- Удивительно, как ты смогла пережить все это, - сказал он. - Неужели тебя никто никогда не жалел и не защищал?
- Нет. Только в монастыре я узнала, что такое нормальная жизнь, жизнь без страха.
- А там... Там с тобой хорошо обращались? - Питер искренне надеялся, что да. Ему было бы очень тяжело знать, что мучения Габриэлы продолжались и после того, как она столь счастливо избавилась от материнской "опеки".
- Да, - лицо Габриэлы прояснилось, - там меня все любили. В монастыре мне нравилось, и я была счастлива.
- Но почему же ты ушла? - спросил Питер. Вопрос был совершенно естественный, однако он уже знал, что расспрашивать Габриэлу надо с особой осторожностью, чтобы ненароком не сделать ей больно. Но что сказано, то сказано.
- Мне пришлось уйти. Я совершила ужасную ошибку, и они... Настоятельница просто не могла позволить мне остаться, как бы ей этого ни хотелось.
За прошедшие месяцы Габриэла поняла это и смирилась или, вернее, почти смирилась со своей потерей.
- Что же это ты натворила? - Питер перешел на приветливый, шутливый тон, и в его глазах вспыхнул лукавый огонек. - Наверное, стянула у другой монахини ее лучшую накидку. Или сморкалась двумя пальцами перед алтарем. Я угадал?
В других обстоятельствах Габриэла с удовольствием посмеялась бы, но не сейчас.
- Из-за меня умер один человек. Я... Теперь мне придется жить с этим до конца моих дней.
От этих ее слов Питер растерялся. Он не знал, что сказать, а с ним это случалось достаточно редко. Обычно в подобных ситуациях ему на выручку приходил профессиональный цинизм врача-травматолога, однако сейчас он не посмел прибегнуть к этому испытанному средству. За тем, что сказала ему Габриэла, стояла совсем недавняя трагедия. Питер не стал расспрашивать дальше и промолчал.
Но Габриэле уже самой захотелось выговориться. Неожиданно даже для самой себя она решила, что может полностью довериться этому человеку. Еще каких-нибудь полчаса назад она была твердо уверена, что не станет доверять никому и никогда, но вот она увидела его глаза, и ее решимость растаяла, как тонкий весенний лед под лучами солнца.
- Он был священником и приходил в наш монастырь служить мессы и исповедовать. Случилось так, что мы полюбили друг друга и начали встречаться за пределами обители. Когда все открылось, я носила под сердцем его дитя. В конце концов он покончил с собой.
Услышав это, Питер сморщился как от сильной боли. Ад преследовал эту хрупкую девушку буквально по пятам.
- Давно это случилось? - спросил он машинально и тут же подумал, что это, наверное, не имеет никакого значения.
- Без малого год тому назад, - ответила Габриэла. - Но я до сих пор не понимаю, что на меня нашло. Раньше я даже не смотрела на мужчин и не думала о них - я готовилась стать послушницей. Наверное, ни я, ни Джо - его звали Джо не понимали, что мы делаем и куда это может нас завести. А потом стало слишком поздно. Наши отношения длились почти три с половиной месяца. Сначала мы хотели уйти вместе - я из монастыря, а Джо из прихода, где он служил священником. Но он не смог расстаться со священством. Для него в этом заключался весь смысл его жизни. К тому же у него было свое прошлое, которое никак не отпускало его. Он не мог сложить с себя сан и не мог оставить меня. Душа его металась, ища выхода. В конце концов он нашел третий путь и.., убил себя, оставив мне записку, в которой, как сумел, объяснил свой поступок.
- А ребенок? - Сам того не замечая, Питер сильнее сжал ее пальцы, но Габриэла не отняла их у него.
- Ребенка я потеряла. - Как именно это произошло, Габриэла помнила смутно; вся последовательность событий представала перед ней как вереница неясных, полуразмытых, почти сюрреалистических образов и картин, которые никак не были связаны между собой. Это, однако, не мешало ей почувствовать себя так, словно чья-то невидимая, холодная рука сдавила ей сердце.
- Потом мне сказали, что это был резус-конфликт, но выкидыш спровоцировали кое-какие обстоятельства, - добавила она.
Питер кивнул. Он знал, что у Габриэлы - как и у него самого отрицательный резус, и был прекрасно осведомлен о том, что такое резус-конфликт и чем он может грозить молодой женщине.
- Бедная, бедная Габи! - тихо произнес Питер. - Для тебя это был тяжелый год.
А у нее вообще была нелегкая жизнь. Питеру оставалось только гадать, как Габриэле удалось не озлобиться, не сойти с ума и не отправиться вслед за Джо, как поступил бы на ее месте кто-то более слабый.
- Если ты имеешь в виду Стива, - сказала она, - то это совсем другое. Быть может, тебе это покажется странным, но наши отношения были почти честными и, если хочешь, примитивными. Не скрою, когда он предал меня, мне было очень больно, но в глубине души я всегда знала, что не люблю его по-настоящему. С самого начала я попала в ловушку, из которой мне нелегко было выбраться, но Стива я не любила. Никогда. Даже вначале.
- Для него ты была легкой добычей, - согласился Питер, глядя на нее и пытаясь представить, какой была Габриэла год назад и какой она стала сейчас. Надеюсь, он получит чертовски долгий срок и просидит в тюрьме до самой старости. - Полицейский инспектор сказал ему, что это весьма вероятно, и Питер был искренне этому рад. - А ты? Что ты собираешься делать дальше?
- Я? - Габриэла, казалось, даже растерялась. - Не знаю. Наверное, начну все сначала. Буду писать, работать. Теперь я стала умнее... - тут она рассмеялась, но сразу снова стала серьезной. - С тех пор как я вышла из монастыря, я многому научилась. В обители я не знала, что такое реальный мир, - там я была защищена от всего и привыкла чувствовать себя в безопасности. Должно быть, страх потерять такую защиту и погубил Джо. Он просто не знал, как жить без этого. И как выжить...
Но Питер только покачал головой. Джо дезертировал в самый решительный момент, оставив Габриэлу совершенно одну. Накидывая на шею петлю, он думал только о себе. Его не остановило даже то, что Габриэла будет винить в его смерти себя. Нет, этот Джо определенно ему не нравился, - судя по всему, он был слабым, эгоистичным человеком, а эгоистов Питер не переносил.
Впрочем, Габриэле он ничего об этом не сказал.
- Тебе нужно время, - негромко проговорил он. - Время, чтобы успокоиться и залечить свои раны. Того, что ты уже пережила, хватило бы на десять жизней, и, прежде чем начинать жить сначала, тебе просто необходимо найти ответы на свои вопросы и расставить все точки над "и".
- Я надеюсь, что мне в этом поможет работа над рассказами, - ответила Габриэла. - Когда пишешь - легче разобраться в своих собственных чувствах. Мне трудно сейчас все объяснить, но... Профессор Томас, о котором я рассказывала, открыл мне новый путь, о существовании которого я прежде даже не подозревала. Этот путь.., он ведет в мою собственную память и в мою душу - туда, где осталось что-то недовысказанное, недорешенное. Именно так я сумею в конце концов разобраться и с собой, и со всем, что со мной было. Только потом я смогу говорить со всем миром как настоящая писательница, которая не выдумывает сюжеты, а живет ими.
- Я, конечно, не писатель и ничего в этом не понимаю, - усмехнулся Питер, - но мне кажется, что ты всегда знала, где находится этот путь, и интуитивно, ощупью уже шла по нему. Профессор только ярче осветил его для тебя и, возможно, предсказал самые крутые участки и самые опасные повороты. В одном ты права: никто не сможет пройти этот путь за тебя...
Габриэла хотела что-то сказать, но в этот момент в палату заглянула дежурная сестра, которая разыскивала Питера. В больницу только что привезли подростка, которого сбила неизвестная машина.
- О господи!.. - воскликнул Питер и вскочил. Он готов был разговаривать с Габриэлой хоть до утра, но в данном случае ничего поделать было нельзя. Питер был врачом, и его работа состояла в том, чтобы спасать чужие жизни. И, попрощавшись с Габриэлой, он бегом выбежал из палаты.
После того как дверь за ним закрылась, Габриэла еще долго лежала без сна, думая о Питере и удивляясь себе. Она еще ни с кем не разговаривала так откровенно, и теперь он знал всю ее историю. И, как ни странно, Габриэла нисколько об этом не жалела.
Через три часа Питер вернулся. Он тихо зашел в палату, но Габриэла крепко спала, и Питер только молча постоял рядом с ней несколько минут. Потом он ушел в свой чуланчик и улегся там на походную кровать. Питер очень устал, но заснуть долго не мог: он вспоминал все, что рассказала ему Габриэла, и удивлялся, как человек может перенести столько боли и разочарований. Главное, чего Питер никак не мог понять, это почему в мире никак нельзя обойтись без страданий. Он не знал, что тот же самый вопрос задавала себе и Габриэла, но ответа на него не знал, наверное, никто на земле.
Глава 12
Недели, которые потребовались Габриэле для того, чтобы окончательно оправиться, показались и ей, и Питеру невыносимо долгими. Особенно медленно время потянулось, когда Габриэлу перевели из травматологии в общее отделение. К счастью, оно находилось всего лишь этажом выше. Питер мог заходить к Габриэле поболтать каждый раз, когда у него выдавалась свободная минутка. Когда Габриэла начала уверенно ходить, она сама стала спускаться, и они подолгу разговаривали друг с другом. Наконец настал день, когда Габриэла закончила последний курс физиотерапии и лечащий врач сказал, что через день она может отправляться домой.
В день выписки Питер специально приехал в больницу за час до начала своей смены, чтобы подарить Габриэле букет цветов и поздравить с выздоровлением.
- Мне будет очень не хватать тебя, - пошутил он и как-то странно замолчал, и Габриэла поняла, что он хотел добавить что-то еще.
Питер и в самом деле давно хотел сказать ей одну важную вещь, однако ему потребовалось довольно много времени, чтобы набраться смелости.
Он еще никогда не делал ничего подобного, к тому же ему было неудобно говорить подобные вещи, пока Габриэла оставалась пациенткой больницы. Но теперь, когда ее выписали, соображения врачебной этики больше не могли служить Питеру оправданием несвойственной ему робости.
- Знаешь, мне тут пришло в голову... - смущенно начал он, чувствуя себя смешным и глупым, как новорожденный щенок. - Как ты посмотришь, если мы с тобой как-нибудь поужинаем вместе? Или пообедаем.., или просто выпьем кофе? поспешно добавил он, вдруг испугавшись, что слишком поторопился.
- Я не против, - осторожно ответила Габриэла. Она тоже много думала о нем и хотела поддерживать с Питером дружеские отношения, однако ее ждало одно очень важное дело, с которым она должна была покончить, прежде чем двигаться дальше.
И, увидев, как огорчился Питер, заметивший ее колебания, она поспешила объяснить ему все.
- Я хочу разыскать своих родителей. Пит...
- Зачем тебе это? - удивился Питер. Из их долгих разговоров он понял, что Габриэла не хочет никогда больше встречаться ни с отцом, ни - в особенности с матерью. Поэтому ее слова оказались для него полной неожиданностью. Кроме того, физические силы ее были подорваны болезнью и еще не восстановились до конца. Питер просто боялся за Габриэлу, хотя и не мог не видеть, что за прошедшие недели запас ее душевных сил не только не пострадал, но даже, пожалуй, умножился. - Ты уверена, что это тебе действительно необходимо? спросил он с беспокойством.
- Может быть, и нет, - улыбнулась Габриэла.
В последние дни перед выпиской она испытывала небывалый душевный подъем и чувствовала себя бесконечно храброй. И именно это нравилось в ней Питеру. Габриэла была из тех людей, которые могли заставить считаться с собой кого угодно, и хотя до сих пор подобное поведение оборачивалось для нее лишь новыми бедами и неприятностями, не уважать такой характер было невозможно.
И вместе с тем Питер был уверен, что именно из-за этой своей черты Габриэла больше других нуждается в помощи и защите. Он был старше ее на одиннадцать лет и неплохо знал, как устроен этот мир, который во многих отношениях продолжал оставаться для Габриэлы незнакомым и новым. Понимая, что именно ей нужно, Питер готов был дать ей это, поскольку его многому научили ошибки, которые он совершал в своей жизни. Ради нее, ради Габи, он тоже готов был начать все сначала и попробовать быть немножечко лучше и умнее, чем тот Питер Мейсон, которого он оставлял в своей прошлой жизни.
- Я просто знаю, что должна это сделать, - попыталась объяснить Габриэла, когда увидела, что Питер как-то странно молчит. - Если я не найду их и не получу ответа на все мои вопросы, мне всегда будет чего-то не хватать, словно какая-то частичка моей души осталась где-то в прошлом.