ПРИГОВОР
Вдруг разговоры стихли, послышались тяжёлые шаги, такие тяжёлые, что у лежащего на каменных плитках двора Тони они отдавались в теле мелкими толчками.
— Переверните.
Чьи-то руки схватили его и поставили на колени перед… о, господи… мужик был здоровый, просто чудовищно здоровый, в этой своей броне, такой толстенной, словно из вселенной Вархаммера…
— Слушаю.
— Такое дело, господин барон…
Кто-то, стоявший позади, начал объясняться с пришедшим. Бляаааа*ь, и это — их барон⁈.. Тони непроизвольно отметил, что в голосе говорившего не было ни страха, ни заискивания, а только уважение и уверенность в справедливом решении…
— Было их двое. Прошли порталом аж с Жемчужного города. Тамошнему магу полмиллиона отвалили. Вот бумага, в карманах нашли, — из-за плеча протянулась рука, демонстрируя местному владыке уже изрядно измятую расписку; тот кивнул. — Вывалились аккурат за поворотом от моста, там же и ночевали — вся трава измята и, простите дамы, заблёвано. Вонища жуткая. Утром, вестимо, пошли наугад и в ближайшем малиннике увидали девчонку, вон, Светланку Прянишникову. Напали, она пыталась ножиком, значит, обороняться, да только первого смогла малёхонько зацепить. На счастье, братец еёйный, Фимка, был недалече, с собакой. Этого собака помяла. А второго братец топориком зарубил, когда тот сестрицу, значит, повалить пытался, — Тони слышал и не верил: Сержа убили… не в шутку, на самом деле, зарубили топором, кошмар какой… — Тело того первого мы проверили. Вещей ценных на ём было: часы, вот они, — сзади зазвякало, словно кто-то раскладывал металлические предметы на столике, — цепь, значит, золотая семидесяти сантиметров на шее и ещё зажигалка в кармане. Тоже золотая, стал-быть. Да денег, — по столу тихонько стукнуло, — триста тыщ восемьсот рублёв. С этого ирода сняли цепь шейную, такой же длины, браслет наручный, тож всё из золота, и денег двести пятьдесят две тыщщи. Общим числом денег получилось пятьсот пятьдесят две тысячи восемьсот рублёв. У этого перелом был открытый на правой руке, кости наружу — так госпожа кельда залечила, чтоб не подвывал, людей, значит, не беспокоил.
Тони опасливо поднял глаза и натолкнулся на тяжёлый, холодный взгляд.
Всё, пизд*ц.
— Так, пятьдесять тысяч — взыскать за лечение, в целительский фонд сразу отправьте, на расходники. Остальные деньги и имущество передать пострадавшей девушке, она вольна ими распоряжаться по своему усмотрению. Прохор! Принеси мой топор, малый, что висит над камином, — по двору затопали торопливые шаги. — Брат девицы где?
— Здесь я, господин барон.
В поле зрения Тони показался тот бешеный мальчишка, который зарубил Сержа.
— Подойди.
Маленький взъерошенный мальчик встал напротив великана.
— Я благодарю тебя за смелость. Твои родители и родственники могут гордиться тобой, — подбежавший мужик подал барону небольшой чёрный топор с резьбой по топорищу, барон принял его и протянул мальчику: — А это тебе от меня! Держи, Ефим!
Стоящая вокруг толпа разразилась приветственными криками и рукоплесканиями, в которых потонули слова благодарности покрасневшего от удовольствия пацана.
Господи, какой кошмар! Этот ребёнок только что убил человека — а они хвалят его⁈ И говорят: давай ещё! Или я сплю?
— Так, теперь этот. Насильник, хоть и неудавшийся. Кастрировать и в рабство, десять лет каменоломен, после этого — на общих работах.
— По… по-по-подождите! — Тони прорезался петушиным криком: — Я не насильник, не насильник!.. Я не хотел, клянусь вам, я клянусь!!! — он плакал и ломал руки, но видел, что барон смотрит вовсе не на него. Наконец, словно получив какой-то сигнал, барон коротко кивнул:
— Ты говоришь правду. Ты не насильник. Но ты напал на моего человека на моей земле. Так?
