13379.fb2 Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 125

Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 125

- Я! - ответил Мигель и, подняв на руки застывшее тело, понес его. Люди молча последовали за ним.

На плите белого мрамора с нежными прожилками темнеет большое багровое пятно крови.

- Вы все еще не верите, что он святой?

Насмешник не верит:

- Ну да! Это его долг. Не более.

А тихий голос уже думает о голодном утре:

- Пора нам. Пора на паперть с протянутой рукой - скоро люди пойдут к службе.

Встряхнулись - то ли от утреннего холодка, то ли при мысли об умершем и разошлись.

* * *

Время летит, и вырастает здание.

В большом больничном зале возводится алтарь, чтоб больные могли слушать мессу и видеть образ божий.

По примеру Мигеля попечение о бедных сделалось модой среди севильского дворянства. Герцоги и графини лично приносят Мигелю денежные вклады на строительство и устройство.

Дон Луис Букарелли, рыцарь ордена Сантьяго, передал Мигелю двадцать четыре тысячи пятьсот дукатов с настоятельной просьбой употребить их так, как, по мнению Мигеля, это угодно богу.

После него приходили многие.

Заказаны койки для больных, мебель и прочее, что нужно.

Затем Мигель призвал Мурильо и поручил ему украсить росписью храм и больницу.

- Я хочу, Бартоломе, чтобы твое искусство принесло радость больным. Хочу, чтобы ты приблизил бога их сердцам. Искусство же говорит громче всякого проповедника.

- Выполню с радостью, - отозвался Мурильо.

Через месяц он пришел снова:

- Я продумал задание, которое доверил ты мне, друг. Я напишу десять библейских сцен.

- Хорошо. Я не стану вмешиваться в твой замысел. И выбор сюжетов предоставляю тебе. Мне бы только хотелось, чтобы на одной из картин ты изобразил ужас умирания и смерти. Сделай это ради меня и в назидание прочим.

Но Мурильо отказывается:

- Не требуй этого от меня, брат! Мне больно смотреть на недуги и умирание. Это внушает мне ужас. Отдай эту работу Вальдесу Леалу.

- Ты просишь за человека, который в Академии строил козни против тебя? - изумлен Мигель.

Мурильо развел руками:

- Он лучше других сможет написать картину, которую ты хочешь.

- Хорошо. А какие сюжеты избрал ты, Бартоломе?

- Пока у меня обдумано пять картин: жертвоприношение Авраама, источник Моисея, чудо разделения хлеба и рыб, милосердие святого Иоанна и благовещение.

- А остальные?

- Это будет - Иисус исцеляет больного. Иисус - дитя, Иоанн Креститель дитя, и ангел, спасающий святого Петра. Десятая картина будет изображать святую Изабеллу, королеву Угорскую.

- Картин должно быть обязательно десять?

- Нет.

- Напишешь для меня одиннадцатую - возвращение блудного сына?

Мурильо обнял друга и обещал.

В те поры простился с жизнью король Филипп IV, и от имени его малолетнего, болезненного сына, короля Карла II, править стала королева-мать - Мария Анна Австрийская, дочь императора Фердинанда III; а Испания все глубже упадала в нищету и долги.

Но Каридад росла.

И вот закончена стройка, и открылся взорам храм - просторный и светлый, искусно изукрашенный.

За труды свои, занявшие четыре года, Мурильо получил из рук своего друга Мигеля справедливую плату - семьдесят восемь тысяч сто пятнадцать реалов.

Вальдес Леал написал две картины столь потрясающей жизненности и осязаемости, что ужас охватывал человека при взгляде на них:

"Las Postrimerias", или Аллегория Смерти, и "Finis Gloriae mundi", или Аллегория Бренности.

Мурильо, рассматривая эти картины вместе с Мигелем, сказал с неприязненностью, которую не сумел скрыть:

- Тот, кто захочет смотреть на это, должен будет зажать себе нос...

Но Мигель доволен работой Вальдеса.

Храм и больница были торжественно освящены новым архиепископом Севильским, ибо дон Викторио умер, не дождавшись воплощения замысла Мигеля.

Приехали знаменитые врачи, приглашенные Мигелем, и завтра Каридад примет первых больных.

* * *

Всю ночь провел Мигель на молитве.

- Ниспошли, господи, мир душе моей...

Но неизменен, неисповедим лик бога. Рассвело. Монахи запели торжественную утреннюю молитву, и в ворота, украшенные пальмовыми листьями, хлынула толпа недужных. Одни ковыляют на костылях, других вносят на носилках - и все, ступив на мраморный пол, застывают в изумлении.

Мигель присматривает за тем, как братья-санитары размещают больных, и вдруг замечает знакомое лицо: