С ослепительным грохотом раскололась земля, крышка люка больно ударила по
заднице, Аркадий свалился внутрь.
Прильнул к тримплексу, повернул башню влево, вправо - никого! Где первая машина?
Это не засада, да и неоткуда ей здесь взяться: вокруг лишь голая степь, ни дерева, ни
кустика! Только вдали виднеются горы, да впереди горит развалившаяся БМД.
- Все, кроме механика, к машине!
Первым выскочил из люка, кубарем скатился вниз, подбежал.
Боже! Мины же здесь быть не должно! Только полный болван мог поставить
противотанковую мину на третьестепенной дороге, не перед мостом и не на сужении , короче - там, где шанс на успех минимальный! Ее здесь просто не могло быть!
Видимо, сменился ветер, и Аркадий задохнулся от удушливой вони - горели
солярка, резина, краска. И - запах горелого мяса!
Превозмогая тошноту, едва сознавая, что делает, стал собирать на плащ-палатку
всѐ, что осталось от Колтунова и его экипажа: куски окровавленного обгоревшего мяса с
обрывками обмундирования.
Взрыв был мощным: мина плюс 2кг тола - десять двухсотграммовых "саперных
удочек". Башня отлетела метров на 10, останки экипажа раскидало ещѐ дальше, невозможно разобраться, что и кому принадлежит.
Одного из солдат вырвало, Аркадий отправил его назад, к машине, а сам всѐ ползал
и ползал, собирал куски человечины, словно подсознательно надеялся, что всѐ ещѐ можно
исправить, склеить и оживить, надо только всѐ до конца подобрать...
- Нда, ни хрена себе рыбалочка! - протянул Юрка. - Всѐ понятно, Аркан, и настроение
твоѐ понятно. Обидно, конечно, вот так, ни за что, ни про что!
- Да? А остальные - за что?
- Откуда я знаю? Мне вообще-то по фигу, кто там кого в Кабуле грохнул, и сколько.
Мы, правда, не знали, что и ты там шашкой размахиваешь, но...
- Мне, представь, тоже плевать, кто там на троне восседать будет, Амин, Бабрак, или
Хекматиар! Но уже два года у меня на руках умирают молодые пацаны, я отправляю в Союз
калек, которые и баб-то не пробовали! Сам сплю с автоматом под подушкой, а тут чеки!
Отовариться! Извини, я не об Алке твоей, я вообще...
- У каждого - своя работа, - развѐл руками Витька. Он прищурился, челюсть немного
выдвинулась вперѐд, и Аркадий на мгновение увидел замдиректора, дающего взбучку нач.
цеха. - Как ты сам любил говорить: «кто на что учился»! Юрка студентов мучает, я на заводе
руками вожу, ты вон воюешь. Или ты не знал, когда шѐл в армию, что военные иногда
воюют? Или не догадывался, что там иногда стреляют, случается, и попадают? Так что твой
упрѐк - не по делу. Ты же знаешь, если это тебе нужно - в любой момент я или Юрка костьми
ляжем! Но тывсѐ ещѐ там, на войне, отряхнись -с войной, как в песне, покончили мы счѐты, ты уже дома! Всѐ, ну еѐ на хер, пойдѐм лучше врежем по коньячку за то, чтобы под
руководством наших дрессировщиков ихние хорошие макаки побыстрее победили плохих
макак, а белые пески стали красными песками! И чтобы в их Макакистане был построен
первый в мире демократический феодализм!
Витька радостно заржал и хлопнул Аркадия по спине.
- Пошли, а то я уже чуть выговорил, ещѐ рюмка - и мне нипочѐм не повторить!
Кстати, ты здорово постройнел там ! - он легонькоткнул Аркадия кулаком в живот. - От
голода или спорт?
- Или. Летний биатлон, слыхал?
- Не-а! Что ещѐ за херня такая?
- То же, что и зимний, только без лыж и снега. И еще... Мишеням тоже разрешается
стрелять по спортсменам!
- Опять ты за своѐ... Забудь еѐ на хер! Хватит!
- Еѐ забудешь... Но на сегодня - всѐ! Как говорится: ” Вечер, господа юнкера, литературно-поэтический, и о п...де - ни слова!»
Завечерело, застолье явно катилось к концу, хотя Аркадий задолго до встречи