Поганое поле. Возвращение - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Глава 7. Другая сторона луны

На другой день россы умотали на лодочную экскурсию. Поплыли на противоположный берег озера, где располагались, по всей видимости, другие селения с жителями, обожествляющими россов, которым, кажется, преклонение нравилось.

У меня же это поклонение и челобитие не вызывали ничего, кроме раздражения.

Возвращение в Республику Росс планировалось завтра, и у нас с Кирой в распоряжении оказались целые сутки ничегонеделания.

Для меня ничегонеделание — суровое испытание. В последнее время я привык постоянно чем-то заниматься и куда-то двигаться. Но охотиться на Лего вторую ночь подряд вместе с россами не было ни малейшего настроения. Я уже узнал, что из себя представляют эти чудовища (вовсе не роботы, а биотехнические симбионты), и мне было неинтересно носиться по свалкам бывшей промышленной зоны на квадроцикле, поливая градом пуль все вокруг и вопя от восторга, как это делали наши туристы.

Меня больше интересовало, куда Габриэль дел сферу-ловушку с внутренним телом Лего и что он с ней намерен делать.

Эксперименты?

Или он выпустит Лего в Секцию Буфер (сиречь Прикордонье), чтобы оно собрало себе внешнее тело из чего попало и сражалось с Отщепенцами на потеху россам? От этих разноцветных извращенцев всего можно ожидать.

Днем мы с Кирой надумали скоротать время просто катаясь по жидкому лесочку на квадроцикле. Никто не запрещал пользоваться этим непопулярным среди экстремалов четырехколесным байком.

Я учил ее управлять этим транспортом. Дело нехитрое, и Кира быстро им овладела. Теперь я сидел сзади, обхватив ее тонкую и упругую талию (что незаметно за теми просторными одеждами, которые она предпочитает), а она носилась по бездорожью с восторженным видом.

Езда на квадроцикле понравилась ей даже больше, чем я ожидал. Наверное потому, что сиденье напоминало седло на лошади и сидели мы под открытым небом. В кабине мусоровоза кататься-то она отказывалась.

Неожиданно для меня (и наверняка для нее тоже) эта совместная прогулка удивительным образом нас сблизила. Давненько ни с кем я так тепло не общался. Прежде между нами всегда была некая дистанция.

Точнее, призрак Витьки.

И сейчас, под искренний смех Киры (я впервые слышал, чтобы она так смеялась) этот призрак уплывал в серую хмарь забвения…

Ближе к обеду, когда дисциплинированный желудок напомнил о том, что пора возвращаться в купе, где есть еда, мы наткнулись в нескольких километрах от места остановки поезда на Ведьмин круг с дольменом в центре. Вокруг него торчали хилые деревца, свойственные этой местности, но в выложенном камнями круге не рос ни один кустик — только мелкая пожелтевшая трава. Полутораметровые камни дольмена глубоко ушли в почву и обросли мхом.

И тут на горизонте снова замаячил призрак Витьки.

И почему я так зациклен на нем?

В какой-то момент я потерял и дом, и память — нехилый такой стресс для, в сущности, обыкновенного парня. У меня были чужие воспоминания — и Витька. Он был моим якорем и опорой. И без него кажется, будто я схожу с ума.

Мы слезли с квадроцикла и молча встали на самом краю Ведьминого круга. Смотрели на тяжеленные камни, которые кто-то поставил буквой “П”. И поставил, судя по всему, без использования техники, как это делали наши древние предки из мегалитической культуры. Даже мысленно представлять такое тяжело.

И вдруг меня, как говорится, пробило на инсайт.

Я развернулся к Кире и сказал:

— Мне нужно здесь переночевать.

Она с изумлением воззрилась на меня.

— Что?

— Именно здесь, в Ведьмином круге, — кивнул я.

Я отчетливо воспринимал В-ауру этого места. Она отличалась от той, что разлита в лесу. Воспринимались потоки энергии, но очень слабые, ни на что не похожие. Словно совсем рядом была дыра в пространстве, и в нее просачивался сквозняк из иного мира. А еще чудилось, словно эта энергия хочет мне что-то сказать — но что?