Губы у Тони похолодели и затряслись. Ему казалось, что этот огромный, страшный чёрный человек надвинулся на него, загородив собой всё небо. Что с ним сделают, если сейчас он попытается солгать?..
— Я… да…
— Десять лет каменоломен, после этого — пятьдесят лет рабства в семье пострадавшего. Если семья не захочет тебя принять — пойдёшь на общественные работы, — барон усмехнулся. — Обжалованию не подлежит.
А ЕСЛИ БЫ…
Тот же день, вечер, Новая Земля, баронство Белый Ворон, замок Серый камень
Антон
Какие-то люди отвели его в новое место, тщательно записали, как его зовут, заставили прочитать странную бумагу, вставляя в нужных местах своё имя. Потом посадили его в какую-то каморку — и ушли.
Тони раз за разом прокручивал в голове всё произошедшее. Если бы Серж не полез на эту девку… Нет, если бы они не портанулись неизвестно куда… Нет, ещё раньше — если бы так не напились… о, боже… Справедливости ради, нужно было продолжить цепочку. Если бы они с Сержем не вели себя как полные придурки. Тони стукнул кулаком по своей подстилке и зашипел. В край ладони воткнулась какая-то колючка.
Вот, пожалуйста — реальное доказательство… э-э-э… настоящести.
Если бы…
Что было бы, если бы он не стал есть те таблетки? Пошёл бы он с Сержем? Да просто — рискнул бы вообще сеть в машину, которой управляет пьяный да ещё обдолбанный чувак?
Если бы он вообще не пошёл в тот вечер в клуб, а выспался бы нормально и приехал, наконец, к отцу — он его уже три недели зовёт поговорить.
Звал…
Блин, всё! Вся жизнь Тони теперь в прошедшем времени! Да и никакого Тони больше нет. Сказали же — Антон Денисов. Антошка, Антошка, пойдёт копать картошку…
Голова отказывалась воспринимать слово «каменоломни».
Не в силах больше лежать, он подскочил со своего тюфяка и подошёл к окну. Снаружи было закрыто досками, но между ними оставалась щель, в которую виднелся кусок двора, какие-то деревянные постройки, сделанные, судя по всему из целых стволов толстенных деревьев.
Тони вернулся к своему… как это вообще называется? Не диван, точно. И не кровать. Больше всего было похоже на широкую скамейку, как в парке. Только без спинки и между досками не было щелей. И из таких толстых досок! И ноги у этой лавки были просто из кусков брёвен, только без шкуры… что-то не то, другое слово должно быть… без коры, вот! Сверху лежал вроде как матрас из какой-то грубой ткани, а внутри шуршало сено. Точно сено, у отца в конюшне такое видел. И пахло похоже.
Нет, лежать не хотелось. По-честному, хотелось бежать, бежа-а-ать, куда глаза глядят. Но бежать возможности совершенно не было. А внутри этой клетушки… От лежанки до окна два шага, от окна до двери четыре. Вот Тони и метался в четырёх стенках, как загнанный зверёк.
Он подошёл к двери и осторожно потрогал ручку. Можно, конечно, постучаться и попроситься в туалет. Пройти через большой двор, посидеть в домике с буквами М и Ж и потом долго мыть руки под умывальником… А когда на самом деле захочется, что делать? Он с сожалением отошёл от двери и снова вернулся к окну, приник к щёлке. Вот, в одном из деревянных строений открылась широкая дверь, показался парень в обыкновенном рабочем комбинезоне, в каких ходят дворники или клининговая служба в Москве, покатил куда-то нагруженную тачку.
Блин, надо было слушать отца, не скакать по клубам и не забивать на учёбу. Сидел бы сейчас на лекциях. А вечером ужинал бы в каком-нибудь приличном ресторане, ел бы…
Тони не успел представить себе, что бы он ел, дверь брякнула шпингалетом и отворилась, впустив внутрь неожиданно яркий свет. Антон поскорей сел на кровать.
