Энн была сама себе противна. Она сбросила осточертевший серый костюм и белую блузку, запустила через комнату старушечьи туфли на низком каблуке и сняла чулки. На ней остались только коротенькая розовая комбинашка с кружевами и трусики. В этом наряде по крайней мере она чувствовала себя естественно.
Энн подошла к зеркалу и стала нащупывать сзади застежку ожерелья. Принять от Филдинга такой подарок было безумием. Надо его вернуть - и как можно скорее, пока он еще чегонибудь не придумал. Завтра она это сделает. Как только они встретятся.
Энн завороженно глядела в зеркало на отливавший теплым светом роскошный жемчуг. Почему он купил ей это ожерелье? Неужели просто для того, чтобы заманить ее к себе в постель? Очень может быть. Он ведь наверняка считает, что ни одна женщина не сможет устоять перед таким подарком.
А в постель он ее хочет затащить только для того, чтобы утвердить свое превосходство. Не подумав о последствиях, она больно задела его мужское самолюбие. Она бросила вызов всему, что составляет его суть. У него остался только один способ сломить ее непокорство: овладеть ею. Для него это был вопрос самоутверждения - только и всего.
У Энн стало невыразимо пусто на душе. Как это ужасно, какая ирония судьбы... она должна воевать с единственным человеком в мире, который ей дорог... только он этому никогда не поверит. Нет, надо уйти, исчезнуть, освободиться от него. Это самый разумный выход.
У Энн на глаза навернулись слезы. Она сняла очки и вытерла глаза. Еле переставляя ноги, она подошла к стеклянным дверям на балкон и распахнула их настежь. У нее ныло сердце. За окном было темно - ни луны, ни звезд. Только слышался шум прибоя. Здесь было так же темно и пусто, как у нее на душе. Энн стояла, прислонившись к косяку двери, и не вытирала слез, которые катились у нее по щекам.
Энн не знала, сколько она так простояла. Время как бы перестало существовать. Из тоскливого полузабытья ее вывел резкий стук в дверь. Ее сердце затрепетало. С чего это он стучит в столь поздний час? Что ему нужно?
Нет, она его не впустит. У нее нет сил с ним разговаривать. Подождет до утра! Энн опять устремила взгляд в черноту ночи. Пусть стучит - она не откроет.
И вдруг раздался щелчок отворяемой двери. Энн содрогнулась. Неужели он осмелился... Она круто повернулась и, увидев полуодетого Филдин га, который решительным шагом вошел к ней в комнату, окаменела.
Он резко остановился в тот момент, когда увидел Энн. Его искаженное бешенством лицо вдруг преобразилось, и на нем появилось выражение, заставившее Энн затрепетать.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мэтт смотрел на Энн, словно это было видение, в реальность которого он с трудом мог поверить. Его глаза скользнули по шелково-кружевному дезабилье, которое почти не скрывало ее соблазнительных форм и даже, наоборот, подчеркивало их притягательную женственность. Стройные, белеющие в полумраке ноги, мягкая округлость плеч и рук, длинная грациозная шея... он пожирал все это взглядом, который томительно медленно поднимался к ее лицу, к блестевшим от слез глазам.
На Филдинге был короткий темно-красного цвета махровый халат, небрежно перехваченный поясом и оставлявший открытой его грудь. А что у него надето под халатом? При одной этой мысли у Энн закружилась голова. Но тут к ней на помощь пришли защитные инстинкты.
- Какое вы имеете право врываться ко мне в комнату?
- Я постучал! - вызывающе заявил он. - Вы не ответили.
- Я не обязана открывать вам дверь среди ночи!
- Но вы же не спите?
- Вас это не касается!
- Нет, касается. Даже очень. Я не люблю, когда мне лгут. В том числе и вы. Вот я и решил устроить проверочку, - ядовито сказал Филдинг. - И что я вижу: конечно, вы не смотрите этот идиотский фильм... с этим приторным жиголо! Так что ж происходит, Кармоди?
