- Нелл! - Летти отшвырнула сногсшибательную шляпку и, подбежав к золовке, обняла ее. - Ну пожалуйста, не плачь! Случилось что-нибудь ужасное?
- Нет, нет! То есть... Я была так мерзко расточительна!
- Только и всего? Насколько я понимаю, Джайлз только что отругал тебя. Не обращай внимания, он успокоится. Он был очень сердит?
- О нет, но был очень недоволен, хотя я это заслужила! - сказала Нелл, вытирая глаза. - Но это еще не самое худшее! Мне пришлось... - Она умолкла, а затем, покраснев, поспешно добавила: - Даже не могу сказать тебе! Мне не следовало этого говорить - прошу тебя, не обращай внимания! Я проявила прискорбное безрассудство, но надеюсь, что это не повторится. Ты хотела о чем-то поговорить со мной?
- Да нет! Только спросить, могу ли я сегодня вечером надеть твой газовый шарф, если ты сама его не наденешь, но если ты не в духе, не буду надоедать тебе, - великодушно сказала Летти.
- Ну конечно надевай! Можешь вообще взять его себе, я уверена, что мне больше не захочется его носить! - сказала Нелл трагическим тоном.
- Не захочется... Нелл, что ты говоришь! Вспомни, в каком ты была восторге, когда его тебе показали, и он обошелся тебе в тридцать гиней!
- Я знаю, и он видел этот счет и не сказал ни одного слова упрека, и потому я готова сквозь землю провалиться!
- Что касается меня, - серьезно сказала Летти, - я буду тебе очень благодарна! Я правда могу его взять себе? Спасибо! Он очень подойдет к моему французскому муслиновому платью. Я уже собиралась уговорить Джайлза купить такой же шарфик и мне.
- О нет, не надо! - в ужасе вскричала Нелл.
- Конечно, не буду, раз уж он сел на любимого конька, - согласилась Летти. - Я уверена, что никогда не встречала человека, который бы так нетерпимо относился к долгам! А что ты собираешься надеть вечером? Надеюсь, ты не забыла, что Феликс Хедерсетт должен отвезти нас к Олмаку?
- Как не хочется ехать! - вздохнула Нелл.
- Ну, если не хочешь, можешь не ехать, - подхватила Летти. - Отправь Феликсу записку, а что касается меня, то, думаю, тетушка Торн с радостью захватит меня с собой.
Этот беззаботный разговор отвлек Нелл от ее горестей. После женитьбы граф забрал свою юную подопечную из-под крылышка тетки и поселил ее в своем собственном доме. Миссис Торн была женщиной добродушной, но ему не нравился склад ее ума, к тому же он чувствовал, что она едва ли может и хочет держать в узде его легкомысленную сводную сестру. Он был неприятно удивлен, обнаружив, каким поверхностным был присмотр, под которым выросла Летти, и сколько она усвоила неподходящих мыслей; он был поражен еще сильнее, когда она открыла ему, что, несмотря на свою юность, уже имеет объект любви, причем до гробовой доски. Джереми Эллендейл был весьма респектабельным молодым человеком, но при всех своих прекрасных качествах он едва ли мог быть подходящим мужем для леди Летти Мерион. Он занимал пост в министерстве иностранных дел и, хотя у него были хорошие перспективы, в данный момент находился в стесненных обстоятельствах. Его мать, вдова, была совсем не богата, и потому он считал себя полностью ответственным за образование своих братьев и сестер. Граф считал это удачей, ибо, хотя молодой человек вел себя со строжайшей благопристойностью, он был без ума от Летти, и (по мнению ее брата) на ее благоразумие никоим образом нельзя было полагаться. Если бы только она получила возможность распоряжаться своим состоянием, с нее сталось бы уговорить возлюбленного тайно обвенчаться с ней. Но в данной ситуации он не имел никакой возможности содержать ее, так что такой исход казался маловероятным. Визиты мистера Эллендейла на Гросвенор-сквер не очень поощрялись, но то ли вследствие мудрости, то ли из нежелания выглядеть тираном граф никогда не запрещал сестре поддерживать с ним обычное светское знакомство. Она не вызвала бы никакого порицания, протанцевав несколько раз с мистером Эллендейлом; но Нелл прекрасно понимала, что при столь беспечной компаньонке, какой являлась ее тетушка, Летти на этом не остановится. По той готовности, с которой Летти приняла желание Нелл остаться в тот вечер дома, она поняла, что мистер Эллендейл будет в Олмаке; мгновенно отбросив свои неприятности, она сказала, что, конечно же, отвезет туда Летти.
