- Как это, должно быть, утомительно!..
Элоиза пригубила вина и с улыбкой посмотрела на Джона. Она ценила его человеческие качества и, порой сожалея, что их брак распался, задавала себе вопрос, мог бы он сохраниться, приложи она к этому больше усилий.
Однако Элоиза была достаточно умной, чтобы понимать, что семейная жизнь не ее поприще. Для работы ей требовалось одиночество, в то время как Джон всегда стремился к полноценной семейной жизни и хотел иметь детей.
- Мне все же не кажется, что она для тебя подходящая подруга жизни.
- Мне тоже, - согласился Джон. - Но потребовалось некоторое время, прежде чем я это понял. Вообще людей, с которыми мне было хорошо, не так уж много. Большинство или недостаточно умны, или недостаточно приятны, или, кроме себя, ни о ком больше не заботятся.
Джон поймал себя на том, что невольно пожаловался на Сашу. С момента возвращения из Парижа он проявлял к ней гораздо меньше интереса.
- А как насчет тебя? Сказочный принц на горизонте не появился?
Элоиза непринужденно улыбнулась и, помахав знакомому издателю, ответила:
- У меня на это нет времени. Пока все без перемен.
Трудно сочетать карьеру и личную жизнь.
- Но можно, если захотеть.
- Наверное, я не хочу... - Она всегда была с ним честна. - Наверное, я не хочу больше того, чем имею. Мне хватает моей пишущей машинки и стареньких халатов.
- Эл, это ужасно. Нельзя так себя растрачивать.
- Ничего не ужасно. Мне никогда не хотелось всей этой сентиментальной ерунды. О детях и думать не могу без содрогания.
- Почему?
Джону это казалось нелогичным. Он считал, что люди должны иметь детей, и сам на протяжении двадцати лет о них мечтал. Но сложилось так, что пока их у него не было.
- Они требуют слишком много внимания, слишком отвлекают. Мне пришлось бы отдавать всю себя. А я хочу отдавать себя книгам. Поэтому я была бы никуда не годной матерью. Я понимаю, что это безумство, но оно делает меня счастливой.
Джон рассмеялся:
- Ты всегда была чертовски откровенной. Знаешь, я хотел еще тебе сообщить, что познакомился с потрясающей женщиной в связи с этим делом. - Элоиза с интересом приподняла брови. - Она, правда, замужем за французским бароном и совершенно недосягаема, как принцесса из сказки.
- Однако, я думаю, это лучше, чем твоя балерина.
- Конечно. Но она далеко и принадлежит другому. Тебе бы она пришлась по душе. Она прелестна.
- В один прекрасный день ты найдешь себе подходящую женщину. Только держись подальше от "творческих личностей". Жены из них никудышные. По себе сужу!
Она грустно улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его на прощание.
- Не суди себя так строго. Мы оба были молоды.
- А ты был великолепен!
Элоиза поздоровалась со своим редактором, и они вместе вышли из ресторана. Джон пожелал ей успешной работы над новой книгой, посадил в такси, а сам пошел пешком обратно к себе в офис.
На работе его ждала приятная новость. Один из помощников нашел Абрамсов в Сан-Франциско.
Джон ликовал. Прежние попытки разыскать Дэвида Абрамса не увенчались успехом. В конце концов сыщики переключились на его жену, Ревекку, и это дало результат.
Оказалось, что Абрамсы уехали из Лос-Анджелеса в начале шестидесятых годов и направились в южные штаты, где принимали участие в маршах Мартина Лютера Кинга, забастовках и избирательных кампаниях. Они оказывали бесплатную юридическую помощь неграм в штатах Джорджия, Луизиана и Миссисипи, а затем в Билоксе открыли юридическую консультацию.
Оттуда супруги переехали в Атланту и лишь в 1981 году снова вернулись в Калифорнию, но Дэвид, после того как перенес серьезную операцию, вышел на пенсию. Ревекка же занялась в Сан-Франциско адвокатской практикой, специализируясь на защите женщин - участниц феминистского движения.
Помощник ничего не сказал Абрамсам о проводимом ими расследовании. Джон предупреждал, что сам с ними встретится, если Меган будет обнаружена.
Секретарша договорилась о встрече с Ревеккой Абрамс, и на следующий день Джону предстояло лететь в Калифорнию.
Все складывалось прекрасно. Саша по-прежнему была в гастрольном турне; можно было наконец осуществить кое-что, что он намеревался сделать все последние дни. Знал, что должен это сделать. Это было связано с тем, что он пытался объяснить Элоизе за ленчем, - с его навязчивыми мыслями.
Без нескольких минут четыре он ушел с работы и на такси поехал в телекомпанию, где при входе показал охраннику значок службы безопасности и полицейское удостоверение. Этого хватило, чтобы его пропустили внутрь.
Поднявшись в лифте наверх, Джон оказался в холле-приемной. Сняв трубку одного из внутренних телефонов, он набрал номер Хилари. Секретарша ответила, что у той совещание.
- В ее кабинете или наверху? - спросил Джон уверенным тоном, на что секретарша незамедлительно сообщила:
- Она у себя. С мистером Бейкером.
- А когда освободится - неизвестно?
- Она сказала, что уходит в пять тридцать.
- Спасибо.
Джон положил трубку. Секретарша не имела понятия, кто звонил, но решила, что это кто-то из руководства компании.
Хилари вышла ровно в пять пятнадцать. Джон сразу ее узнал, еще до того, как секретарша в приемной вежливо с ней попрощалась:
- До свидания, мисс Уокер.
Хилари на ходу молча ей кивнула. Больше она, казалось, никого в холле не замечала, в том числе и Джона, который последовал за ней в лифт.
Стоя рядом с ней в кабине, Джон едва сдерживал волнение. Он рассматривал каждую прядь ее блестящих черных волос, собранных в узел, видел хрупкие плечи, изящную шею, чувствовал свежий аромат ее духов.
Походка у Хилари была уверенная и размашистая; когда Джон случайно задел ее, выходя из лифта, она пронзила его взглядом своих зеленых глаз, которые словно говорили: "Не тронь меня! Не смей даже подходить!"
На Мэдисон-авеню Хилари не стала ожидать такси и села в автобус, на котором доехала до Семьдесят девятой улицы, затем прошла еще два квартала в северном направлении.
Когда она скрылась в здании, где два этажа были заняты медицинскими кабинетами, Джон решил, что она идет на прием к врачу. Он терпеливо подождал на улице, после чего продолжил слежку. От врача Хилари на такси отправилась в ресторан "Эйлен". Там ее ждала другая женщина. Джон сел за соседний столик, чтобы хоть частично услышать их разговор. Собеседница Хилари являлась известной ведущей телепрограмм; она выглядела очень расстроенной и однажды даже всплакнула, Хилари же была невозмутима и смотрела на коллегу грустно, но без сочувствия.
Когда дамы прощались на улице, Джон наконец вспомнил, что ведущую со скандалом уволили с телевидения, когда он был в Париже, а теперь она, видимо, либо просила у Хилари протекции, либо представляла свою версию всей этой получившей широкую огласку истории. Вероятно, она надеялась, что Хилари поможет ей восстановиться в Си-би-эй.