— Я хочу, чтобы ты мне все рассказала. Поминутно, — сказал Ангус.
Они были в его комнате, и голова Эдилин лежала у него на груди: уже почти рассвело. Они любили друг друга почти всю ночь.
— Ты хочешь сказать, что готов выслушать подробный отчет о том, как мы таскали друг дружку за волосы, пинались и кусались?
— Кусались?
— Нет, укусов не было, — сказала Эдилин и провела ладонью по обнаженной груди Ангуса. — Я не думаю, что Табита хотела драться, но она не знала, что драгоценности настоящие.
— И ты ей поверила?
Эдилин приподнялась на локте.
— И ты смеешь спрашивать меня, верю ли я Табите?! Я не поверила ей, когда она рассказала мне о тебе!
— И что она сказала? — спросил Ангус, и Эдилин передала ему слова Табиты о том, что она спала с Ангусом и что он говорил о ней, Эдилин.
— Ты не поверила ей? — нежно спросил Ангус.
— Нет. Я всегда знала, что она обманщица. Это ты верил каждому ее слову.
— Не верил! — Эдилин продолжала смотреть на него в упор, и он признался: — Ну, может, и верил.
— Она лгунья и воровка, — сказала Эдилин.
Он опустил ее голову к себе на плечо.
— Ты ясно дала понять, что о ней думаешь, но как ты догадалась, что именно она забрала драгоценности?
— Путем умножения.
— Что?
— Я помножила твой мужской ум на размер ее бюста, а после этого уже нисколько не сомневалась в правильности своего вывода.
— Мой мужской ум?.. — переспросил Ангус и бережно, помня о синяках, приподнял ее. — Я тебе за это отплачу!
— И как ты думаешь меня наказать?
— Поцелуями, — сказал он и подтвердил свои слова действием.
Но Эдилин отстранилась и стащила с него одеяло. Когда он попытался натянуть одеяло на себя, она накрыла ладонью его руку. Она хотела видеть его. Она хотела смотреть на тело, которое видела всегда укрытое одеждой.
Похоже, он понял, чего она хочет, и откинулся на подушки. Его темные глаза пристально смотрели на нее. Она положила руку ему на плечо и толкнула, требуя, чтобы он перевернулся на бок.
Спина его была широкой, с рельефной мускулатурой, обтянутой гладкой кожей. В нем не было ни жиринки. Она провела ладонями от плеч к узкой талии, а прикоснувшись к ребрам, вскрикнула. В комнате было темно, и потому она потянулась за лампой.
— Ты решила устроить мне пытку? — спросил он.
Она подкрутила лампу, глядя на его обнаженную спину. На ребрах она обнаружила шрамы, и среди них было несколько больших. Она провела ладонью вдоль одного из них.
— Откуда это у тебя?
— Пуля.
Она лишь хмуро посмотрела на него, и он криво усмехнулся:
— Мне было тогда всего шестнадцать, я еще не умел маскироваться, и…
— Под маскировкой ты имеешь в виду умение красться в траве, шпионя за людьми, которые делают зарисовки?
— Вроде того, — сказал он. — Я шел по следу воров, что украли скот, подобрался к ним слишком близко, они меня увидели и выстрелили.
Наклонившись, она поцеловала длинный шрам.
— Кто тебя лечил?
— Кенна, моя сестра.
Почувствовав, что он хочет что-то сказать, она подняла голову:
— Ты думаешь о ее новорожденном ребенке и гадаешь, кого она родила, мальчика или девочку?
— Да, детка, — кивнул он. — Ты так хорошо меня знаешь?
— Лучше, чем ты думаешь.
Она прикоснулась к другому шраму на предплечье, который выглядел как след от ожога.
— Упал в костер, когда мне было три года.
— А эти? — Справа на линии талии у него были четыре вздутия с рваными кромками.
— Шеймас столкнул меня с обрыва, и я упал на камни.
— Ах, Шеймас? Только подумать! Если бы все сложилось иначе, теперь он был бы тут со мной.
