Впрочем, даже если из этого ничего не выйдет, я хотел бы еще раз поблагодарить Вас и пожелать счастливого Рождества. Пусть Вам и дальше сопутствует удача; по-моему. Вы этого заслуживаете, честное слово заслуживаете!"
Письмо заканчивалось словами: "С наилучшими пожеланиями, преданный Вам Стив Портер. Писано в Замке баронессы Босличковой в канун Рождества 19** года", и Габриэла не сдержала улыбки.
"Все-таки он милый человек", - подумала она и, сев на кровать, перечитала его записку заново. Строки, в которых Стив упоминал о своих родителях, тронули ее до глубины души. Теперь Габриэла совершено искренне недоумевала, что заставило ее относиться к Стиву с таким подозрением. Да, сначала он казался ей каким-то скользким, чрезмерно напористым и навязчиво дружелюбным, но теперь Габриэла видела, как она в нем ошибалась. Ей было стыдно, и она решила, что должна пойти со Стивом на рождественскую службу хотя бы для того, чтобы загладить свою вину. Ей вообще давно следовало побывать в соборе, чтобы помолиться за Джо и за матушку Григорию. Она должна была это сделать для тех, кто когда-то был ей ближе всего.
И, приняв это решение, Габриэла отложила записку, пересела за стол и придвинула к себе тетрадь. Погрузившись в работу, она очень скоро забыла и о Стиве, и обо всем остальном.
Стива Портера Габриэла не видела до вечера. Встретив молодого человека в вестибюле, она сказала ему, что была бы рада пойти с ним к мессе, если он не передумал. Но Стив не передумал. Он был в восторге и так долго благодарил Габриэлу, что ей снова стало неловко от того, что когда-то она так плохо о нем думала. Ее раскаяние было так велико, что Габриэла рассказала о своих чувствах профессору Томасу, которому она принесла очередной ужин.
- Теперь я вижу, что ошибалась, и мне очень, очень стыдно, - закончила она свою исповедь, и профессор укоризненно покачал головой.
- Лучше поздно, чем никогда, - сказал он с упреком. - Что ж, у тебя еще есть шанс исправить свою ошибку. Стив - хороший парень, к тому же сейчас он переживает не самые легкие времена. Думаю, до конца рождественских каникул он ничего себе не найдет.
В самом деле, Стив ежедневно получал целую кучу официального вида конвертов, а мадам Босличкова, казалось, только и делала, что отвечала на телефонные звонки и записывала сообщения, которые оставляли для него какие-то люди, однако работы пока не было. Иногда профессору даже казалось, что парень чересчур высоко себя ценит и согласится только тогда, когда ему предложат пост генерального директора "Дженерал моторе" или AT&T, однако, несмотря ни на что, он вовсе не казался профессору наглым или излишне самоуверенным. Целеустремленным - да, раскованным - пожалуй, современным - возможно, но никак не развязным, высокомерным или заносчивым, и Габриэла, конечно, ошибалась.
Они встретились в вестибюле в половине одиннадцатого вечера. Стив галантно придержал дверь, пропуская Габриэлу наружу. Ночь была морозной, под ногами похрустывал ледок, а пар от дыхания был таким густым, что просвечивающие сквозь него уличные фонари расплывались и дрожали, словно Габриэла смотрела на них из-под воды. Холодный воздух, врываясь в легкие, обжигал их словно огнем, поэтому по дороге к церкви они почти не разговаривали.
Церковь Святого Андрея очень маленькая, и сегодня она была наполнена до отказа. Казалось, все прихожане собрались здесь в этот предрождественский вечер, да еще привели с собой родственников и друзей. Но Габриэле и Стиву повезло - им удалось занять два последних свободных места на скамье в одном из передних рядов. Всем, кто пришел после них, пришлось стоять в проходе.
Глядя на золоченые решетки хоров, на распятия и статуи Девы Марии и святых, Габриэла почувствовала, как ею овладевает что-то вроде ностальгии. Между колоннами витал запах воска от множества зажженных свечей, а из алтаря доносился аромат ладана и смолы - кафедра была вся в еловых ветках. Для Габриэлы это был залах дома, и она не стала сдерживать подступившие к глазам слезы.
Стив сразу заметил, что она плачет, но ничего не сказал. Вместо этого он только дотронулся до плеча Габриэлы, как бы напоминая ей, что он здесь, рядом, и готов помочь, но тут же снова убрал руку, оставляя Габриэлу наедине со своими мыслями.
Рождественские гимны, которые Габриэла любила и знала наизусть, помогли ей несколько приободриться. Она настолько взяла себя в руки, что спела вместе со всей паствой "Вифлеемскую звезду" и "Тихую ночь". Когда же хор запел "Ave Maria", Стив и Габриэла прослезились уже оба, но на этот раз - от умиления и ощущения неземной благодати, которая переполняла их души. У них обоих были свои дорогие сердцу воспоминания и свои сокровенные надежды.
