Дневник Майи 20.03.200…
С самого утра стоит удушливая жара, влажный воздух густотой и вязкостью напоминает кисель. Но хотя бы стало спокойнее.
Почувствовав себя в относительной безопасности, народ выполз из всяких закоулков, коих в этом здании немало и собрался в вестибюле. Разруха там царила ужасная, что, разумеется, не улучшило настроения собравшихся.
Возникло стихийное вече, которое решило, что часть мужчин, немедленно отправится искать оставшихся в живых двоих отморозков, а остальные наведут порядок в вестибюле, ну, и начнут уже расселяться по комнатам. Извлекут ли нас отсюда в ближайшее время, неизвестно, а жить в тесноте и толчее в вестибюле да машинах, притом, что существует огромное количество пустующих помещений, по меньшей мере, неразумно.
Вооруженные добровольцы на автобусе и джипе охотников уехали искать бандитов, а оставшиеся мужчины и женщины, кто с энтузиазмом, а кто и без, взялись за уборку и расселение, чтобы хоть как-то привести в порядок свой неказистый быт».
* * *
Илья сообразил, что уже некоторое время лежит с открытыми глазами, щурясь от яркого света. Ослепительный шарик Солнца повис в нескольких сантиметрах от верхней рамы окна, заглядывая за ширму, отгораживающую кушетку на которой он лежал. Очевидно, от его лучей он и проснулся. Проснулся? Он спал? Как он вообще тут оказался? Сейчас утро или вечер?
Подробности боя помнились четко. Уставленная машинами стоянка с, мечущимися между ними, темными силуэтами, азартно палящий по ним Славка…
Славка… его фигура на фоне открытого окна, последнее, что помнил Илья. А что же было дальше? Кажется вспышка… потом удар… Тут он, наконец, понял, что причиняло ему неудобство. Поднял руку — точно, повязка — голова туго обмотана бинтами. Неужели сотрясение? Прислушался к себе. Вроде, никаких неприятных ощущений. Повел рукой по щеке — пластырь. Ах да, щеку задело, то ли пулей, то ли осколком стекла, кровь текла. Но это ерунда. Зато все тело полно сил, словно он сладко выспался.
Странно. Если все хорошо, тогда какого черта он тут лежит? Зачем башку обмотали? Он покрутил головой. Да нет, все же что-то есть — чувство такое, словно мозг не имеет жесткой связи с черепной коробкой и плавает внутри нее сам по себе. Илья еще несколько раз повернул голову вправо-влево, проверяя странные ощущения. Странные, но не сказать, что слишком уж неприятные. По крайней мере, боли не было. Тогда чего он тут разлегся? Сделав некоторое усилие, он приподнялся и сел. От этого движения, кушетка пронзительно заскрипела.
Послышались легкие шаги, и из смежной комнаты в кабинет заглянула Анюта. Увидев сидящего на кушетке Илью, улыбнулась во весь свой большой рот.
— Проснулся, горе-воин? Ну, слава тебе господи! Подожди, сейчас доктора позову! — и так и не дав ему сказать ни слова, выскочила из кабинета.
Через несколько минут они вернулись вдвоем с Алексеем Федоровичем. У того в отличие от цветущей Анюты, лицо было довольно хмурое.
— Что ж вы, голубчик, вскочили? Ложитесь-ка.
— Да я доктор и так все бока уже отлежал.
— Ложитесь, ложитесь! Успеете еще набегаться.
Илья нехотя повиновался. Алексей Федорович взял его за запястье и, глядя на свои ручные часы, стал считать пульс.
— Хм… восемьдесят, — он вопросительно глянул на Илью.
— Да это мой нормальный.
— Это у него нормальный такой! — поддакнула Анюта.
Алексей Федорович глянул на нее исподлобья.
— Деточка, принесите, пожалуйста, тонометр. Он в шкафу на второй полке.
Илья усмехнулся, глядя, как Анюта возмущенно дернула плечом — "деточкой" она себя явно не считала. Но, тем не менее, просьбу доктора выполнила — сбегала к шкафу и принесла тонометр. Алексей Федорович, кряхтя, долго наматывал манжету на предплечье Ильи, затем накачал в нее воздух и принялся слушать.
— Хм… сто двадцать на восемьдесят. Идеально! Голова не болит? Тошноты нет?
Илья покачал головой, ощущая опять, как мозг отстает от движения черепной коробки.
— Что-то чувствую такое в голове, а что, понять не могу. Но ничего не болит!