Мистер Эллендейл в самом деле оказался в Олмаке, и Нелл в сотый раз спросила себя, за что Летти могла в него так влюбиться. Он был привлекательным мужчиной, можно сказать даже красивым, но его поведение было слишком чопорным для непринужденного общения, а разговор - скорее нудным, чем интересным. Он весь был такой правильный: Нелл нашла его несколько скучным. Мистер Феликс Хедерсетт так сразу и заявил:
- Парень - первостатейная зануда. Не думаю, что этот роман продлится долго.
- Пожалуй, - согласилась Нелл, - но должна сказать, что она проявляет завидное постоянство, несмотря на то что его не поощряют с самого ее выхода в свет. Я однажды осмелилась намекнуть Кардроссу, что, возможно, это не такая уж плохая партия, но... но он и слышать об этом не хочет, говорит только, что, если она не передумает и через несколько лет, он не будет возражать против мистера Эллендейла.
- Она напрасно растрачивает себя, - недовольно сказал мистер Хедерсетт. - Черт возьми, кузина такое соблазнительное создание! Да к тому же богатая наследница. Вполне понятно, - добавил он, будто его только что осенило, - вам хотелось бы видеть ее связанной с кем-нибудь надежными узами! Смею сказать, с ней, должно быть, нелегко справиться.
- Ах, нет, ничего подобного, - с легкой тревогой сказала Нелл. Неужели вы думаете, что я хочу от нее избавиться? Я только счастлива, что она со мной!
Весьма смутившись, он извинился. Несмотря на его прежние филиппики в адрес семьи Ирвинов, он был одним из самых верных поклонников Нелл и считался в обществе ее главным чичисбеем*. У нее имелись и другие, более блестящие воздыхатели, но он был явным фаворитом; это обстоятельство оставалось загадкой для светских кавалеров, которым и в голову не приходило, что молодая красавица графиня не интересуется флиртом, а мистеру Хедерсетту улыбается потому, что он кузен ее мужа. Она относилась к нему как к своему брату, что весьма устраивало его, поскольку он на самом деле не был дамским угодником и примыкал к свите какой-либо знатной и красивой дамы лишь из соображений хорошего тона. Он был приверженцем хорошего тона, мистер Хедерсетт, точный, как часы, обладавший вкусом, безупречным происхождением и достаточным богатством. Он не был ни хорош собой, ни остроумен, но его одежда всегда была образцом элегантности; он прекрасно умел поддержать компанию; он был в курсе всех городских сплетен и скандалов; а благодаря безупречным манерам, он был самым популярным из щеголей Бонд-стрит. Джентльмены считали его славным парнем; дамы ценили его по двум важным причинам: его восхищение тешило тщеславие любой женщины, а его дружба означала не только исключительное внимание светского льва, но и преданную службу человека, чья доброта вошла в поговорку. Для дам, любящих приключения, сногсшибательных модниц, увлажнявших шелковые платья, чтобы они обтягивали их изящные фигуры и демонстрировали все прелести, покрывавших ногти на ногах золотистым лаком и постоянно живших на грани светского скандала, существовало множество более привлекательных кавалеров; но молодая леди Кардросс не входила в этот круг, и, хотя ей вовсе не хотелось выглядеть немодной, не имея постоянного воздыхателя, она старалась не поощрять притязаний ухаживавших за ней хлыщей. Можно было всегда рассчитывать, что мистер Хедерсетт безропотно сопроводит на самый скучный бал сезона, и не стоило бояться, что непринужденность даст ему повод злоупотребить своим положением. Он не был разговорчив или остроумен, но обладал определенной проницательностью, его поклон был безупречен, а изящество в бальной зале несравненно. Даже Летти, которая говорила, что у него средневековые представления о приличиях, отправляясь к Олмаку, не пренебрегала его эскортом. У Олмака, конечно, было до отвращения скучно, а к его высокомерной патронессе - не подступиться, но любая дама, которой было отказано в доступе на священную территорию, могла считать себя отверженной обществом. Посещение балов в сопровождении мистера Хедерсетта гарантировало одобрение даже со стороны вечно недовольной миссис Драммонд Баррел, а появившись с ним, даже самая неразумная девица могла заслужить снисходительную улыбку этой ужасной графини Ливен.