— Зачем? — спросила Кира, хмурясь и снова напоминая себя прежнюю, а не новую, смеющуюся и беззаботную.

— По ночам здесь происходит волшба, — постарался я объяснить словами то, что ощущалось на уровне интуиции. — Я должен понять…

— А Погань? Ты разведешь огонь?

Она обо мне беспокоилась. Сегодняшняя поездка что-то изменила в ее отношение ко мне… и в моем — к ней.

— У меня ведьмины мешочки, — напомнил я мягко. А сам подумал, что пользоваться ими не буду. Нельзя отгонять Погань. Погань — часть Поганого поля. А именно с ним я должен сегодня подружиться, не отгораживаясь световой гирляндой или иными методами. Образно выражаясь, сегодня мне предстоит секс с Поганым полем без средств предохранения.

Возможно, я свихнулся. Но — рискнем.

***

Вечером, после ужина, когда начало темнеть (а темнеет здесь рано), я сел за руль квадроцикла и поехал к Ведьмином кругу. Прихватил с собой автомат, который россы оставили пока что в моем распоряжении вместе с байком, и рапиру, к которой успел привыкнуть. Киру не приглашал, а она и не напрашивалась.

Сказала только:

— Будь осторожен…

При этом особое беспокойство не высказывала, если не считать немного нахмуренных бровей. Хотя это могло быть из-за заходящего солнца, светящего в лицо.

Я проехал немного вдоль берега, пока не уперся в забор вокруг зоны. Остановившись на заросшем кустами берегу, я заглушил мотор и некоторое время всматривался в озеро и вслушивался в окружающую природу. Со стороны островов доносились приглушенные крики и хохот. Россы вовсю забавлялись с местными красотками. Или красавцами.

Или — и теми, и другими одновременно.

А как иначе? За помощь благодетелям надо платить натурой, если больше нечем.

Довольно скоро я добрался до Ведьминого круга. С собой у меня не было никаких вещей, кроме тех, что находились прямо на мне. Все мои шмотки остались в овраге — в мусоровозе и палатке. Наверняка в них сейчас щеголяют религиозные фанатики.

Я сгреб прямо руками палые листья и соорудил постель возле дольмена внутри колдовского круга. Климат тут теплый, если не сказать — жаркий, земля за день нехило прогревается, и от ночевки на голой земле почки у меня, надеюсь, не отвалятся. Когда я углубился в лес, чтобы насобирать побольше листвы, налетел ветерок и разнес мою постель. Чертыхаясь, я нашел на земле ржавую железку размером с ладонь взрослого человека и с ее помощью вырыл длинное, но мелкое углубление. Издали оно смахивало на могилу, которую забросили, едва начав копать. Я заполнил углубление листвой. Теперь ветер мою постель не раскидает…

Между тем смеркалось. Солнце исчезло за горизонтом, наступил полный штиль, дневная жара спала.

Я выложил вокруг “могилы” кольцо из ведьминых мешочков. Пользы от них, скорее всего, будет мало. Но лучше это, чем ничего.

В сгущающихся сумерках я лег на “постель” — мягкую, но источавшую сильнейшие ароматы перепревшей листвы. Лежа на спине, я сложил руки на груди, как настоящий покойник.

Стало совсем стремно.

Что я делаю?

Зачем?

Я что, совсем свихнулся?

В то же время на самом дне бессознательного таилась уверенность в том, что я все делаю правильно. Откуда взялась эта уверенность? Не представляю.

Опять начал поддувать ветерок — на сей раз не знойный, а прохладный. Ночной, вкрадчивый, как шепот мертвецов…

Я смотрел на звездное небо, по которому плыли рваные облачка. Они то и дело наползали на молодую луну, которая взошла совсем недавно. Если повернуть голову чуть вправо, то становятся видны очертания квадроцикла. Если посмотреть налево, то не увидишь ничего, кроме чернильной стены леса. В темноте ночи он казался густым, дремучим и монолитным, хотя я прекрасно помнил, что на самом деле это довольно жиденькие заросли.