Когда служба подошла к концу, Габриэла поставила у боковых алтарей три свечи - одну за матушку Григорию и две за Джо и за их ребенка. Потом она долго молилась за их души и на обратном пути из церкви снова была очень молчалива. Стив, очевидно, ожидавший, что Габриэла что-нибудь скажет, первым прервал затянувшееся молчание. Он сказал что-то насчет того, как тяжело людям приходится вдалеке от дома и как нелегко бывает терять своих близких и людей, которых ты когда-то любил. Габриэла снова долго не отвечала, потом , кивнула с тяжелым вздохом.
- Мне показалось, - продолжал Стив, несколько воодушевленный ее реакцией, - что для тебя этот год тоже был нелегким.
- Это так, - подтвердила Габриэла, удивляясь про себя, когда это они успели перейти на "ты". Впрочем, стоила ли такая мелочь внимания? В монастыре на "вы" полагалось называть только старших монахинь и настоятельницу, но это правило часто нарушалось. Даже профессору она несколько раз по ошибке сказала "ты", тут же, впрочем, извинившись.
- Я видел, ты плакала, - сказал Стив, и Габриэла снова кивнула. Отрицать это было бы глупо. Впрочем, ей тоже показалось, что Стив пережил какую-то душевную травму, но, как и полагается мужчине, старается скрыть от нее свои переживания.
Потом они некоторое время шли молча. Стив очень внимательно следил за тем, чтобы не коснуться ее даже случайно, и Габриэла не могла не оценить его деликатности. Если не считать одного-единственного прикосновения в церкви, он вообще еще ни разу к ней не притронулся, и Габриэле даже захотелось попросить у него прощения за то, что она думала о нем плохо.
Но вместо этого она почему-то сказала:
- Ты прав, этот год был для меня очень тяжелым. Я потеряла двух человек, которых очень любила... И еще одну женщину, с которой мы, наверное, уже никогда больше не увидимся. Это случилось совсем недавно, незадолго до того, как я поселилась в пансионе у мадам Босличковой.
Этими словами она хотела дать своему спутнику понять, что на самом деле она очень хорошо понимает его чувства, но Стив вдруг заговорил о другом.
- Наша хозяйка - настоящее сокровище! - произнес он искренне. - Она очень добра ко мне. Бедняжка целыми днями только и делает, что отвечает на мои телефонные звонки!
- Думаю, мадам Босличкова не имеет ничего против, - возразила Габриэла. У нее добрая душа, хотя она и хочет казаться строгой.
Они были примерно в одном квартале от пансиона, когда Стив неожиданно предложил Габриэле зайти в кафе на углу и выпить по чашечке кофе. Времени было далеко за полночь, но кафе еще работало. Габриэла, успевшая основательно замерзнуть, подумала, что чашечка горячего кофе с молоком или со сливками будет ей очень кстати. Кроме того, она знала, что стоит ей остаться одной, и она сразу начнет думать о Джо и в конце концов непременно расплачется. В рождественскую ночь просто невозможно было не чувствовать себя одинокой. Габриэла решила, что раз уж избежать этого все равно нельзя, то неплохо хотя 6Ы оттянуть наступление этого грустного момента. Возможно, и у Стива тоже были свои печали и заботы, о которых ему не хотелось думать. Так что общество друг друга было для обоих пусть и временным, но все-таки спасением.
- Конечно, почему бы нет? - ответила Габриэла.
За кофе Стив много рассказывал о своем детстве, о своей учебе в Йеле и в Стэнфорде. В Калифорнии ему очень нравилось, но Стив считал, что в Нью-Йорке у него будет больше возможностей найти хорошее место. Сейчас, однако, он начинал сомневаться в правильности своего решения.
- Мне кажется, волноваться еще рано, - сказала ему Габриэла. - Быть может, после Рождества все изменится и тебе повезет.
После этого Стив спросил, правда ли, что она была в монастыре, и Габриэла кивнула.
- Я больше двенадцати лет жила в монастыре Святого Матфея. Сначала я была просто воспитанницей и только в последний год - послушницей. Но в силу ряда обстоятельств мне пришлось оставить монастырь.
- Да, в жизни обстоятельства часто оказываются сильнее нас, не так ли? заметил Стив, - Это очень печально, но это факт. Иногда мне даже кажется, что в мире не осталось простых, естественных вещей - одни только обстоятельства, которые правят нами по собственному произволу.
- Иногда мы сами себе все усложняем, - возразила Габриэла. - С некоторых пор я стараюсь придерживаться именно этой точки зрения, и хотя у меня это не всегда получается, я постепенно убеждаюсь, что большинство вещей на самом деле гораздо проще, чем кажется на первый взгляд.
- Хотелось бы и мне смотреть на жизнь так, как смотришь ты, - вздохнул Стив, когда официантка наливала им по третьей чашке. - Но сейчас мне это трудно. Быть может, со временем...
