К отцу подошла тетя Аня. Ее длинная коса с бантом–крестом на конце коснулась воды.
Отец положил на ее голову руку и громко спросил:
Веришь ли ты, сестра, что Иисус Христос…
Дальше я не разобрал слова. Тетя Аня что–то ответила ему. Я привстал и увидел, как отец осторожно нагнул тетю Аню, и через ее спину потекла вода, относя в сторону косу. Считалось, что вода смывает все ее земные грехи…
Крещение было обставлено настолько торжественно, что могло запомниться на всю жизнь…
У меня же было такое чувство, как будто я похоронил тетю Аню. Я бросился в кусты и побежал домой.
А вечером у нас в доме разыгрался скандал. Отец напустился на меня за то, что я ушел с крещения и не был на молитвенном собрании. Я заявил, что вообще не буду молиться.
Ах ты, бесово отродье! — заорал отец и ударил меня по щеке.
Господь тебя еще не так покарает! — закричала мать.
Нет никакого бога! — в бешенстве закричал и я.
Отец ринулся ко мне, я выскочил на улицу, во
тьму.
Чтоб ноги твоей здесь не было! Нет для тебя здесь дома! — и отец захлопнул дверь, лязгнул крючком.
Я спрятался в конопле за огородом. Меня всего так и трясло. Когда я отдышался и немного успокоился, я решил немедленно бежать к тете Тасе в Барнаул. Тем более, что туда уже уехали Ванюшка и Сашка Тарасов. Они будут учиться в речном училище. Я тоже смогу там жить и учиться — ведь мне дед оставил для этого деньги, да и я добавлял к ним свои летние заработки.
И тут я поблагодарил судьбу за то, что деньги были спрятаны не в доме, а в евменовском сарае.
Я прокрался в сарай, вытащил из–за балки деньги, завязанные в тряпицу, и побежал на пристань.
Пароход причалил в полночь. Я вошел на пустую палубу и остановился у поручней.
Никто в этот поздний час не садился, никто не сходил. Сияла полная луна, но было почему–то темно, и в этой темноте тонул поселок. И где–то там возвышался ненавистный мне дом с закрытыми ставнями.
Наконец отдали швартовы, пароход дал гудок и отделился от дебаркадера. Я облегченно вздохнул…