Ангус засмеялся в ответ, и она почувствовала, как он придвинулся к ней. Она стащила с него простыню и провела рукой по ягодицам, затем по налитым мышцам ног.
— Детка! — прохрипел он. — Я боюсь перед тобой опозориться.
— Ты хочешь сказать, что ни одна другая женщина не смотрела на тебя?
— Нет.
Он снова хотел повернуться, но она уперлась ладонью ему в спину:
— Подожди, я не закончила. — Она нащупала еще один шрам у него на левом бедре. — А это откуда?
— Конь протащил меня по какой-то железной штуковине. Я тогда едва не потерял ногу.
— И сколько тебе было?
— Десять.
— Я рада, что ты дожил до встречи со мной, не потеряв конечностей.
— Эдилин, мне уже невмоготу, — пробормотал он.
Она спустилась вниз, к его ступням, и села у него в ногах, любуясь великолепным нагим телом. Как все это странно, подумала она. Всю жизнь няни, гувернантки и учителя предостерегали ее от того, чтобы она не обнажала тела, но вот она здесь, совершенно нагая, смотрит на мужчину, на котором нет ну совсем ничего. И при этом совсем не чувствует себя так, словно совершает что-то предосудительное.
Она медленно скользнула всем телом по его телу, целуя смуглую кожу снизу доверху. Когда она добралась до его шеи, он перевернулся и усадил ее сверху.
— Не спеши, — сказала она. — Я хочу рассмотреть тебя спереди.
— Как насчет того, что ты будешь рассматривать меня, сидя верхом?
— Сидя?.. Понимаю, — сказала она. — Сидя. Что мне делать?
— Все, что пожелаешь, — сказал он голосом, заставившим ее улыбнуться и почувствовать себя сильной.
— Мне начать скачку?
Она опустилась на колени и начала двигаться вверх и вниз, медленно и ритмично. Она немалую часть своей жизни провела в седле, и потому ноги у нее были сильные.
— Как насчет галопа? — спросила она.
Ангус толкнул ее на кровать.
Через час Эдилин уже спала. Ангус хотел бы остаться с ней здесь навечно, но он слышал, что во дворе началось движение, и знал, что должен встать. Если он не встанет, через пару минут кто-нибудь начнет колотить в его дверь, желая узнать, где что находится и почему он не решает все возникающие вопросы.
«Это будет мой последний день здесь», — подумал он осторожно, чтобы не разбудить Эдилин, вылезая из-под ее обнаженного тела. Он даст ей поспать, а потом вернется сюда, и они… Он не знал, что они будут делать, но знал, что они будут делать это вместе.
Одеваясь, он смотрел на нее, смотрел на ее красивое, покрытое синяками лицо.
«Надеюсь, что у нее внутри уже поселился ребенок», — подумал он и замер с ботинком в руке. Да, ребенок. Маленькая девочка, похожая на нее как две капли воды. Они назовут ее Кэтрин в честь его бабушки. Кэтрин Эдилин. Ангус улыбнулся. И какая у нее будет фамилия? Поскольку его разыскивали как преступника, он не мог носить фамилию Мактерн, но Ангус не хотел жить под фамилией Харкорт. Когда Эдилин проснется, надо будет поговорить с ней об этом, и они вместе подберут новое имя.
Одевшись, он на цыпочках вышел из комнаты и направился в таверну.
Долли подняла на него глаза.
— Думала, ты уволишься. Или ты просто хочешь уволиться из-за той куколки, что держишь у себя в комнате?
Ангус улыбнулся. Он привык жить там, где все тайное быстро становилось явным.
— Очередная куколка. Ничего особенного, — сказал он.
— А я слышала другое.
Она кивнула в сторону Кадди. Он сидел за столом с пятью другими постояльцами и рассказывал им какую-то историю. Захватывающую историю, если судить по тому, как они его слушали.
Ангус отвернулся, чтобы Долли не заметила, что он нахмурился.