— Интересно… совсем, значит, не болит? А тут? — доктор, приподнял правую полу его рубашки. — Полюбуйтесь! — он повернулся к Анюте, словно призывая ее в свидетели.
— Ни фига себе! — удивленно пробормотала девушка. — У тебя кровоподтек, такой… черный!
Илья скосил глаза на свой бок. Действительно, там красовалось здоровенное иссиня-черное синячное пятно. Бок тут же взорвался болью. Как он раньше ее не заметил?
— Ну, ребра, положим, целы, — Алексей Федорович, водил холодным пальцем по окружности кровоподтека. — Это я еще вчера выяснил. Разве, что трещины могут быть… рентгеном, я, к сожалению, не располагаю. Ну-ка, дайте-ка, — он протянул руку, к лицу Ильи, зацепил за краешек пластырь на щеке и медленно, осторожно снял. Внимательно посмотрел, и хмыкнул в третий раз.
— Пустяковая царапина! До свадьбы заживет! — Анечка, принесите, пожалуйста, йод и пластырь.
Илья провел пальцами по щеке. Запекшаяся короста. Боли, впрочем, не было. Анюта принесла пузырек с настойкой йода и упаковку бактерицидных пластырей.
— Я был уверен, что сотрясения не избежать, — сообщил Алексей Федорович, — но, судя по всему, обошлось. Любопытно! Крепкий у вас череп!
— Рядом с тобой такая доска лежала… — объяснила ему подруга, — кажется, она об твою голову сломалась!
— Видимо не об его, — усмехнулся доктор, и развел руками, — В общем, я вижу, что с вами все в относительном порядке. Ну-ка встаньте-ка.
Илья послушно встал с кушетки.
— Что чувствуете?
— Да ничего, вроде.
— Вроде, или ничего? Головокружение?
Илья пожал плечами.
— Как такового, головокружения нет… но… словно тормозит, что-то в голове. Не знаю, как объяснить.
— Ну, голубчик, тормозит, — Алексей Федорович усмехнулся, — очевидно, баротравма… легкая. Будем надеяться, что в скором времени это пройдет, потому, как сотрясения мозга, у вас, по всей видимости, нет. Уши не закладывает? Ну, вот и чудесно! Постельный режим, я вам прописывать не стану, вы поздоровее многих будете, — его лицо снова стало мрачным. — Особенно в свете вчерашних событий. Сейчас обработаем царапину, и не смею задерживать. Завтра утром покажитесь.
* * *
Замок сухо щелкнул, дверь открылась. Майя на секунду приостановилась на пороге, оглядывая свое новое жилье. Комната номер двести пятнадцать, посредине галереи второго этажа, недалеко от вестибюля. Соседей нет, народ в основном поселился на первом этаже, поближе к выходу (удобства-то, по нынешнему времени, во дворе, под кустом). Майя сама ее выбрала из множества подобных, и никто не возразил. Варвара Петровна без разговоров отдала ключ.
По всему видно, недавно здесь делали ремонт — потолок и стены выкрашены свежей краской, на полу уютный зеленый линолеум, в окнах новенькие стеклопакеты с жалюзи, новая же офисная мебель.
Даже беглого взгляда хватит, чтоб понять, что двести пятнадцатая — комната женская. Мужчины если и бывали тут, то визиты их носили кратковременный характер — чай, скажем, попить или дела научные обсудить. А постоянно обитали здесь женщины. Это видно по отсутствию пыли на горизонтальных поверхностях, многочисленным горшкам с цветами на подоконнике, непременному кактусу у монитора…
Интересно, как долго предстоит здесь задержаться — неделю, месяц? Или до скончания дней? Чем будет для нее этот кабинет? У Майи в голове роились какие-то нехорошие ассоциации — камера пожизненного заключения, палата в дурдоме… Девушка тряхнула головой, отгоняя наваждение. В конце концов, это ее первая отдельная квартира, пусть и в таком странном месте.
Поставив сумку на пол, Майя прошлась по кабинету, огляделась.
Итак. В ее распоряжении два письменных стола, с, увы, бесполезными теперь компьютерами, пара стульев с металлическими ножками и мечта бюрократа — мягкое, кожаное, крутящееся кресло. Не так уж плохо живут эти ученые! Еще в комнате имелись: шкафчик для верхней одежды, этажерка для книг и разных папок и большой химический стол, покрытый керамической плиткой. А не приспособить ли его под постель? Вполне себе приличное ложе получится.
