И страстно взывает к богу: воскреси!
Судорожные рыдания разносятся по дворцу и достигают улицы.
Отчаявшийся, бьется головой оземь и молит, рыдает, зовет, проклинает и стонет...
Мертвая молчит. Не отвечает бог.
И сердце Мигеля превращается в камень. Он снова садится и бодрствует у гроба.
Из состояния оцепенения и безразличия его вырвал предрассветный петушиный крик.
Тогда он осознал, что сегодня Хироламу опустят в землю.
Нет, нет! Он не отдаст ее! Она останется с ним!
Взяв клятву молчания с нескольких слуг, Мигель приказал немедленно положить гроб с телом в крытую повозку. Сам же сел на коня и с рассветом, в сопровождении повозки и слуг, выехал из города через Хересские ворота.
Он везет мертвую Хироламу в горный край Ронду, другое название которого - Снежная пустыня.
Повозка, закрытая со всех сторон серой материей, грохочет по дороге к Ронде; к вечеру въехали в деревню Морена.
Крестьяне, с фонарями в руках, с любопытством окружили повозку.
- Гроб везете?
- Да ну? С покойником?
- Нет, - как во сне, отвечает Мигель. - Она не умерла. Она живая.
Крестьяне в страхе отшатываются, осенив себя крестом.
После короткого отдыха двинулись дальше, и на другой день после полудня заехали в самую глубь скалистой Ронды. Медленно, тяжело, шаг за шагом, движется небольшой караван.
Остановились на полянке в сосновой роще.
Люди Мигеля ушли за провизией, он остался один у гроба. Снял крышку, сел. И сидел так, и час проходил за часом, и он уснул наконец.
Очнувшись уже под вечер, увидел над собой коленопреклоненного старца сама нищета, казалось, струилась с его лохмотьев, как дождевая вода из водосточных труб, зато лицо его - воплощение умиротворенности.
Видя, что Мигель просыпается, старик встал, поклонился мертвой, поклонился живому и близко вгляделся в черты Хироламы.
- Это даже не человеческое лицо, - вслух подумал он. - Человеческие лица не бывают так прекрасны. Такое лицо смягчило бы господа бога, как бы разгневан он ни был. Куда вы везете ее?
- В горы, - кратко ответил Мигель.
- Да, это хорошо, - понимающе кивнул старик. - Похороните ее в скалах... Ей там будет покойнее, чем на городском кладбище. Птицы будут петь над нею, и это ее порадует.
- Я не хочу хоронить ее.
Старик поднял на Мигеля мирный взор.
- Это нехорошо. У вас нет такого права, сеньор. Божья воля - чтобы мертвому дали покой.
- Божья воля? - нахмурился Мигель. - Кому она известна? Кому ведом ее источник?
- Источник ее - бесконечная доброта, - начал старец, но Мигель бурно перебил его:
- Бесконечная злоба, мстительность, ненависть...
- Замолчите! - строго воскликнул старик. - Бог - это высшее милосердие...
- Он убил эту женщину, - скрипнул зубами Мигель. - А ее убить мог только кровожадный хищник!
Старик выпрямился, глаза его вспыхнули негодованием.
- А сам ты не хищник? Не ты ли сам убил ее, а теперь сваливаешь вину на бога?
Мигель содрогнулся, но ответил возбужденно:
- Говорят, он может все. Почему же он не спас ее? Я пал перед ним на колени, я молил его неотступно, но он не услышал - убил! Он ее убийца, не я!
Старик замахал руками, он охрип от гнева:
- Богохульник, пусть тебе коршуны выклюют очи! Пусть чума тебя возьмет, поглотит преисподняя!..
- Молчи! - закричал Мигель старцу в лицо. - Замолчи, или я проткну тебя насквозь!
- Пожалуйста. Проткни. Видно, тебе в привычку купаться в крови... Но ждет тебя котел с кипящей смолою и огненная печь, безбожник!
Подобрав корзинку с травами, старик собрался уходить.
Мигель, помолчав, обратился к нему:
- Что это за травы у тебя?
- От ран, от болезней, - неприязненно ответил тот.
Голос Мигеля дрогнул, притих:
- А мертвого воскресить они... не могут?
Старик, сразу смягчившись, погладил его по руке.
- Ты любил ее, это видно... Это заметно и по твоим необдуманным словам. Но ты должен быть мужественным. Мужественный человек не только наносит удары - он умеет сносить их. Судя по лицу, госпожа эта была праведна. А для праведника смерть - не несчастье. Она уже не испытывает боли, не мучится, ни к чему не стремится. А тебя, человек, да утешит господь...
Старик скрылся из виду среди низкорослых сосен, и темнота потоком разлилась между скалами.