Было страшновато, но я твердо решил провести здесь время до самого утра. Если не удастся уснуть, то так тому и быть. Я должен доверять интуиции. В Поганом поле действуют законы волшбы, и нужно играть по этим правилам. Дневной инсайт был слишком ярким и сильным, чтобы его игнорировать.

За первый час или около того я укрепился во мнении, что не усну всю ночь. Постоянно мерещилось, что кто-то подкрадывается, и я выворачивал голову, не жалея шейных позвонков. В-токов вращалось в воздухе слишком много, чтобы как-то в них ориентироваться. Я был уверен лишь в том, что ко мне не подходит большой дикий зверь; что касается Погани, то тут уверенности не было никакой.

Ближе к полуночи ветерок полностью затих, и ветви деревьев перестали зловеще скрипеть. На меня накатила волна сонливости, но я не закрывал глаза, продолжая пялиться на нависающую прямо надо мной молодую луну.

Луна медленно истончалась, и ко мне поворачивалась ее ставшая объемной, почти осязаемой темная сторона. Она выпирала из бархатного неба, как гигантский волдырь, готовый прорваться водопадом гноя. Ее темная сторона подмигивала мне заплывшими глазками и щерилась в широченной ухмылке.

— Тинна? — сказал я, не особо удивляясь. — Не такая уж ты и страшная!

— А с чего ты решил, что темная сторона бытия должна быть страшной? Уродам вы сами представляетесь уродами.

Потрясающая мысль, серьезно подумал я. И как я до этого не додумался раньше?

— Красота в глазах смотрящего?

— Именно! — обрадовалась Тинна моей догадливости. Она заулыбалась еще шире и неожиданно стала почти красивой. — В обычном мире красоты не существует вовсе! Это лишь точка зрения большинства. Но ведь и меньшинство имеет право на свою точку зрения, верно?

Да, мысленно ответил я, слова Тинны абсолютно верны и точны. Она вещает истину. Религия селенофилов — правильная и хорошая, просто я не понял этого сразу.

— Тинна, — сказал я, — ты — богиня меньшинства?

— Кто тебе сказал, что в меня верит меньшинство? Я — богиня Погани, и нас — легион! Намного больше, чем людей. Сейчас ты это поймешь. Но для начала узри мой лик!

Я подумал, что сейчас увижу нечто красивое, но ее темное лицо исказилось, глаза уплыли куда-то в сторону, рот искривился до невозможности. На то, что свисало на меня с низкого плотного неба, было невозможно смотреть — до того омерзительным оно стало.

Я хотел вскочить на ноги и убежать, уползти, укатиться, но тело лишилось сил, придавленное к земле. Отвратительный лик Тинны падал на меня, увеличиваясь в размерах, заслоняя все небо.

Я застонал, замычал дурным голосом, но не смог пошевелить и пальцем.

…И проснулся, весь мокрый от пота. Мускулы одеревенели, но уже наливались привычной силой. Это был ночной кошмар.

Луна — самая обычная — светила с неба, сдвинувшись к западной половине небосклона, ее прикрывала вуаль легкой тучки. Черная костистая ветвь дерева упиралась в серебряный серп.

Я сел, зашелестев листвой, и потер шею. В лунном свете блестели гладкие поверхности квадроцикла. В-аура местности не изменилась. Все вроде бы оставалось в порядке.

Я “прокрутил” время назад с помощью СКН, но он показывал только темноту. Значит, я реально спал. Нейрочип не записывает сны.

Вздохнув, я с силой потер лицо. И вдруг ощутил чье-то присутствие позади, возле монолитных камней дольмена.

Руки сами собой ухватились за автомат. Я прыжком поднялся на ноги и развернулся.

У дольмена стояла темная фигура. Прямая, а не согнутая, как у Уродов. И не чудовищно-огромная, как внешнее тело Лего.

В первый момент захотелось прошить ее очередью. Во второй — подскочить к квадроциклу и врубить фары. В Поганом поле вначале надо стрелять, а потом спрашивать — совсем как на Диком Западе.

Я передернул затвор. Магазин был наполовину полон патронов — или наполовину пуст, смотря как оценивать.