Вновь перегораживая доступ солнцу, на пороге появился совершенно квадратный мужик. Он заглянул в каморку, окинул Тони цепким взглядом и отшагнул назад, пропуская внутрь мальчишку с каким-то широким бесформенным предметом в руках. Что ещё, господи?
Мальчишка зашёл внутрь и нерешительно затоптался.
— Дядь Прохор, что — прямо на топчан ставить?
«Топчан» — автоматически отметил Тони, вот как называется эта странная кровать.
— Щас.
Прохор исчез. Через несколько секунд раздалось приглушённое: «А ну — выдь!» — мелкий юркнул наружу, а мужик появился снова со здоровенным чурбаком в руках. Тони поджал ноги и постарался втиснуться в угол топчана. Тюремщик мягко поставил чурбак напротив окна и махнул заглядывающему в двери пацану рукой:
— Ставь!
Странный предмет оказался просто красным пластмассовым подносом, накрытым белым полотенцем. Пацан поставил поднос на чурбак и убежал.
Прохор свирепо глянул на Тони:
— Ешь! Через час оправка и отбой.
И ушёл.
На двери снова щёлкнул шпингалет. Комнатка погрузилась в полумрак.
Тони осторожно поднял полотенце.
Ну что, Антошка, мечтал о ресторане?
На подносе стояла еда. Тарелка гречневой каши, кусок курицы, несколько краснобоких редисок, пучок зелёного лука, два куска тёмного хлеба, большая кружка чая. К еде прилагалась вилка. Ни фига себе. А как же хлеб и вода? В кино про средневековье всегда были сырые подземелья, хлеб и вода (обязательно протухшая). С другой стороны, его сарай тоже не тянул на сырое подземелье. Желудок предательски заурчал.
Новая Земля, баронство Белый Ворон, замок Серый камень, 16.01 (мая).0055
Весь следующий день Антон просидел в своей крохотной камере. Три раза его покормили, несколько раз вывели до специального строения эМ и Жо.
Из интересных событий.
Утром в сарай напротив пришли несколько парней, там сразу начали страшно орать какие-то звери. Слышно было, как парни гремели вёдрами и громко перекликались. Из-за визга и грохота слов было не разобрать. Вечером их приход повторился. Было почти всё то же самое, только в конце они вывезли несколько тачек, видимо… хм, видимо, с навозом.
Больше ничего не происходило.
Весь день он гонял по кругу одни и те же мысли: ну почему же вот так, и как было бы, если бы всё вышло иначе…
Ужасно не хватало смартфона.
ОТПРАВКА
Новая Земля, баронство Белый Ворон, замок Серый камень, 17.01 (мая).0055, утро
Антон
Дверь в каморку грохнула, отворяясь. Антон испуганно открыл глаза. Было свежо. Сколько времени-то? Рань какая, кошмар.
— Вставай, хорош валяться, — надсмотрщик сегодня был другой. Совсем молодой парень, в рабочем комбинезоне и футболке. — Бегом на оправку, а то поесть не успеешь, будешь голодом весь день.
Сегодня его, оказывается, повели в столовую.
— Это чтоб с посудой не таскаться, — доверительно сказал его сопровождающий, представившийся Валеркой.
Антона так и подмывало спросить: как становятся тюремщиками, и он не удержался. Парень так хохотал, что им пришлось остановиться.
— Ну ты даёшь! Тюремщик! Я такое слово только в книжках видел…
— А ты тогда кто?
— Конюх я, балда! И батя у меня конюх, и брат. Можно сказать, семейное. Очень мы лошадей любим. А у барона знаешь какие кони! Во!
— А Прохор? — растерянно спросил Антон.
— Дядь Прохор — один из старших дружинников. Ты только ему про тюремщиков не ляпни — живо по шее отхватишь. А рука у него тяжёлая!
Антон переваривал информацию, а Валерка всё ещё посмеивался.
— У нас и тюрьмы-то нет. Зачем она? Если кто обкосячится — разбирают на месте. Старосты или дежурные. Кто сильно дров наломает — типа как ты — баронский суд. А дальше — работать на пользу общества. Чё сидеть-то просто так?