И, повинуясь какому-то внутреннему порыву, Стив рассказал Габриэле о девушке, с которой он познакомился во время учебы в Йеле. Они были помолвлены и собирались пожениться прошлым летом, в день Четвертого июля. Но за две недели до свадьбы невеста Стива погибла в автомобильной катастрофе, когда она ехала, чтобы встретиться с ним. Это происшествие, сказал Стив, круто и навсегда изменило его жизнь, и Габриэла сочувственно кивнула.
А на глазах у Стива уже блестели слезы. Словно догадываясь, что в ее лице он обрел благодарную слушательницу, Стив признался, что его невеста была беременна и что он никак не может смириться с потерей сына, рождения которого очень ждал.
Габриэла слушала его с удивлением и ужасом. Сердце ее от жалости обливалось кровью. Трагедия, постигшая Стива, очень напоминала ей ее собственное несчастье. Она тоже потеряла и Джо, и своего ребенка, но рассказать Стиву свою историю Габриэла не осмелилась. Слишком уж затертым и пошлым был сюжет, действующими лицами которого были священник и монашка. Большинство людей просто не способны были увидеть в нем ничего, кроме вульгарной любовной интрижки. О своей любви к Джо Габриэла не рассказывала даже профессору Томасу, которого бесконечно уважала.
- Я чувствовала себя точно так же, когда умер Джо, - все же сказала она. Мы хотели пожениться, но нам нужно было сначала преодолеть множество проблем. Обстоятельств... - Она грустно улыбнулась, посмотрела на него своими огромными и печальными голубыми глазами и, неожиданно даже для самой себя, добавила:
- Он покончил с собой в октябре.
- О боже! - вырвалось у Стива. - О, Габи, как это ужасно!
С этими словами он порывисто потянулся через стол и взял ее пальцы в свои, а Габриэла в задумчивости не отняла у него руку.
- Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне становится странно, как я сумела это пережить, - сказала она. - Все.., окружающие считали, что это моя вина, и я тоже была в этом уверена. Даже сейчас я не могу твердо сказать себе, что я была ни при чем. И, наверное, никогда не смогу...
Несмотря на все перемены, происшедшие в ее жизни, Габриэла по-прежнему считала себя главной виновницей большинства собственных и чужих несчастий, но ответственность за самоубийство Джо была, безусловно, самой тяжелой.
- Ты не должна ни в чем винить себя! - с горячностью возразил Стив. Когда люди.., поступают подобным образом, это значит, у них были для этого самые серьезные причины. Нет, я не оправдываю самоубийства, просто когда человек оказывается под прессом множества неблагоприятных обстоятельств, он теряет ориентацию и перестает ясно видеть свои проблемы. В таких условиях легко можно ошибиться и...
Габриэла вздохнула.
- Ты совершенно прав, - согласилась она. - Именно так и произошло с нами.., более или менее. Джо остался круглым сиротой в четырнадцать, когда его мать покончила с собой. И всю вину за это он взял на себя. Кроме того, у него был старший брат, который утонул на его глазах, когда Джо было семь, и в этом он тоже винил себя одного. Должно быть, этот груз в конце концов раздавил его, но я не могу считать, что я тут совершенно ни при чем. То, что Джо сделал, он сделал из-за меня. Ему казалось, что он не сможет дать мне все, чего я от него жду. Он казался себе никчемным, слабым, бессильным, недостойным ни меня, ни самой жизни... И это была последняя соломинка.
- Да, такое бремя не под силу нести одному человеку, - согласился Стив. Самообвинения Габриэлы казались ему несправедливыми, но он понимал, что сейчас ее трудно будет переубедить. Поэтому он ничего больше не сказал и, расплатившись за кофе и булочки, пошел вслед за Габриэлой к выходу из кафе. До пансиона было совсем близко, и Стив рискнул дружески обнять ее за плечи, и Габриэла не сбросила его руку. Сегодня, в ночь на Рождество, они обменялись такими признаниями, какие порой не позволяют себе и самые близкие люди, и обнаружили, что у них много общего. "Отныне мы будем друзьями", - подумала Габриэла.
Они расстались на площадке третьего этажа. Стив, прощально махнув рукой, пошел к себе, а Габриэла поднялась в свою комнату. Она быстро разделась и легла, но, как она и ожидала, сон не шел. Габриэла стала думать о Стиве. Он казался ей очень хорошим человеком, к тому же он, оказывается, пережил схожие несчастья, и это не могло не расположить ее к нему.
Потом Габриэла села на кровати и при свете ночника еще раз перечитала письмо Джо, которое, как это всегда бывало, вызвало на ее глаза обильные слезы. Если бы только она могла поговорить с ним. Если бы Джо не умер, сегодня Габриэла не страдала бы от одиночества. Тогда ей, конечно, и в голову бы не пришло делиться своими сокровенными тайнами с совершенно посторонним человеком. Она бы любила Джо, вместо того, чтобы рассказывать о нем в прошедшем времени.
"Нет, это несправедливо, несправедливо!" - подумала в отчаянии Габриэла, но на самом деле она больше не сердилась на Джо. Воспоминания о нем будили в ней только глубокую печаль, но и только.
Ни досады, ни боли она почему-то уже не испытывала.