Но не выстрелил, потому что услышал знакомый голос:

— Олесь…

У меня подогнулись колени.

— Витька? — не своим голосом спросил я.

— Ага, — ответил он.

— Я все еще сплю?

И, не дожидаясь ответа, ущипнул себя за запястье. Было больно. Но это ничего не значило… Если ты спишь, мозг все равно тебя обманет. Обнадеживало то, что я только что спал, и это было совсем другое ощущение.

— Вроде нет… — неуверенно сказал Витька. Если это был он…

— Ты жив? — заволновался я. — Дай, я свет зажгу!

И шагнул к байку, чтобы включить фары.

— Лучше не надо, Олесь… Вдруг я исчезну?

Я ожидал чего-то подобного. Остановился и поднял автомат.

В-аура вокруг фигуры была сумбурная, дрожащая, как марево, ненадежная.

— Слушай, — заговорил я, понемногу приходя в себя. — Если ты порождение Поганого поля и морочишь мне голову, я тебя заставлю пожалеть!

Надеюсь, в голосе у меня не прозвучала дрожь — та самая, что овладела коленями.

До меня донесся вздох. Так вздыхал настоящий Витька, когда я, по его мнению, нес пургу.

— Я Витька Смольянинов. Мы с тобой с Тридцать Седьмого Посада сбежали… Меня подстрелили из лука… А потом я сознание потерял… И очнулся в странном месте. Темном и совсем пустом. Я себя ощущаю как-то не так, как раньше, и сам не понимаю, что стряслось…

— Где это место? Кто тебя утащил из могилы? То есть… кто тебя увел?

Пауза. Кажется, Витька усиленно напрягал память.

— Какие-то добрые люди…

— Люди?

— Да, они увели меня через эти камни… Дольмен… Это врата.

Конец фразы прозвучал совсем тихо и невнятно. Фигура Витьки отодвинулась вглубь леса, хотя я был уверен, что пацан не двигается.

— Витька! — заорал я.

— Силы кончаются, — словно бы издали донесся голос. — Ты, Олесь, найди меня, хорошо? Пожалуйста!

— Где искать-то?!!

— На другой стороне…

Плюнув на предосторожности, я подбежал к призраку, чтобы схватить и не дать исчезнуть. И схватил — но не живого человека и не призрак, а нечто холодное и твердое, как камень.

Последовал страшный удар в живот, и я повалился на землю. Сознание на секунду помутилось, но я быстро пришел в себя и вскочил.

На меня надвигалась тень — огромная, громоздкая, нечеловеческая.

Лего?

Когда она выдвинулась из тени, на нее упали лунные лучи, и я увидел шероховатую поверхность камня. На меня пер гранитный голем с карикатурными руками и ногами.

Переключив автомат на стрельбу очередями, я открыл огонь. Ночную тишину разорвал грохот выстрелов. Пули рикошетили, выбивая искры, от Голема, но ничуть его не замедляли. Тяжело ступая, он продолжал приближаться.

И когда эта тварь успела подкрасться? Из-за Витьки я потерял бдительность.

Я продолжал жать на спуск до тех пор, пока не кончились патроны, хотя с самого начала и последнему идиоту было понятно, что толку от пальбы не будет. Видимо, я изрядно перепугался и сам этого не понял. Слишком многое навалилось за эти последние минуты: появление Витьки или его призрака, воспоминания о том, как меня укусил Вампир в кратере, а после из воды вылезли Големы, которых я тогда впервые видел и здорово струхнул… Способность мыслить пропала начисто. Я просто стоял, как дебил, и стрелял, пока автомат не заглох, а Голем уже стоял прямо передо мной, подобный двухметровой статуе, вытесанной скульптором, не представлявшем, как должно выглядеть человеческое тело.

На мою голову опустилась каменная рука — опустилась почти ласково, иначе мой череп запросто треснул бы, как переспелая тыква. Но тем не менее я почувствовал боль от удара.

Боль отрезвила и привела в чувство. Я выставил Знак Глаза на предплечье и завопил:

— Рассыпься!