______________
* Чичисбей - постоянный кавалер замужней дамы
Прибыв на Кингс-стрит, Нелл с удивлением и радостью обнаружила, что ее непутевый, но любимый братец довольно неумело танцует буланже с какой-то тихой девушкой. Позже он объяснил ей, что еще никогда так не влипал.
- Да, можешь пялиться, сколько хочешь! - сказал он; его голубые глаза горели от возмущения.
Она не могла удержаться от смеха, но сказала:
- О, Дай, какой же ты противный, не захотел ехать со мной, говорил, что тебя сюда и дикими лошадьми не затащишь!
- Это были не дикие лошади, - мрачно ответил он. - Им бы это не удалось! Это все старая тетушка Уэнлок! Сегодня утром на Бонд-стрит подманила меня к своему древнему ландолету и заявила, что я должен отобедать на Брук-стрит и познакомиться с ее племянницей. Я, конечно, сказал, что уже договорился с друзьями, но это было пустое сотрясание воздуха. Нелл, нет ничего хуже, чем эти старые перечницы - приятельницы нашей мама! Пойми, если бы я знал, что она собирается затащить меня к Олмаку, она могла бы говорить что угодно, я бы не поддался! Танцор из меня никакой, пить здесь нечего, кроме лимонада и оршада, - и черт меня побери, если я знаю, что хуже! А эта драгоценная племянница, по ее клятвенным заверениям, совершенно сногсшибательная девушка, оказалась всего лишь пресной уродиной!
- Этого следовало ожидать, - изрек мистер Хедерсетт из самых глубин своей светской мудрости.
- Почему? - вопросил виконт.
В другом обществе мистер Хедерсетт ответил бы ему с грубой откровенностью, но под взглядом Нелл, излучающим невинное любопытство, его решимость увяла, и он сказал, что не знает. В конце концов, не мог же он сказать в присутствии любящей сестры, что ни одна опекунша, если она в здравом уме, не пригласит Дайзарта сопровождать на бал восхитительную девушку. И что если бы такая девица вдруг привлекла его капризное внимание, то ему, скорее всего, отказали бы от дома. Хотя он и являлся наследником графского титула, всем было известно, что его благородный батюшка (пока ему не удалось поймать Кардросса для своей дочери) находился в плачевном положении, грубо говоря, прозакладывал все до нитки; и никто из тех, кто следил за его собственной эфемерной карьерой, нисколько не рассчитывал на то, что он поправит положение семьи своим более разумным поведением. Мало того, что его отнюдь не считали завидным холостяком, на него еще и смотрели как на весьма опасного молодого человека, ибо явно фривольное поведение сочеталось в нем с обаянием, жертвой которого легко могла пасть даже девица, воспитанная в самых строгих правилах. К тому же он был очень хорош собой, и хотя недоброжелатели неизменно отмечали его небрежность в одежде, нельзя было отрицать, что его высокий рост, широкие плечи и грива вьющихся золотистых волос неизбежно привлекали всеобщее внимание. Кроме того, у него была очаровательная улыбка, одновременно грустная и озорная. Она мелькнула и сейчас, потому что он был неглуп и прекрасно понял, что имел в виду мистер Хедерсетт.
- Трус! - с вызовом сказал он.
Но мистер Хедерсетт не принял вызова; поскольку в этот момент к ним подошла Летти в сопровождении мистера Эллендейла, Дайзарт отказался от дальнейшего выяснения отношений. Он приветствовал Летти с дружеской непринужденностью родственника и тут же пригласил ее на следующий танец. Несмотря на неизменную преданность Летти мистеру Эллендейлу, она не смогла устоять перед чарами виконта и поэтому тут же ускользнула с ним, оставив своего спутника обмениваться любезностями с Нелл.
Ее кузен Феликс пристрастно наблюдал за происходящим. Трудно себе представить больший контраст, нежели тот, что являли собой лорд Дайзарт и мистер Джереми Эллендейл. Один - довольно плотно сложенный молодой человек, печальные глаза и правильные черты лица которого соответствовали серьезному складу ума и твердому характеру; второй - высокий, красивый хлыщ, держащийся с дерзкой беспечностью, с вечно блуждающей на губах улыбкой, со сверкающими голубыми глазами, в которых светится бесшабашность, отвечающая характеру столь же легкомысленному, сколь надежен характер мистера Эллендейла. Но в одном отношении они были близнецами: как потенциальные женихи они - пусть по разным причинам - были совершенно неподходящими. Наблюдая за началом многообещающего флирта между Летти и его светлостью, мистер Хедерсетт склонялся к мысли, что он серьезно нарушил свои обязательства по отношению к Кардроссу. Более сообразительный человек, мрачно размышлял он, должен был бы перехватить Летти, прежде чем она приняла приглашение Дайзарта.