Валера быстро загрузил два подноса едой. Столовая была ещё пустая, только в дальнем углу сидели несколько парней в камуфляжных брюках и футболках.
— А почему людей так мало?
— Большинство на зарядке.
Яичница была вкусная — обалдеть, с обжаренным луком, перцем, помидорами и специями. Почти по-итальянски.
— Вообще народ ближе к восьми подтягивается, — конюх отставил тарелку и принялся за чай с пирогом.
— А мы зачем так рано?
— Так у тебя через сорок минут выезд.
У Антона в животе похолодело, еда сделалась безвкусной и перестала пролезать в горло. Валерка посмотрел на его ковыряния:
— Ты давай, не колупайся…
Антон почувствовал, что сзади кто-то стоит. Покосился, увидел армейский камуфляж и высокие ботинки на шнуровке. Одна нога перешагнула через лавку, мужик уселся на ней верхом, как на лошади. Антон осторожно глянул выше. Мужик как мужик. Чёрные волосы, аккуратная чёрная бородка, неожиданно синие на этом лице глаза, смотрит устало.
— Ты ешь-ешь, а то так косяка давить — глаза сломаются, — Антон поперхнулся и уткнулся в свою тарелку. Подошедший, продолжая его разглядывать, спросил явно у Валеры: — Это, что ль, наш клиент?
— Он самый.
— Что-то для убийцы хлипковат… Слышь, паря, ты часом не психический?
Антон хотел было возмутиться, но тут же вспомнил, что этот человек, возможно, будет теперь управлять его жизнью — и только отрицательно помотал головой. Мужик как будто сомневался.
— М-гм… Доел?.. Тогда пошли.
На внешнем дворе уже ожидал отряд. Всего было двадцать человек, включая одного, управляющего повозкой с какими-то коробками и тюками. Антон успел подумать, что больно шикарный эскорт для одной особы, как из тени вдоль стены поднялось с десяток персонажей совершенно киношно-бандитской наружности. Грязные, угрюмые, какие-то потрёпанные. Одеты они были чрезвычайно разнообразно. Встречалось и разномастное милитари, и закос под дикий Запад, и даже пара полосатых стёганных халатов в комплекте с тюбетейками.
Мужик в кольчуге и странной шапке, наверное, главный из за́мковой охраны, подошёл к дядьке из столовой:
— Здорово, Глеб Сергеич! Что-то клиенты у тебя сегодня того… ледащие… — они пожали друг другу руки.
— Знал бы ты, Василий Иваныч, сколько они народу по северам положили! В одном Междуречье почти два десятка хуторов пожгли, да пока через ведьмаков шли с пяток деревень разорили. Это не считая того, что в Серых землях творилось, кто их там, родимых, упомнит. Три года по степям народ резали.
— Душегубцы, значицца?
— Ага. Они от ведьмаков севернее ушли. Вокруг Якутского портала места глухие, посёлков, считай, почти нет. Через три недели около Рыбки выскочили, а там, знаешь же, народ серьёзный. Пятерых местные сразу положили, остальных отмудохали как следует. Вон те трое ковбоев свинтить успели, неделю потом ребята их по лесам гоняли.
— Да, давно такой банды не было.
— Да лет восемь уж…
— Ну, бывай, Глеб Сергеич.
— И вам не хворать.
Глеб окинул взглядом своих подопечных, не нашёл Антона, оглянулся и обнаружил его, остолбенело замершего посреди двора.
— Осу́жденный Денисов, встать в строй! Давай-давай, не тормози! — командир красиво взлетел в седло. — Повторяю ещё раз, для глухих и новеньких. Медик остаётся в замке. Все желающие сбежать будут справляться с болевым шоком самостоятельно, я с вами возиться не буду. Поняли?
Нестройный хор бандитов откликнулся:
— Поняли, гражданин начальник…
— В колонну по два за повозкой, шагом марш!
Это что, пешком? Реально, пешком?..