Сам не знаю, почему я произнес именно это слово. Но Голем отшатнулся, просел и принялся рассыпаться на куски. То ли зрением, то ли своим волшебным шестым чувством я уловил, как из груды камней выскользнула живая слизь, похожая на ту, что выскочила из внешнего тела Лего. Она сразу распалась на капли, которые растворились в траве.

Я подбежал к квадроциклу и дрожащими руками врубил фары. Раскаленный автомат бил меня по груди, живот и спина болели — живот от апперкота Голема, а спина от удара о землю при падении. Вспыхнувшие фары осветили весь Ведьмин круг, П-образные камни, мое “могильное” ложе и груду ноздреватых камней, которые совсем недавно являли собой внешнее тело Голема. Я успел приметить, как капли слизи растворяются в траве; возможно, немного позже эти капли снова сольются в единое целое.

Так, еще одна загадка Поганого поля разгадана — частично разгадана, но хоть что-то. Големы и Лего — это почти одно и то же, симбионты, конструирующие себе внешние экзоскелеты из природного камня или антропогенного металлолома.

Ну и какая польза мне от этого знания?

Я стоял возле квадроцикла несколько минут и лихорадочно озирался. Яркий свет фар разгонял темноту. Было тихо и мирно, никто больше не пытался напасть. Витька (или какое-то другое существо, которое пыталось морочить мне голову) не возвращался.

Я больше не усну. Ну какой еще сон после этаких страстей?

При свете фар я обошел дольмен, протиснулся сквозь узкий проход, образованный камнями. В-аура была иной, и — больше я ничего не сумел выяснить. Если врата и вели в иное измерение, то я не нажал на соответствующую кнопку, активирующие портал.

Осмотрел траву там, где находился Витька. Следов нет. Но следопыт из меня никакой, а трава жесткая — пройдись по ней, и не останется ни следа.

Больше всего меня пробрало поведение Витьки: оно было таким естественным! Он не вещал замогильным голосом о мести, не порол невнятицу, не издавал жуткие звуки, как призраки из фильмов ужасов. Он говорил то, что и следовало в такой ситуации обычному человеку. Он и сам не понимал, куда попал и что с ним стряслось. И просил меня помочь…

Я залез на квадроцикл и поехал назад. Шок постепенно сошел на нет, зато нахлынуло радостное возбуждение. Инсайт оказался верным: я увидел Витьку. Не совсем прежнего, живого, но интуиция подсказывала, что это именно он, пусть и изменившийся, перешедший в какую-то призрачную форму или пытающийся докричаться до меня из другого измерения.

Он хотел вернуться!

Внезапно сам собой включился интерфейс моего нейрочипа:

ОБНАРУЖЕН НОВЫЙ ДОПАРТ

ФУНКЦИИ НЕ ОПРЕДЕЛЕНЫ

***

— Ты уверен, что тебе не показалось? — в который раз спросила Кира.

Я закрыл глаза, но не от досады, а для того, чтобы в очередной раз прокрутить СКН.

Никакой ошибки быть не могло. Я совершенно точно разговаривал с Витькой, который вел себя как Витька, а не как хтоническое существо, пытающееся притвориться пацаном. Я видел его фигуру, хоть и нечетко. К сожалению, СКН записывает все, что я вижу, слышу и чувствую ровно в таком же качестве и “разрешении”, в каком увидено, услышано и прочувствовано.

— Уверен, — пробурчал я.

И подумал: “Вся моя уверенность базируется на изрядно потрепанных чувствах и СКН. По сути, все происходящие события могут транслироваться мне в мозг долбанным нейрочипом, и я ни за что не замечу разницы между иллюзией и реальностью, если она вообще есть. Жизнь в Эру буржуйского Тельца тоже казалась мне абсолютно реальной”.

В тот период моей жизни был только один баг, который косвенно указывал на иллюзорность происходящего — то, что я совершенно не вспоминал о родителях, своей юности, родных и друзьях, кроме Димона.

Но и сейчас я могу не вспомнить о некоторых аспектах жизни, о которых должен думать каждый нормальный человек. О чем-то важном, что совершенно ускользает от моего внимания. Но как заставить себя думать об этом чем-то, если не знаешь, о чем?