Нелл смотрела на танцующую пару без опасений (ибо, хотя она и знала, что Кардросс не особенно жалует Дайзарта, ей было также известно, что Летти безразличны абсолютно все, кроме Джереми), но с легкой грустью. Увидев Дайзарта, она почувствовала желание поделиться с ним своими неприятностями. Она не ждала, что он сможет вернуть ей деньги, которые она так безрассудно одолжила ему. Но, по крайней мере, могла предупредить, чтобы в будущем он на нее не рассчитывал.
Ей больше не представилось случая поговорить с Дайзартом. Она сама была приглашена на танец; ее место в фигуре было далеко от Дайзарта, а когда танец кончился, он возвратил Летти под крыло мистера Хедерсетта, а сам отошел к своей собственной компании.
Через десять минут он покинул ее под самым неубедительным предлогом, о чем ей тут же поведала хозяйка вечера, которая проплыла к ней через всю комнату с явным намерением сообщить свое мнение о манерах и воспитании мистера Ирвина. Мистер Хедерсетт не мог избавить ее от этого испытания, но когда одна из его и Кардросса самых несносных тетушек сочла своим долгом упрекнуть Нелл за то, что та столь бездумно позволяет Летти танцевать с мистером Эллендейлом, он встал на ее защиту и даже порекомендовал леди Чадли адресовать свою критику самому Кардроссу.
- Уверяю тебя, Феликс, - примирительным тоном сказала леди, - у меня и в мыслях нет причинять кому-то неприятности!
- Очень жаль, - ответил неукротимый мистер Хедерсетт. - А то он дал бы вам отпор, он это умеет!
Нелл была поражена таким проявлением героизма со стороны мистера Хедерсетта, но он отказался считать свое поведение героическим. Наблюдая сквозь лорнет, уродливо увеличивающий его глаз, за отступлением герцогини, он заверил Нелл, что всего лишь сказал правду.
- Можно не бояться, что Кардросс станет слушать ее россказни, - сказал он. - Более того, он прекрасно знает, что вы-то не можете помешать Летти с кем-либо танцевать. Сомневаюсь, что ему самому это под силу!
Похоже, граф разделял это сомнение. Когда дамы вскоре после полуночи вернулись на Гросвенор-сквер, он еще не возвратился с обеда, который давало "Избранное общество любителей бифштексов", но в поздний утренний час он навестил молодую жену в ее апартаментах. Она держала на коленях поднос с завтраком, полог ее кровати был откинут, и розовый шелк был собран в тяжелые складки. Отпивая кофе и откусывая бутерброд, она просматривала свою корреспонденцию. Это в основном были приглашения с золотыми каемками, но среди них и письмо, все в помарках, от матери, которое она как раз пыталась разобрать, когда в комнату вошел Кардросс. Она тотчас же отложила письмо и попыталась привести в порядок локоны, которые выбились из-под ночного чепца из муслина с кружевами, - он был очень к лицу Нелл.
- Милорд! О Боже, я не думала, что вы зайдете ко мне так рано! Я совсем не прибрана!
- И не надо! - сказал он, завладевая ее рукой и целуя ее. - Вы прелестно выглядите, уверяю вас. Ну, как прошел бал, весело?
- Да, спасибо. То есть... вы же знаете, это был один из вечеров у Олмака.
- Значит, не очень весело, - заметил он, усаживаясь на край ее кровати и взяв в руки одно из приглашений. - Так же, как и этот, но нам придется туда поехать. Это крестная мать Летти. А как Летти, вела себя прилично или весь вечер висла на своем Эллендейле?
- Нет, совсем нет! Она танцевала с ним всего два раза.
- Поражен ее сдержанностью - и приношу вам свои комплименты; это, должно быть, ваших рук дело.
- Да, конечно, я постаралась бы убедить ее не делать того, что вам не нравится, - с сомнением в голосе сказала Нелл, - но в этом не было необходимости. Мистер Эллендейл соблюдает приличия так строго, что я уверена, он никогда не стал бы просить ее делать то, что могло бы заставить смотреть на них косо.
- Боже милостивый! - сказал милорд. - Что за увалень! Дорогая, и что только она в нем находит?