— И что он рассказывает?
— Что она умеет драться не хуже мужчины.
— А еще что?
— А есть что-то еще?
Ангус хотел спросить ее, не рассказал ли этот болтливый молодчик о том, кто такая Эдилин, не рассказал ли, где она живет…
Долли подошла к нему поближе.
— Он не рассказал, кто такая твоя маленькая леди, не волнуйся. Он только дал понять, что она одна из преступниц, которых выслали в эту страну из Англии.
Ангус недобро прищурился.
— Я видела вас с ней, — улыбнулась Долли. Вокруг глаз собрались лучистые морщинки. — Я тоже когда-то была молодой. Она не преступница, и тот паренек, он тоже хороший.
Отвернувшись, она пошла за стойку.
Ангус налил себе кружку пива и выпил залпом. Он вообще не спал этой ночью. Улыбаясь, он вспоминал поцелуи, стоны, позы. Эдилин смутила и удивила его, когда взялась изучать спину, но ему это понравилось. Похоже, ее любопытство не ограничивалось лишь другими странами и чужими обычаями. Одним словом, то была ночь истинного, чистого наслаждения и такой радости, что, если бы ему пришлось сейчас умереть, он умер бы с улыбкой.
И только поставив кружку на стол, он увидел на стене листовку. Это была та самая листовка, что висела в Шотландии чуть ли не на каждом заборе, на ней был его портрет, который нарисовала Эдилин.
На мгновение Ангуса словно парализовало. Он не мог оторвать глаз от портрета, прибитого гвоздем к бревенчатой стене. Вчера этого портрета тут не было.
Когда Долли вернулась к стойке, Ангус все еще стоял, глядя на портрет. Она налила пиво и поставила кружки на поднос, но Ангус по-прежнему не шевелился. Когда Долли взяла полный поднос и направилась к посетителям, Ангус схватил ее за плечо.
— Откуда это? — прошептал он, неожиданно потеряв голос.
— Вчера вечером это привез сюда мужчина. А знаешь, этот парень немного похож на тебя.
Она его дразнила.
— И ты ему об этом сказала? — спросил Ангус.
Долли потребовалась лишь секунда, чтобы все понять.
— Нет, я ничего ему не сказала. Он мне не понравился. Он обращался со мной так, словно я — грязь под его ногами.
— Где он сейчас? — спросил Ангус, с трудом сглотнув ставшую вязкой слюну.
— Спит, наверное. Уходи! — выпалила она на одном дыхании. — Я задержу его, насколько смогу. Такому, как он, не понравится, если его обольют супом, но я сделаю это.
— Он один?
— Нет, с ним еще двое. Из тех, с кем не захочется встречаться в темном переулке. Ангус… — Ее лицо исказил страх. Она не на шутку встревожилась за него. — Ты один с ними со всеми не справишься. Ты должен бежать!
Уже во второй раз за два дня Ангус чмокнул Долли в щеку, а затем быстро вышел из таверны. Дойдя до своей комнаты, он остановился под дверью. Первым его желанием было разбудить Эдилин и сказать, что Джеймс здесь, что он приехал в Америку с этой листовкой и ордером на арест Ангуса, и приехал не один.
Ангус всегда знал, что Джеймс может приехать в Америку. Нельзя унизить такого человека, как Джеймс Харкорт, и думать, что тебе это сойдет с рук. Ангус понимал, что Джеймс будет ему мстить. И все же эта листовка ввергла его в смятение. Если бы только Джеймс приехал на день раньше! Если бы он приехал до того, как они с Эдилин провели вместе ночь, все было бы по-другому. Ангус мог незаметно исчезнуть, и никому от этого не было бы особенно больно.
Но теперь ему придется уехать, и боли будет очень много. Ангус знал, что не сможет остаться с Эдилин. Он даже не сможет сказать ей, что уезжает. Она не захочет его отпускать. Она захочет поехать с ним.