- А вам какое дело, чем я сейчас занимаюсь? К тому же Роберт Голдинг играет в нем вовсе ни жиголо, а...
- Но вы мне солгали! - взревел Филдинг.
- Я просто передумала! - с вызовом бросила Энн.
- Ах, передумали? - Он сделал театральный жест, как бы представляя ее публике. - Так вот, значит, что вы носите под своими постными серыми костюмами! Еще одна ложь. Я рад, что уличил вас и в этом. Все сходится. Вы лжете мне на каждом шагу, Энджел Кармоди!
- Что хочу, то и надеваю! Это никому не видно.
Филдинг упер руки в бока.
- Вот-вот! Это ваш принцип. У вас все скрыто за завесой лжи. Только вот что я вам скажу, Энджел Кармоди: этот номер у вас больше не пройдет!
Издевательский тон, которым Филдинг дважды назвал ее полным именем, отрезвил Энн. Призвав себе на помощь все свое достоинство, она твердо сказала:
- Если вы пришли сюда, чтобы уличить меня во лжи, мистер Филдинг, считайте, что достигли своего. А теперь, пожалуйста, уходите!
Энн демонстративно отвернулась от него и устремила взгляд на океан.
- Черт бы вас побрал!
За неистовым проклятием последовало такое же неистовое действие. С искаженным лицом Филдинг пересек комнату, схватил Энн за плечи и стал ее трясти.
- Признайтесь же, что вы все лгали! Про оргии с молодыми людьми, про то, как хорошо вы искушены в сексе, про то, что вас так возбуждает этот дешевый актеришка. Зачем вы мне лгали, Кармоди?
Энн была больше потрясена яростью в его глазах, чем грубостью его действий.
- Да, это все неправда! - воскликнула она, потеряв власть над собой. - А зачем вам правда? Как будто она вас интересует! Вы до того заняты собственной персоной, что другие люди для вас не существуют.
- А вы попробуйте! - гремел он. - Попробуйте сказать мне правду! Я не могу больше выносить это!
- Вы не можете? - захлебываясь от беспомощной ярости, крикнула Энн. Сейчас же отпустите меня! И нечего на меня так пялить глаза! Убирайтесь отсюда, пока я не подняла на ноги весь отель!
Филдинг еще крепче стиснул ее плечи. В глазах у него горел огонь бешеной решимости.
- Нет уж, сначала я воздам вам по заслугам!
Одной рукой он с силой прижал ее к себе, другой, как тисками, обхватил ее голову. И прильнул к ее губам. Но в этом поцелуе не было нежности. Это было насилие, попытка сломить ее, сделать покорной.
На несколько секунд Энн утратила способность сопротивляться; она была оглушена, все ее тело было парализовано новыми, острыми, как молния, ощущениями: ощущением его мускулистых ног, ощущением его теплой груди, к которой были прижаты ее ладони, ощущением его губ и языка, будившими в ней страсть и туманившими ее сознание.
Ее тело жаждало уступить, отдаться, но в поцелуе Мэтта не было любви. В нем было только желание овладеть, подчинить, и при этой мысли Энн словно обдало холодом: она лучше умрет, но не уступит ему без ответного чувства.
Когда Филдинг наконец оторвался от ее губ, они, казалось, уже принадлежали не ей, а какойто другой, побитой, обесчещенной женщине. У нее не осталось сил бороться, негодовать. Изпод сжатых век катились слезы.
- Пожалуйста, - с трудом выговорила она - ей уже даже не было стыдно его умолять, - пожалуйста... пустите меня. Не надо...
Филдинг ослабил объятие.
- Энн... я...
Он замолчал, уронил руки и сделал шаг назад.
Энн вдруг осознала, что стоит перед ним почти голая. Надо прикрыться! Она, спотыкаясь, кинулась к шкафу. Ноги у нее подгибались, глаза ничего не видели от слез. Она ударилась о край кровати и чуть не упала.
Ее поддержала сильная рука.
Энн панически забилась: