Мать. Где это ты работал милиционером?
Агамейти. Да здесь же. До войны. На белой лошади ездил. Все меня как огня боялись.
Отец. А как тебя в милицию взяли с твоей биографией?
Агамейти. А я скрыл все. Мог бы по сегодняшний день, работать. Сам ушел.
Мать. Почему?
Агамейти. Надоело язык за зубами держать. Молчать надо было. Что про себя ни расскажу - с анкетами не сходится. Ну, я терпел-терпел, а потом собрал все отделение и рассказал про публичный дом в Марселе. (Отцу.) Помнишь, я тебе рассказывал?
Отец (бросив взгляд на Мать). Помню, помню...
Агамейти. Ну, меня и поперли.
Отец. Легко отделался.
Агамейти. А что мне могли сделать? Я же в девятнадцатом году эмигрировал, когда еще здесь Советской власти не было. И добровольно вернулся. В тридцать третьем. Причем вернулся по идейным соображениям. Так и сказал: не люблю капитализм, там работать надо, хочу жить на родине.
Мать (негромко). Бедная родина.
Агамейти. Я из-за вас с Дадашем поругался...
Мать останавливается с камнем в руках.
"Почему, говорит, я должен им помогать, если собственные дети им не помогают?" Так прямо и сказал. "У меня, говорит, у само-то дел полно, почему это я должен за их детей работать?"
Мать. Что-то ты разболтался сегодня, помолчи немного. И впредь прошу - ни с кем разговоров о помощи не вести. (Тащит камень.)
Отец (огорченно). Странно, что у Дадаша такое представление о наших ребятах. Просто непонятно. Они нас очень любят.
Агамейти. А я их не осуждаю. Кому охота в такую пору вкалывать!
Отец (Матери). Я абсолютно уверен, что сегодня они приедут.
Агамейти. Я что говорю? Я разве настаиваю? Может, и приедут. Я только считаю, что обижаться на них не надо, если не приедут.
Мать. Слушай! Я тебе сказала - помолчи! Это не твоего ума дело, обижаться нам или нет, как-нибудь сами разберемся. Если ты уж такой большой специалист по воспитанию детей, надо было своих заиметь.
Агамейти. Рассердилась... Вечно я лезу не в свои дела.
Отец (громко). И все же я уверен, что они сегодня приедут.
Сперва он, а за ним невольно и Мать смотрят в глубину сцены, откуда начинает приближаться городская квартира Эльдара, постепенно вытесняя дачу, которая теперь на втором плане. Мать продолжает таскать камни. Отец варит обед.
Эльдар (преодолевая шум бритвы). Я ничего не слышу. Что? (Прислушиваясь к ответу из спальни.) Все равно не слышу. Говори внятно... (Усмехнувшись.) Нельзя беседовать и спать одновременно... Что? Давно пора... А хочешь, полежи еще, я схожу куплю что-нибудь поесть... Хотя нет, не успею... Мне надо поехать на дачу... Сегодня все там собираемся. Вся семья. Как в старые добрые времена. (Прислушивается.) Раньше очень... Сейчас тоже, но, к сожалению, реже видимся... Мать у меня великий человек. Отец тоже, конечно, но мать просто уникальная личность. Всю жизнь кого-то спасает. То отца, то меня, то соседскую жену... У меня? Называлось - "менее тяжкое телесное повреждение" и обещало от двух до четырех лет тюрьмы... За что? Из-за одного идиота. Его так крепко били, что пришлось вмешаться... Мы учились вместе. Задира был страшный. Обидел ни за что ни про что людей, а они оказались суровыми ребятами... Мы с занятий с ним шли. Ну, и пришлось разделить его участь... Что?.. Да, наверное... Но я довольно часто делаю не то, что хотелось бы, а то, что должен сделать. Почему должен? (Усмехнувшись). Ну, как тебе сказать? Так мне каждый раз кажется... (С еще большей иронией.) Ну, скажем, совесть подсказывает. Или какие-то обязательства вынуждают... А что это тебя так заинтересовало? Ты смотри, встала даже. (Улыбаясь, наблюдает за тем, что делается в спальне.)
В дверях, смешно кутаясь в длинную пижамную куртку Эльдара, появляется Валя.
И глазки разгорелись... Какое слово привлекло твое замутненное сном внимание - тюрьма или телесное повреждение?
Валя (сонно улыбаясь, обнимает его). И то и другое... Ты брейся и рассказывай, а я посижу рядом. (Усаживается на спинку кресла.)
Эльдар (отложив бритву). Про что?
Валя. Про тюрьму.
Эльдар (шутливо качает головой). Какой вдруг интерес к моим словам! Обычно и не заставишь слушать.
Валя. Неправда. Я всегда тебя с интересом слушаю. (Целует его в макушку.) Расскажи про тюрьму, это жутко интересно.
Эльдар. А телесные повреждения?
Валя. Тоже.
Эльдар. А вычислительная техника, которой ты собираешься посвятить свою жизнь?
Валя. Муть.
Эльдар. Ты же способный человек.
Валя. Не начинай с утра. Давай про тюрьму... Знаешь, о чем я думала, когда лежала, а ты брился?
Эльдар. Нет, не знаю.
Валя. Придумывала какой-нибудь способ удержать тебя навсегда.
Эльдар. Придумала?
Валя. Хорошо бы, конечно, если бы ты был похуже...
Эльдар. Внешностью?
Валя. Хотя бы...
Э л ь д а р. Будь я похуже, ты бы просто не обратила на меня внимания.
Валя. Ничего ты не понимаешь. Внешность мужчины не имеет для меня никакого значения.
Э л ь д а р. Ну, тогда ум! Из-за чего-то я же тебе понравился?'
Валя. Знаешь, что я подумала, когда мы с тобой познакомились?
Э л ь д а р. Нет.
Валя. Как жаль, что он такой умный, подумала я. И тут же потеряла к тебе всякий интерес.