Кира, судя по всему, различила неуверенность в моем тоне. Но не прокомментировала.

— Ладно, — сказала она. — Как теперь поступишь? Твои догадки отчасти подтвердились. Будешь ночевать в Ведьмином кругу еще раз? Сегодня поезд возвращается в Республику Росс. Трогаемся вечером — я узнавала.

Я уже об этом думал.

— Заночевать в Ведьмином круге нужно еще раз. Это единственная возможность снова “дозвониться” до Витьки. Он явно не успел мне все рассказать, связь прервалась. Во второй раз, глядишь, успеет подсказать, как его вытащить с другой стороны… Круг — это портал, но в Поганом поле таких кругов много. Мы поедем в Республику Росс, соберем информацию, а потом я вернусь в Поганое поле и найду ближайший Ведьмин круг. Нам сейчас нельзя разлучаться с россами…

— Вернешься только ты? — проговорила Кира с непонятной интонацией, то ли вопросительной, то ли утвердительной.

Мы сидели в нашем купе у окна за столиком. Было раннее утро, россы пока не выходили из своих хат, дрыхли после ночных увеселений.

Я кашлянул и прямо сказал:

— Кира, я до сих пор не понял наши отношения. Имею ли я право тебе указывать, куда идти? Насколько я понимаю, мы свободные путешественники, которых вместе свела судьба, но которые, в принципе, не обязаны всюду следовать друг за другом. Если хочешь пойти со мной, милости прошу… Но и принуждать не буду.

Получилось, кажется, грубовато, но Кира не обиделась, а задумалась.

— Знаешь, Олесь, я до сих пор не решила, кто ты такой.

— В смысле? — удивился я. — Я тебе рассказал всю свою жизнь. По крайней мере, ту, которую помню, естественно.

— Да, рассказал. Но я так и не поняла, сумасшедший ты или нет.

Что ж, она тоже заговорила со мной максимально прямо, без экивоков и намеков. Это радовало и немного пугало. Такие прямые разговоры либо ведут к долгосрочным отношениям, либо становятся последними в жизни.

— Вот оно что! — только и смог произнести я.

— Если ты сумасшедший, — продолжила Кира очень серьезно, — нам будет не по пути.

— Я и сам толком не знаю, сумасшедший ли я…

— Это зависит от целей человека, — сказала Кира, и я догадался, что она транслирует что-то из прочитанного в библиотеке. — Безумие целей отражает безумие человека. Мой брат Борис был безумен. Он горел желанием очистить этот мир от скверны огнем. В юности его бесило, что я читаю книги — те немногие, что нашлись в руинах города рядом с нашим селением. Он колотил меня за это и сжигал книги. Но однажды я его пыталась остановить и выстрелила из огнемета… Ты видел такой у нашего воеводы… Но это его ничему не научило.

— Так это ты его обожгла? — тихо спросил я.

— Да. И еще больше усугубила его сумасшествие… Но особо я ни о чем не жалею — он и без того был совсем чокнутый. И это не лечится.

Пока я переваривал новую инфу, она добавила:

— Поэтому, если ты окажешься психически больным, наши пути сразу разойдутся. Без промедления и колебаний. Я не буду пытаться тебя уговорить, одуматься, лечить или суетиться вокруг — это пустая потеря времени.

Мило. И честно.

Я попытался пошутить:

— Достаточно будет того, что ты мне не сожжешь пол-лица.

Но Кира не подхватила шутливый тон.

— Зависит от тебя. Я слежу за тобой. Ты вроде бы нормальный парень, куда лучше многих… Ведешь себя достойно, хоть и несет тебя постоянно куда-то… Но если окажется, что Витька все-таки умер, а ты просто сходишь с ума — прощай навсегда.

— Значит, — усмехнулся я, — ты все-таки меня оценивала?

— Как и ты меня.

— А если я окажусь нормальным? И откажусь от цели найти Витьку? Или же, наоборот, найду его живого? Ты согласишься быть моей, скажем так, подругой?

Раз уж пошел такой разговор, я решил расставить все точки над “ё”.

Она пожала плечами.

— Скорее да, чем нет. Ты для меня наилучший вариант. Я не совсем хочу обременять себя отношениями, но понимаю, что тянуть с созданием семьи не стоит. Женский организм слишком быстро увядает.

Ее прямолинейность начала меня коробить. Не в тему вспомнилось, как покоробила и смутила Витьку моя собственная прямота, когда я сказал, что у нас Кирой возможен регулярный секс. Пожалуй, я мог бы об этом сказать и самой Кире. Зачем я столько времени ходил вокруг да около? Надо было сразу выкладывать все, что думаю. Вот так с бабами всегда — строишь из себя сраного рыцаря, а они ждут прямолинейного дикаря.

Впрочем, с Кирой одно неверное движение или слово может привести к потере существенных частей тела.

— Ты хочешь детей? — спросил я.

— Помнишь, я говорила, что вижу смысл своей жизни в служении другим?

Да, верно, она такое говорила. Мне не требовался СКН, чтобы восстановить в памяти весь диалог.

— У Решетникова есть мотивация, — говорил я. — Он ждет, когда Поганое поле поглотит Вечную Сиберию.

— Чтобы что? — резко спрашивала Кира. — Чтобы прожить в одиночестве остаток жизни и упиваться гибелью врага? Это бессмысленно.

— А что не бессмысленно?

— Служение другим.

— А кому ты служишь, Кира? — встревал Витька. — Никого нет, а домой ты не хочешь.

— Будущим поколениям, — с достоинством ответила Кира. — Я храню знания, читаю книги. Придет время, и я обучу учеников.

— Откуда ты их возьмешь?

— Придет время — появятся. В крайнем случае нарожаю.

— Да, помню, — сказал я.

— Слушать будущим поколениям — это хорошо. А если будущее поколение — твои родные потомки, думаю, это еще лучше.

Я перевел дух.

— Получается, мне теперь надо доказать тебе, что я не чокнутый. А для этого мне надо решить, искать Витьку дальше или забить на это.

— Я не хочу заставлять тебя выбирать между собой и им. Это был бы верх глупости. Если женщина заставляет мужчину выбирать, он, как правило, выбирает другую женщину, которая не будет заставлять его выбирать. А я, уж извини за нескромность, далеко не глупа.

— Я заметил.

— Поэтому делай, что считаешь нужным и правильным. Не пытайся понравиться — это выглядит… неприятно. Я поеду с тобой в Республику Росс, и там мы придумаем, как поступить дальше.

Я растроганно уставился на нее, благо она смотрела в окно и не видела моего выражения лица. Эта девушка — идеал!

Когда вышел из купе, чтобы прогуляться, в коридоре расхаживал Габриэль.

— Она тебе не по зубам, парень, — заявил он вместо приветствия.

Я сразу догадался, в чем дело.

— Подслушивал? — прошипел я. Это так по-росски!

— Конечно. Это ведь так интересно! Я даже не подозревал, что вы до сих пор не вступили в плотную связь. Столько времени вместе на диких равнинах и до сих пор не… Как такое возможно? Только если мужчина совсем плох, а я не смею предположить такое.

Он смерил меня лицемерным взглядом.

— Или женщина слишком умна. Такая умница тебе не по зубам, повторяю.

— А может быть, ты просто не знаешь, что такое дружеские отношения?

— Дружеские отношения между молодыми и здоровыми людьми разного пола встречаются очень редко. Я бы даже сказал: никогда. Но боюсь упустить какой-нибудь уникальный случай. Я бы поставил на то, что она тебя использует, как и подобает заскорузлым бинарам вроде вас. С твоей помощью она закрепится в Республике, а потом ты еще и должен будешь доказать, что достоин ее! Хитро!

Он засмеялся, я мрачно подумал, что бинар — это, наверное, гетеросексуал.

— Без тебя она оставалась бы с теми полоумными адептами луны, — продолжал Габриэль. — Она останется в Республике Росс при любом раскладе, друг, вот увидишь. А мы от таких умниц избавляться не будем, Республике нужны умные люди. А вот в Поганом поле или Вечной Сиберии им делать нечего.

