- Она обратит его к богу, - произносит уверенно белый.
Черный поморгал туманными очами, но в глухом его голосе слышна насмешка:
- Вы не знаете его. Не знаете нас!
И оба замолчали.
Перед собором густая толпа, люди всех сословий. Над ними гудят дважды двенадцать соборных колоколов, с их гудением смешиваются свадебные песни андалузских девушек:
Пахнет розами дорога,
И склоняют ветки лавры.
Вот идет жених, смотрите,
Разодет, как сам король...
Пахнет розами дорога,
Истекает ароматом.
Вот ведут ему невесту
Королеву в белом платье...
Ворота Прощения заливает солнце, город горит желтизною зноя, только над холмом стоит туча, как знамение небесное.
Ты, лишь ты похвал достойна.
Ты, лишь ты цветок получишь.
Ты, лишь ты любви достойна.
Ты, лишь ты на целом свете.
Ты одна, а не другая!
Хрупкие девичьи голоса дрожат в полуденном зное, как дрожит в воздухе марево. Потом вступают мужчины:
Как идет тебе молитва!
В ней ты душу раскрываешь.
Свежесорванную розу
Ты тогда напоминаешь.
Но вот архиепископ воздевает руку, благословляя новобрачных большим крестом.
В то же мгновение поднялись те фигуры на холме и смерили друг друга враждебным взглядом.
- Я знаю, о чем вы думаете, - взволнованно говорит белый. - Я вижу все ваши черные упования. Но будь я человеком, я не дал бы за них и мараведи.
- Будь я человеком, - гневно отвечает черный, - я уложил бы вас на месте.
- Грубостью маскируете свой страх. На вас плохо действует крестное знамение и запах ладана. Вы чувствуете, что напрасно противиться милости божией, которая снизошла на них обоих через таинство брака.
- Вы близоруки, - возразил черный, окутываясь, словно плащом, дымным облаком. - Не успеет луна наполниться дважды, как я стану богаче не на одну, а на две человеческие души.
Белый слегка усмехнулся и двинулся к городу. Вместе с ним двинулась туча, стоявшая над холмом, и пошла за белым, словно тень.
Черный столб рассыпался.
Время стронулось с места. Тени завели свои пляски на склоне холма. День склоняется к вечеру, и цвет неба смягчается, становясь из стального золотистым. Овцы сбиваются в кучу, чтобы вернуться в овчарню.
Взошла полная луна.
Девичий голос, чистый, как горный родник, реет над улицами:
Вышел месяц в небеса.
Ветерок его колышет.
Ночь настала. Спать пора.
До свиданья, смуглолицый.
Вышел месяц в небеса.
Тени с крыши опустились.
Ночь настала. Спать пора.
Так пойдем же, голубица.
Жалюзи закрывают окна, отделяют свет от тьмы. Разграничивают надвое мир, оставляя снаружи шорохи ночной темноты, а внутри - мужчину и женщину: Мигеля и Хироламу.
Дни, недели медового месяца, глубокие бухты изрезанного побережья, укрытые от ветров, сады тишины, утонувшие за высокими стенами, ток реки забвения и слияния.
Как родня одинокому солнцу, как брат безбрежных морей - иду неизведанными краями, о которых когда-то мне снилось, уносимый любовью твоею, возлюбленная моя!
В сотый раз обнимаю тебя и прихожу в изумленье: смотри, я не ухожу от тебя с чувством одиночества и отвращения! И не уйду никогда. Никогда не оставлю тебя. Ибо ты - единственная из женщин, которой хочу быть верным - и буду верным.
* * *
В счастье, не омраченном ничем, пролетают недели и месяцы.