Антон уже выходил в ворота, когда услыхал сзади:
— Петруха!
— Да, Василь Иваныч?
— Сбегай к свинарям, попроси: не в службу, а в дружбу — пусть они нам тут дезинфекцию сделают…
Боже, какой кошмар…
НА КАМЕНОЛОМНЮ
Антон
Они шли, и шли, и шли…
Сперва Антон думал, что умрёт от жажды. Потом им встретился ручей, и он постарался напиться впрок. Кто-то из сопровождающих спросил:
— У тебя что — фляжки нет? — и выдал ему пластиковую бутылку.
Оказывается, такой кайф можно почувствовать, когда просто хочется пить — и пьёшь! Охренеть!
Поначалу он удивлялся огромному, невиданному лесу. Некоторые деревья были настолько исполинскими, что могли поспорить с американскими секвойями, о которых он когда-то в школе делал доклад. Местность постепенно повышалась, образуя холмы, вернее, как их здесь называли — сопки.
Три раза для лошадей устраивали привал — именно для лошадей! — и арестанты как могли притыкались в тени, чтобы посидеть пятнадцать-двадцать минут. Дорога забирала вверх, и сопки становились всё выше. Когда же уже придём? Охрана не очень была расположена разговаривать, а этих он, откровенно говоря, боялся. Да и брезговал. Так что спросить было не у кого.
Антон вспомнил учебник математики за третий класс, там скорость человека всегда была шесть километров в час. Если предположить, что отдых лошадям дают раз в час, это сколько получается они прошли? Если три раза по шесть — это уже восемнадцать!!! Спустя пять минут его посетила мысль, что если отдых не через шестьдесят минут, а через сорок пять, то четверть часа мы же сидим, тогда это получается…
Математика — великая вещь. Это точно. Время помогает скоротать, только в путь!
Дорога всё не кончалась. Сколько же ещё?
Ноги давно уже гудели, и внутренние часы подсказывали, что лошадкам пора отдыхать, а команды на привал всё не было. Может, подсказать? Внутренний маятник метался между отказывающимися передвигаться ногами и опасением получить резкий ответ. А может — получить по шее, с этим тут, как видно, быстро.
Антон подумал, что если привал не объявят — он сейчас ляжет на дорогу и будь что будет. Вот сейчас.
За поворотом дороги открылась большая круглая сопка, похожая на огромный торт, который уже начали есть какие-то великаны. Край торта… то есть, горы́, конечно, был аккуратно срезан, открывая её сахарно-белые внутренности.
Лошадки весело замахали хвостами и призывно заржали. С карьера им откликнулись местные товарки. Показалось или нет, что стук, звон, звуки каких-то механизмов слегка притихли, работающие оглядывались на прибывших. Людям вообще свойственно любопытство.
Антон тоже жадно рассматривал место своей будущей жизни.
Гора выступала из мощного окружающего её леса как остров. Растительность на её поверхности была скудная, в основном какие-то мелкие кустики и трава. У подножия, прячась в тени по-настоящему дремучего леса, стоял обнесённый частоколом рабочий посёлок. Как в сказках про бабу Ягу. Деревянные дома были сложены из таких толстых брёвен, что становилось не по себе. Вокруг посёлка петлёй извивалась небольшая речушка. Какие-то ещё домики из брёвнышек поменьше, массивные повозки, краны, приспособления…
Повозка свернула к посёлку и все каторжане, естественно, повернули за ней. Процессия втянулась в ворота, Глеб скомандовал:
— Осу́жденные, направо! — телега укатилась вперёд.
Они подошли к одному из крайних длинных домов. Глеб, не слезая с лошади, дёрнул за верёвку небольшого колокола, привязанного у входа:
— Дежурный!
— Здесь я! — из-за дома выскочил мужик в рабочей одежде с охапкой дров. — С приездом, Глеб Сергеич!
— Благодарствую на добром слове, — мрачно ответил начальник. — Этих в санобработку. Последний вроде чистый, врач пусть посмотрит. Разместить как положено. Обед прошёл?