Я все-таки разозлился:

— А на что тогда я вам сдался, такой глупый?

— Ты неглупый. Просто не слишком умный. И ты нам нужен, но — об этом позже!

Желтоглазый росс похлопал меня по плечу и вразвалку пошел по коридору.

Я вышел из поезда через послушно открывшийся шестиугольный проем. Меня распирало раздражение. Причем бесил не только Габриэль, но и Кира с ее интеллектом.

Меня что, все используют? Кира — чтобы попасть в Республику Росс, Габриэль — вообще хрен пойми по какой причине. Даже Витька, если на то пошло, использовал меня для того, чтобы свалить по-быстрому из опостылевшего Посада.

И вообще, если присмотреться внимательнее, все люди на свете используют друг друга для своих мелких потребностей. А все разговоры про дружбу и любовь — просто брехня и самообман.

Уйти, что ли, куда глаза глядят? Пусть за мной побегают!

А если не побегают?

М-да, какие-то у меня сегодня детские мысли и поведение, одернул я себя и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Дотерплю до Республики, там выясню все, что надо, и умотаю в Поганое поле, чтобы добить это дело с Ведьмиными кругами и Витькиным призраком. Киру ждать и увещевать не буду — обойдется.

До меня донеслись звуки заунывной песни. Я лишь сейчас заметил, что вокруг карго-поезда, сляпанного из чего попало, бродят вереницей аборигены с озерных островов и напевают что-то замогильное.

Я направился к ним — все равно в поезд возвращаться не хотелось.

— Славься, Росс! — различил я слова. — Славься, Росс!

Когда приблизился на расстояние в пару десятков метров, Емеля углядел меня и бросился в ноги самым натуральным образом.

— Возблагодарим наших благодетелей, братья и сестры! — возопил он высоким голосом.

Меня передернуло от отвращения. Я быстро наклонился и поднял его за шкирку обеими руками, причем на мгновение полностью оторвал от земли, хотя Емеля был справным мужичком. У меня всегда от злости прибавлялось силы.

Или это действие нового, неопознанного допарта? Я так и не разобрался, что это за штука и откуда она появилась. СКН постоянно “видел” его в виде мутного прямоугольника, а не Знака, как остальные допарты, но само “приложение” не запускалось и ничего не делало.

В конце концов я пришел к заключению, что мой СКН лагает. Или в результате удара Голема и ночевки в дольмене запустился какой-то магический троян, чтоб его…

Было бы недурно, если этот допарт увеличивает физическую силу.

— Ты что, Емеля, совсем сдурел от своего подхалимства? — прорычал я ему в перепуганное лицо. — Чего ты лебезишь? У тебя есть самоуважение?

И оттолкнул его от себя. Емеля повалился на задницу.

Я обратился к испуганным аборигенам, наблюдавшим за неожиданной экзекуцией:

— А у вас — у вас есть хоть крупица гордости? Вы люди или скоты?!!

Емеля поспешно отползал от меня, губы его тряслись от ужаса. Остальные после секундного колебания бросились наутек. Емеля оглянулся, подхватился с земли и, теряя лапти, бросился к понтонной переправе.

Я тоскливо обернулся к поезду. Сверкающие поверхности отражали лес, ворота, амбар-сарай и собственную пародию на берегу. Наблюдали ли за мной россы и Кира — неизвестно, я их не видел и не чуял. Скорее, наблюдали.

Плевать. Все они ничтожества. И россы, и аборигены. И те, и другие занимаются хренью, чтобы чем-то наполнить свое бессмысленное существование. Габриэль не верит ни в дружбу, ни в любовь, а потому все объясняет манипулированием и использованием друг друга. При этом высокомерен и насмешлив, как любой болван, возомнивший, что познал тайны вселенной. Глупая рыбка, пафосно объявляющая другим рыбкам, что суши не существует.

Я и сам не понял, отчего так разозлился. Из-за Киры? Или это запоздалая реакция после ночных приключений?

Вероятно, я перенервничал, но от осознания этого факта злость никуда не ушла.