- Позволь мне сказать, как я себе представляю: видение, которое одновременно и свет, и воздух, и плоть...
- Довольно, довольно! - останавливает его Хиролама, но Мигель продолжает с жаром:
- Там, где-то внизу, в тумане и тучах, - земля, Бартоломе, и из этой серости облаков, словно белый цветок, поднимается лицо с большими темными глазами. Ты только посмотри, какие у нее глаза!
- Непорочное зачатье, - невольно пробормотал художник.
Хиролама краснеет от смущения.
- Когда вы начнете работу, дон Бартоломе?
- Дни сейчас ясные, свет прелестный, но у меня начато несколько вещей... Нет! Брошу все!
- Нет, нет, я не допущу, чтобы вы из-за меня откладывали другие работы, - говорит Хиролама. - Начнем после рождества, хорошо?
- Так поздно? - недоволен Мигель.
- Тогда еще позднее - в марте. В это время самый прозрачный свет... Согласны, донья Хиролама?
- Отлично! - И она улыбается Мигелю.
Провожаемые Мурильо, они выходят.
- Только в марте! Как это долго! - хмурится Мигель.
Жена прижимает к себе его руку.
- Ах ты, нетерпеливое дитя... Как ты загораешься! Пожалуй, портрет мой ты будешь любить больше меня...
- Сегодня я безмерно счастлив, Хиролама.
- С тобою я счастлива всегда, милый.
* * *
Он проводил жену домой и отправился на площадь де Градас за цветами.
Хиролама же спустилась в сад - гуляет неторопливо по дорожкам, улыбается.
Мигель вернулся с охапкой цветов, поднялся по лестнице. Открыл дверь.
- Приветствую тебя, королева!
Но комната пуста, только зажженная свеча живет тут, светя бесцельно.
Мигель заглянул в спальню Хироламы и увидел письмо на ее ложе.
Схватил, вскрыл, прочитал: "Трепещите - вы, укравшая мужчину, которого я любила! За его измену месть моя и бога постигнет вас!"
И подписи нет.
Перед обезумевшим взором Мигеля пляшут лица обольщенных, хороводы лиц кружатся, вьются вокруг него.
- Ах, которая из вас написала это?! - восклицает он, окруженный толпою призраков.
Как безумный, со свечою в одной и со шпагой в другой руке, бросается Мигель к призрачным фигурам, светит им в лицо, но призраки тают перед светом, уплывают во тьму, насмешливо скалятся из углов.
- Которая из вас писала?! - кричит Мигель.
Но ему отвечает молчание призраков, слившихся в бесформенной тишине.
Он зажег все свечи - видения исчезли.
Услышав шаги Хироламы, он быстро спрятал письмо.
Она вошла, она полетела к нему в объятия. Целует - и чувствует его холод.
- Мигель, что случилось? - Жена тревожно всматривается в его бледное, измученное лицо. Каждая черточка его выдает, какой ужас терзает душу Мигеля.
Хиролама дрожит за каждую его мысль. Ей хочется согнать тень с его лба, задушить отсвет отчаяния в его глазах.
Что сделать для него? Увы, даже половодье любви, которое она изливает на него, бессильно усыпить демонов, опустошающих его душу.
- Взгляни на меня. Я надела новую мантилью. К лицу ли она мне?
Мантилья - изумительное произведение искусства из белого шелка и кружев, она подчеркивает контрастом персиковый цвет ее лица, обрамленного черными волосами. Мигель восхищен, но уже в следующее мгновение в нем вновь просыпается страх перед угрозой в письме - страх тем более жестокий, чем прелестнее Хиролама.
Он хвалит мантилью, но голос его хрипл, потому что за белым одеянием ему видятся лица, шепчущие проклятия и угрозы.
- Не думай ни о чем, милый, - успокаивает его жена. - Думай только обо мне. О том, что я сделаю все, лишь бы ты был счастлив. Твой покой - мое счастье...
Напряжение на минуту отпустило Мигеля, он медленно, глубоко перевел дух и поцеловал ей руки. И лег на низенькую кушетку, закрыл глаза. Как после тяжелой битвы.
Хиролама опустилась возле него, нежно гладит воспаленный лоб мужа. Кончики длинных пальцев скользят по его лицу - каждую складочку кожи, каждую морщинку хочет она осязать, чтоб воспринять их до самого дна сознания.
Мигель вдыхает тепло и дыхание женщины, склоненной над ним. Впитывает ее преданность, нежность ее. Все такое тихое, потаенное... А меж тем в душе его снова зарождается буря.
- Я хочу слышать твой голос, - хрипит он. - Пой, пой!
Хиролама тихо напевает андалузский романс. Но мягкие, сладостные звуки громом отдаются в ушах Мигеля, в плавно нарастающей кантилене словно свиваются веревки виселиц, в мерном ритме он слышит поступь барабанщиков, мелькают их палочки, выбивая дробь, барабаны обтянуты черным сукном, и смерть скалит зубы ему в лицо из-за тихих тонов вечерней песни...
Все чаще припадки страха. Мигель не может спать.
К утру лежит, обессиленный, неподвижный, лишь мороз пробегает по телу. Тогда он тяжело встает, бродит впотьмах, касаясь холодными пальцами стен, драпировок, гардин, и на ощупь крадется к спальне Хироламы. Тихо отворив дверь, вслушивается в спокойное дыхание жены. Босой, на цыпочках, подступает он к ложу, со страхом вглядывается в ее лицо. Проверяет, заперты ли двери в коридор, хотя с вечера сам их тщательно запер, осматривает ставни и их запоры.
Потом бесшумно возвращается к себе, садится на свою постель и уже не спит, пока его не позовет Хиролама.