— Нет ещё, гражданин начальник.
— Ну, смотри — как получится. К ужину на довольствие поставить.
— Понял. Всё сделаем.
— М-гм… — отряд сопровождения развернулся и уехал.
ОЧЕНЬ НАГЛЯДНО
Антон внутренне сжался. Всё. Нормальные люди ушли, остались одни эти.
Дежурный сложил дрова в небольшой короб под навесом, нырнул в дом и выскочил оттуда с какой-то тряпочной стопкой.
— Так, парни. Кому барахло своё дорого — кладём в мешок, метку ставим.
Антон растерянно взял из рук дежурного… мешок, да, с нашитой белой полосой, видимо для метки:
— А куда это?
— На прожарку, паря. Вши нам тут незачем, — дежурный исчез за домом и появился уже с деревянным ящиком. — Кому не дорого — сюда кидайте, сожгём.
Антон сложил в мешок джинсы, носки, футболку. Остальные пока не торопились. Дежурный, словно не замечая остальных, подбодрил его:
— И трусы кидай тоже, не ссы. В нашу сторону всё одно девки не ходят. Я тебе после бани новые выдам. А штиблеты свои в другой куль сложи. И иди вон — мыло на полке слева, шайки внутре стоят. Горячая вода в печном баке. Холодная у входа в бочке. Ковши увидишь. Иди-иди.
Едва Антон скрылся в бане, лицо дежурного неуловимо изменилось.
— Чё стоим, болезные? Шевелим лаптями! Начальник сказал — санобработка, значицца, бо́шки брить будем. И рваньё своё в ящик кидайте, не позорьтесь.
Антоха понял, что происходит что-то не то, и со страхом подглядывал в едва приоткрытую дверь.
— А ты не слишком борзый, дядя? — один из ковбоев сощурился.
— В самый раз, на вас хватит.
— Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? — процедил «полосатый»
— Да насрать мне и размазать, кто вы были, и что делали. Здесь вы мотаете срок и делаете, что начальник сказал. Да поживее, нам тут коллективные взыскания не нужны. И неча на меня глаза пучить, я таких пучеглазых уже навидался.
— Тебя, мил человек, может, вежливости поучить? — новенькие обступили дежурного.
Антон закусил губу. Что делать? Побежать, позвать охрану? Без одежды? Может, завернуться в полотенце? Он схватил одно из стопки — маленькое. Из другой — о, вот это большое! От подвига его удержал спокойный, даже насмешливый голос дежурного:
— Смотрите, как бы вас не поучили, — похоже, он этих бандитов вообще не боялся!
Толпа сжалась плотнее, подбадривая себя выкриками:
— Ты, дядя, активист, что ли? Падла продажная! Вертухайский подпевала!
Антон не видел, что там происходило, и решил, что всё-таки надо бежать за помощью. Но стена спин вдруг шарахнулась назад. Шестеро рассыпались широким кругом, трое остались лежать на земле, скрючившись и хрипя. Дежурный поправил рубаху и ощерился, вцепившись в пояс и, явно, сдерживая себя.
— Вы, уроды, когда клятву давали, что — слова́ не поняли? Кандальный раб — личное имущество господина барона. Никто из вас не может причинить вреда имуществу господина барона! — он дал им несколько секунд, чтобы дошла взаимосвязь двух этих фактов. — И я тоже не могу… Поэтому я, конечно, пойду и позову доктора, — глаза упавших закатились, на губах выступила пена, — но только после того, как выполню первый приказ начальника. Разделись живо, суки!!! Обноски в ящик!!! С этих — тоже!.. Чтоб побрили друг друга, пока я доктора найду, — он бросил на землю две пачки бритвенных станков, резко развернулся и ушёл.
«Ни фига себе!» — Антон отпрянул от двери. Больше мыслей не было. Ни фига себе. Вот, значит, о чём этот Глеб Сергеич говорил! Кто хочет нарушить клятву — сам дурак. Очень наглядно. Он поспешно схватил шайку и начал набирать воду. Надо помыться, пока эти уроды не припёрлись.