Майя стала проверять содержимое тумбочек. Первое, что бросилось в глаза — лежащая на боку, фарфоровая кружка с красными сердечками, рядом пачка сухого печенья и февральский каталог «Эйвон». В следующем ящике обнаружились жидкость для снятия лака, сам лак для ногтей каких-то жутковатых цветов — один синий с блестками, другой ярко-розовый, пилка, ножнички, влажные салфетки, два тюбика помады, бумажные сердечки-валентинки.
Подумалось — сидит себе счастливая обладательница сине-розовых ногтей дома, и не знает, как грустно Майе перебирать все эти обыденные женские мелочи.
Помаду и лак точно выкинуть… Что там еще? Зеркало, щетка для волос. Майя повертела их в руках и положила на место — пригодятся. Под столом пара туфель на каблуках, на спинке стула широкий шерстяной палантин в серо-белую полоску, пахнущий духами прежней хозяйки.
Майя захлопнула дверцу и пошла ко второму столу. В его верхнем ящике оказалась куча лекарств. Блистеры с таблетками, мультивитамины, какой-то фито-чай «выгоняющий шлаки из организма». Запасливая тетенька здесь обитала, блюла свое здоровье. Дальше: ручки, бумажки, канцелярские принадлежности, растрепанная записная книжка, крем для рук и тоник-спрей. В следующей тумбочке хранились чайные принадлежности. Бесполезный, увы, электрочайник, запечатанная пачка чая — двадцать пять двойных пакетиков, полбанки растворимого кофе, чашка с кокетливыми сиреневыми цветочками. С десяток шоколадных конфет, да две засохшие профитроли на блюдце. Вот это подарочек! Не пригодятся они больше владелице, зато пригодятся Майе.
На столе среди вороха бумаг стояла фотография в золотистой рамочке — молодой круглоголовый белобрысый мужчина с носом-пуговкой и торчащим вперед белесым чубом и рядом с ним мальчик лет пяти-шести — с таким же носом-пуговкой и чубом. Кто они — сын и внук бывшей хозяйки этого стола? Или разновозрастные племянники? Майе они казались не просто чужими, а совершенно нереальными существами — из прошлой, такой недоступной теперь жизни.
Так. Осмотр закончен, осталось решить, где она сегодня будет спать? На столе? Жестко. Жестко даже если постелить пальто… Майя пошла рыться в шкафу и к немалой радости обнаружила в углу свернутый в рулон коврик для занятий шейпингом. Что он здесь делает? Производственную гимнастику устраивали? Странные они, эти ученые дамы. Наверняка, он принадлежал владелице чайной кружки с сердечками — девушке с сине-розовыми ногтями. А может и не ей. Как бы то ни было — спать на этом коврике можно запросто. Тоже, конечно, не перина, но Майе не привыкать. Все. С постелью более-менее разобрались. С чувством выполненного долга, девушка села в кожаное кресло, покрутилась в нем немного.
А не попить ли чаю? Посуда у Майи теперь есть. Пакетики с заваркой и печенье, остались в наследство от прежних хозяек. В стеклянном заварочном чайнике вполне можно кипятить воду. И вода есть — практически полная здоровенная бутыль на столе возле раковины. Майя уже успела узнать — это дистиллят, можно пить на здоровье. Осталось найти спиртовку, так как спирт уже найден — двухлитровая бутыль с притертой пробкой стояла в маленьком сейфе, под столом у одной из научных дам. На бутылке написано: спиритус вини, а внизу изображен череп с двумя куриными косточками.
В дверь уверенно постучали. От неожиданности, Майя отскочила от сейфа, как будто ее уличили в чем-то преступном, чуть не разбив при этом бутылку. В комнату заглянула невысокая миловидная женщина — та самая великолепная барышня из «Ауди».
— Не помешаю?
Сегодня она выглядела совсем не так шикарно: стандартный белый халат вместо брючного костюмчика, на ногах шлепанцы-вьетнамки, некогда ухоженные волосы небрежно рассыпаны по плечам. Теперь стало заметно, что ей хорошо за тридцать.
— Слушай, — бесцеремонно сказала она, — ты ведь, кажется, путешественница, судя по твоему баулу? Значит у тебя, наверняка, имеется зубная паста? Это какой-то адский ад — нечем зубы почистить.
Майя пожала плечами (тоже мне, нашла главную проблему современности), и, порывшись в сумке, извлекла тюбик с Колгейтом. Протянула женщине. Та повертела его в руках, хмыкнула и положила в карман халата.
— Что так смотришь? Верну, — и, не спрашивая разрешения, достала из пачки длинную сигарету, щелкнула зажигалкой. — Угостишься?