Ангус протер глаза. И, что самое важное, он не мог сказать Эдилин правду. Он не мог прийти к ней и сказать: «Я люблю тебя, но я должен тебя оставить, так будет лучше». Она никогда не смирится с тем, что им суждено расстаться. Но им предстоит расстаться навсегда.
Он словно смотрел в хрустальный шар и видел будущее. Джеймс достанет Ангуса, куда бы он ни ушел.
И что потом? Если Джеймс не убьет его сразу, то сделает все, чтобы Ангуса посадили в тюрьму. Если его нельзя будет осудить тут, в Америке, то Джеймс Харкорт наверняка устроит так, чтобы его, Ангуса, застали врасплох и, похитив, увезли назад, в Шотландию. Там будет суд, на котором его признают виновным в краже и похищении человека и приговорят к смерти или «смилостивятся» и дадут ему сгнить в тюрьме.
И что будет с Эдилин? С их детьми? С домом, который они хотели построить?
Ангус знал, что будет делать Эдилин. Она будет бороться за него. Точно так же, как она дралась ради него за драгоценности, она будет драться за него с правосудием. Она будет сражаться с Джеймсом Харкортом, она будет сражаться с целым миром за то, чтобы вытащить Ангуса из тюрьмы. Но ей не суждено победить. Ангус сбежал с девушкой, которая находилась под опекой своего дяди. Тот факт, что они позже поженились, сделает его в глазах судей еще большим преступником. Создастся впечатление, что он использовал ее и выступил против воли опекуна.
И разумеется, во всей этой истории не последнюю роль играло золото. Когда Ангус и Эдилин сбежали, золото по закону еще находилось в руках ее дяди. И Ангус «украл» у него это золото.
Нет, не может быть, чтобы судьи выслушали его и оправдали. Они никогда ему не поверят, и самое меньшее, что ему грозит, — это пожизненное заключение.
Мог ли он взять с собой Эдилин? Хотел ли он для нее такой жизни? А если его все же схватят, неужели он приговорит ее к тому, чтобы она каждый день приходила в тюрьму повидаться? Или стояла и смотрела, как его повесят?
Он стоял под дверьми своей комнатки, зная, что Эдилин там, зная, что он ее вот-вот покинет. Опять покинет. Он вновь собирался ускользнуть от нее и позволить думать, что он… Что? Не любит ее? Возможно ли, чтобы она в это поверила?
Он должен заставить ее поверить в то, что она для него ничего не значит. Он должен сделать все, чтобы она посчитала его самым последним ничтожеством. Чтобы она поверила, что он получил от нее то, что хотел, и на этом поставил точку.
В глубине души он продолжал надеяться на то, что Эдилин будет знать, что он ее любит, и простит его. Она будет думать о нем самое худшее после ночи в его комнате, но потом… Потом она его простит. Он почти улыбался, вспоминая, как холодна была она с ним вначале. Но ему не пришлось сильно стараться, чтобы растопить этот лед.
Вот такая штука любовь, думал он, то холодная, как лед, то жаркая, как пламень.
Но никогда в жизни он не совершал того, что должен был совершить сейчас, и он знал, что такое простить нельзя. Он медленно открыл дверь в свою комнату и вошел. Во сне Эдилин почти скинула с себя одеяло. Он хотел было укрыть ее, но вместо этого присел на край кровати и посмотрел на нее, на ее маленькое тело, на то, как вздымалась во сне ее грудь. Он собирался сделать ей сегодня предложение. Когда она лежала в его объятиях, он думал о том, как их обвенчают, и о том, как они потом поедут в Виргинию и начнут там новую жизнь. Он представлял, как они построят дом. Тот дом, что они вместе придумали тогда, на корабле. Он носил рисунок с собой и берег, как сокровище.
Но теперь все мечты пошли прахом. Он не сумел все предусмотреть, он недооценил врага, он навлек на себя гнев Джеймса Харкорта. Вместе с Эдилин они помешали Джеймсу осуществить то, к чему он так долго и тщательно готовился. Они оба понимали, что у Джеймса Харкорта нет ни стыда ни совести. Отчего же они решили, что он будет сидеть сложа руки и не попытается отыграться?
