- Нет - именно этими словами.
Тяжело вздохнул мужчина. Все то же, все то же...
- Ты любишь меня все теми же словами...
- Разве это плохо? Слова удваивают любовь!
- А что говорил тебе я, Эстер?
- То же самое, что и я.
- Да, да... А что я чувствовал?
- Как странно ты спрашиваешь... Разве сам не знаешь? Ты задыхался от счастья, обнимал колени мои, шептал: "Нет человека счастливее меня, Эстер!"
- Нет человека счастливее меня, - машинально повторяет Мигель, и пустота ощеривает на него зубы.
Он превозмогает себя. Но прикосновение женщины меняет его настроение. Девичье тело жжет, возбуждение Мигеля возрастает.
- Любишь меня, Эстебан?
- Люблю, Эстер, - шепчет Мигель, напряженный от нетерпения. Может быть, все-таки вдруг откинется покров с тайны, и я прозрею, познаю...
- Эстер, Эстер, я хочу огромного, бесконечного счастья!
- Я слышу тебя словно издалека. - И девушка привычным движением привлекает его к себе. - Да, я хочу дать тебе огромное счастье...
- Ну вот, тут мы в безопасности, благородный сеньор, - обращается Каталинон к связанному человеку, лежащему у его ног. - Тут какая-то беседка, со всех сторон сад, со всех сторон ночь. Может, это сад вашей Эстер. Может, вы тут все знаете лучше меня? Ах, я и забыл, что когда вязал вас, то заткнул вам ротик, и вы не можете мне ответить. Сами понимаете - моему господину, который сейчас обнимает вашу невесту, вовсе не нужны ничьи крики. Чего вы дергаетесь, ваша милость? Лежите спокойно, не то ремни врежутся в тело. Но мне вас жаль, сеньор. И если вы поклянетесь, что не поднимете шума, я вытащу кляп у вас изо рта. Да? Вы киваете? Что ж, попробуем, но помоги вам бог, если вы хоть пикнете. Чувствуете это острие у себя на груди? Так вот, сударь, это нож, и клинок у него длиной в девять дюймов. Так что берегитесь!
- Кто твой господин? - выдавил из себя Эстебан, едва Каталинон освободил его рот.
- О, мой господин - отличный господин. Он и вашей невесте понравится, ручаюсь...
- Негодяй! - крикнул было Эстебан, но острая боль пресекла его голос.
- Не говорил ли я вам, что у меня славный нож?
- Твой господин - христианин? - прошептал пленник.
- Конечно. Да еще какой! Из древнего, знатного католического рода.
- О Адонаи! Эстер с христианином! Какой ужас! Какой позор!
- Понимаю, - кивает Каталинон. - Ваша милость - тайный иудей. Мой господин будет доволен. Еврейки у него еще не было, насколько я знаю, так как евреи могут жить в Испании только тайно.
- И не будет! - сипит Эстебан. - Эстер, конечно, подняла уже на ноги весь дом...
- Вряд ли, сеньор! Повсюду тихо, ни шороха...
- Или пронзила его булавкой, которую я ей подарил! Твоего господина, видимо, уже нет среди живых!
- Вот и видать, что вы не знаете моего господина, - спокойно отвечает Каталинон.
- Я дам тебе десять эскудо, если развяжешь меня! - со стоном молит Эстебан. - У меня есть золото...
- Золото?
- Двадцать эскудо!
- У моего господина хватит золота и для тебя, и для меня. Мой господин - дон Мигель граф Маньяра.
- Помогите! - закричал Эстебан.
Каталинон крепче надавил на рукоять ножа и засунул кляп пленнику в рот.
- Неблагодарный вы человек и только ухудшаете свое положение. Ну, теперь говорить вы больше не можете, а думать думайте что угодно.
Как прежде, так и сейчас: разочарование. Ни намека на длительное счастье. Опять - те же руки вокруг шеи, те же поцелуи, те же ласки, и ничего более. Горько во рту, пусто в душе. Отвращение...
- Прощай, Эстер! - громко сказал Мигель.
Девушка вздрогнула при звуке чужого голоса.
- Эстебан, Эстебан, ты ли это, милый?
Учащенное дыхание, бешеное биение крови в висках, чирканье кресала, свет - чужое лицо...
Эстер прижала ко рту сжатые кулаки, она задыхается.
Зрачки ее расширились от ужаса, и через эти настежь распахнутые двери входит в сознание образ незнакомца, хитростью проникшего к ней. Горло ее не в силах издать ни звука.
- Я дон Мигель де Маньяра, донья Эстер, - тихо говорит Мигель. - Я пришел к вам в надежде, что у вас найду счастье. И опять не нашел... Видимо, ваш Яхве ничуть не могущественнее нашего бога и не способен дать большего счастья... Вечно все одно и то же, одинаково невкусное... Прощайте, Эстер.
Всхлип позади. Он обернулся.
Еврейка лежит на ложе, и в сердце ее - длинная золотая булавка, под грудью - кровь ярким огоньком...
Молча стоит над мертвой Мигель, наблюдая, как бледнеет ее лицо.
В погоне за счастьем погубил безвинную. Обманул хитростью, как вор, похитил ее ласки - и умертвил. Его любопытство и себялюбие стоили этой женщине жизни.
- Мне жаль вас, Эстер, - тихо промолвил убийца. - Правда, не знаю, кому из нас теперь хуже - вам ли, мертвой, мне ли, живому. Думаю - из нас двоих я более одинок и покинут, Эстер...
Пока Мигель с Каталиноном крадутся в тени под стенами, мать Эстер проснулась от страшного сна и нашла дочь мертвой.
Окаменела в горе. Потом, разразившись воплями, подняла весь дом.