— Не курю, — сказала Майя
— Здоровье бережешь? — женщина уселась в кресло, откинувшись на спинку, глубоко затянулась, сигарета в тонких пальцах подрагивала, — Наверное, надеешься выбраться отсюда? Так это зря, — ответа она не дождалась, поэтому продолжила говорить сама с собой. — Маринка со Светкой комнату поделить не могут, всем, видите ли, надо возле главного входа. Устроили там истерику… тупые суки. Послушай… э… как тебя?
— Майя.
— А я — Альбина. Так вот, Майя… знаешь, что будет дальше? Самцы уже успели устроить войнушку… а дальше будет только хуже! Все их примитивные инстинкты лезут наружу. Пройдет совсем немного времени, и нас за волосы растащат по пещерам… будем размножаться.
— Ну, зачем вы так? — Майе стало неприятно, еще одна кликуша выискалась на ее голову, — все здесь, цивилизованные люди. От бандитов, слава богу, избавились… почти.
— Совсем еще глупенькая, — усмехнулась Альбина, — какая цивилизованность? Цивилизованность осталась там же, где осталась цивилизация! Ты знаешь… я даже ребенка рожать не стала в свое время, всю жизнь пахала как проклятая, чтоб ни от кого не зависеть… только стало получаться… и что теперь? Все напрасно? Тут, вам, пожалуйста, опять за меня решают, что мне делать, картошку чистить или посуду мыть… да пропади оно пропадом!..
Майя молча слушала этот поток сознания, ведь не советов от нее ждут. Просто поговорить не с кем. Интересно, почему эта Альбина выбрала ее в качестве жилетки?
— Ладно, тебе все это не интересно, да и не одна я плачусь, — в ее лице что-то изменилось, словно, очень постаравшись, женщина взяла себя в руки, — просто настроение такое в воздухе висит. Слушай… — вдруг сменила она тему, — тебе с такой шевелюрой, отрыв от благ исчезнувшей цивилизации грозит педикулезом.
— Да, я уже думала об этом, — Майя поморщилась, от этого отвратительного слова сразу же начала зудеть кожа по всей голове, словно там уже что-то завелось.
— Ну-у… если не жалко красоты, то могу тебе кое-что предложить, — Альбина затушила сигарету прямо об столешницу, — подожди-ка… — и выскочила из комнаты.
Майя осуждающе посмотрела ей вслед — «Надо же, пришла, нахамила, надымила, напачкала, тоже мне дама полусвета!»
* * *
Длинные, почти до пояса, густые Майины волосы расчесывались тяжело, щетка то и дело застревала и запутывалась, доводя девушку до исступления. Страдания прервала вернувшаяся, слегка запыхавшаяся и порозовевшая Альбина. В руках она держала аккуратный кожаный саквояж, который был торжественно водружен на стол.
Как ни дулась Майя на незваную гостью, а любопытство пересилило. Чего в там только не было в этом саквояже: и всякие разные ножницы, и щетки для волос, различных форм и размеров, фен с кучей насадок, какие-то разноцветные тюбики, баллончики и банки.
— Вот, все свое ношу с собой, — Альбина заулыбалась, — у меня же салон красоты… был. Сначала пахала на чужого дядю, а потом только ради удовольствия. Сейчас все будет прекрасно! — щебетала она, усаживая Майю в кресло. Даже палантин пригодился, обернутый вокруг шеи девушки, он удушливо благоухал, как будто возмущался столь недостойным использованием.
— Так… хм… ага… — Альбина внимательно оглядела лицо Майи, заведя ей волосы за уши, — хорошо! Сейчас симпатичненький креативчик соорудим… Вообще-то, помыть бы сначала не мешало, но ладно, не в нашей ситуации привередничать.
Заскрежетали ножницы и, не успевшая открыть рот Майя, почувствовала, как легко стало голове.
— Вот, смотри в последний раз, — разошедшаяся не на шутку Альбина потрясла перед ее лицом толстым пучком отрезанных волос, — жаль, конечно, но ничего не попишешь.
Интересно, что это за милая привычка такая — не спрашивать мнения окружающих? — подумала Майя, но вслух ничего не сказала. Теперь ей оставалось только довериться Альбине и ждать результата. Прикрыв глаза и полностью расслабившись, девушка сидела в кресле, прислушиваясь к быстрому щелканью ножниц, а приятно прохладные пальцы Альбины поворачивали Майину голову, то в одну сторону, то в другую, не давая до конца заснуть.
— Зацени! — наконец, объявила Альбина, торжественно вручая Майе зеркальце. — Даже представить себе не сможешь, каких бабок это стоило в прошлой жизни!..