстве прятала у себя под одеялом, когда ложилась спать. Я была такая дурочка, что боялась, как бы он не простудился и не заболел.
— Кстати, Ксавье, я должна сказать…
Она неожиданно остановилась на середине фразы, почувствовав, что не решается закончить ее.
— О чем же вы собираетесь меня уведомить? — спросил он.
— Я скажу вам об этом, когда буду уходить.
— Да? Даже так? А вы не боитесь, что я умру от любопытства?
— Думаю, вы выдержите.
Что это? Угроза? — подумал он. В его душе зародилось смутное беспокойство из-за неизвестности, которая таилась в ее словах, однако он попытался скрыть свое волнение, сохраняя обычный спокойный и уверенный вид.
Ксавье решил выпить еще одну рюмочку коньяка и через некоторое время почувствовал, что захмелел. Теперь он курил одну сигарету за другой.
Доминик смотрела на него сочувственным взглядом. Как трудно любить! — думала она. Ведь нужно самой принимать решения, здесь никто не поможет. Она только теперь начинала догадываться о тех жертвах, которые требовала от нее настоящая любовь. Внутренне Доминик уже подготовила себя и даже решила расстаться с девственностью, с этим непреодолимым для многих девушек барьером. Пассивное созерцание друга стало для нее просто невыносимым. Она была вынуждена либо признаться в любви, либо принять твердое решение никогда больше не встречаться с Ксавье.
— Правда ли, Доминик, что в холодную погоду женщины мерзнут меньше, чем мужчины?
Девушка очнулась и не сразу нашлась что ответить ему на такой странный вопрос. В ее памяти всплыл один случай, когда она с приятелем однажды осенью возвращалась домой из кино. На улице было уже прохладно, но ее спутник специально старался идти как можно медленнее, чтобы потом при расставании около подъезда прижать ее к себе и согреть в своих крепких объятиях.
Доминик хотела рассказать Ксавье эту историю, но тут увидела, что он заказал новую порцию коньяка, и поняла, что ей не удастся ни о чем договориться с Ксавье. Ее слова теперь не доходили до него. Он как будто замкнулся в себе, а у нее не было сил вновь заинтересовать его.
К тому же ей пора возвращаться. День подходил к концу, а сегодняшняя встреча оставила у нее лишь чувство горького разочарования. Она встала из-за стола.
— Ну вот, Ксавье, я оставляю вас на какое-то время. Через две недели я отправляюсь в Сентонж. Не думаю, что вы захотите составить мне компанию. Я очень надеялась на эту последнюю встречу, но вы разрушили все мои мечты своим безразличием и молчанием… До свидания. Если у вас появится желание, напишите мне о том, как проводите время, я очень люблю получать письма. Напишете?
Она протянула ему руку.
Ксавье растерялся и схватил ее за запястье. От неожиданности он сильно побледнел, и выражение лица у него стало как у ребенка, у которого отняли игрушку. Теперь он тщетно пытался удержать Доминик. Отчаяние охватило его.
— Вам действительно надо отдохнуть, Доминик, и сменить городскую суматоху на шум дубрав. Париж летом — это ад.
Он понимал всю бессмысленность своих слов, которые теперь ничего не значили, но все же пытался продлить и как-то сгладить неприятный момент расставания. В его душе еще теплилась слабая надежда на то, что можно что-то изменить и исправить. То высокое и прекрасное чувство, которое он испытывал к Доминик, не было капризом, проходящим с окончанием летнего сезона. Ксавье не желал расставаться с ней. За все то время, что они провели вместе, она стала ему очень близкой и дорогой, и теперь он очень боялся потерять ее.
Он грустно улыбнулся.
— Доминик, я хотел бы вас проводить.