Ангус погладил Эдилин по голове. Он знал, что Харкорт ничем не сможет ей навредить. Ей он ничего не мог сделать. Эдилин уже исполнилось восемнадцать, и по завещанию отца теперь она была хозяйкой и своему золоту, и себе самой. Если она выйдет замуж, Ангус едва не поперхнулся при этой мысли, муж защитит ее от любых посягательств, несостоявшегося жениха. Будет нетрудно доказать, что Джеймс Харкорт женился на дочери графа раньше, чем Эдилин вручила ему свое золото в качестве приданого. Он не имел права принимать его.
Если Эдилин и грозила опасность, то не со стороны Джеймса Харкорта, а со стороны его сестры Харриет. Примет ли она сторону Эдилин? Но Ангус уже знал ответ. У Эдилин на руках был один существенный козырь — деньги, а когда приходится выбирать между тем, с кем тебя связывают кровные узы, и тем, кто обеспечивает тебе безбедную жизнь, выбор достаточно очевиден. Тем более что Харриет, если верить рассказам Эдилин, отличается прагматичностью и к тому же видит своего гнилого братца насквозь, не питая в его отношении никаких иллюзий.
Ангус взял маленькую руку Эдилин в ладони и перецеловал каждый ее пальчик. Потом прижал ее ладонь к лицу.
— Не надо меня слишком сильно ненавидеть, — прошептал он, зная, что ему придется заставить ее возненавидеть себя.
Если он этого не сделает, она его не отпустит или, того хуже, поедет за ним.
Он распрямился и принялся бросать свою одежду в холщовый мешок. Он с сомнением посмотрел на бриллианты, которые так и лежали на столе, и решил, что должен взять их хотя бы из почтения к тому, что она сделала ради него. Он взял колье и остальные украшения, решив, что они слишком аляповатые, чтобы Эдилин их носила, но оставил одну сережку.
Еще раз взглянув на ее красивое лицо, он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Там, снаружи, уже ждал Кадди, и он едва не подпрыгнул, увидев Ангуса.
Кони уже были оседланы.
— Я не знал, захочет ли она уехать утром, — сказал Кадди вполне добродушно, весь вчерашний гнев вышел из него как пар. — Я могу вернуться в Бостон один.
— Она может делать все, что хочет, — ухмыльнулся Ангус, словно они были закадычными дружками. — Я получил от нее то, что хотел.
Ангус увидел, как изменилось лицо Кадди, и понял, что парень влюблен в Эдилин.
— Возьми, — сказал Ангус, бросив Кадди монетку. — Отвези ее домой прямо сейчас. Разбуди и отвези назад, к… — Ангус махнул рукой. — Туда, где таким, как она, самое место. Ты меня понял? Сейчас же увези ее!
— Да, я вас понял, — процедил Кадди. Он смотрел на Ангуса так, словно хотел убить его. — Я увезу ее отсюда. Я о ней позабочусь.
— Конечно, позаботишься.
Ангус сунул мешок в седельную сумку лучшего из двух коней.
— Это конь мисс Эдилин! — завопил Кадди. — Не смейте его забирать!
Ангус посмотрел на Кадди сверху вниз.
— Если бы я забрал у нее только коня, — с многозначительной ухмылкой сказал он.
— Если бы у меня было ружье, я бы вас убил! — выкрикнул Кадди, задыхаясь от гнева.
— И избавил бы дьявола от его работы? Передай ей, что она была неподражаема!
Кадди посмотрел вслед удаляющемуся всаднику и затем произнес самые грязные слова, которые только знал. Ему не хотелось будить мисс Эдилин, но он мечтал как можно скорее увезти ее отсюда. Подальше от этого места.
Кадди несколько раз глубоко вдохнул и постучал в дверь комнаты.