- Я не отступаю.
Антракт сократили, звон колокольчика пронзает темноту и крики.
Третье действие развертывается быстро.
Близится час божией мести, а дон Жуан насмехается:
"Если вы со мной хотите в здешнем мире счеты свесть, то зачем так долго спите?"
Но сгущаются тучи над головой грешника, является тень командора и приглашает его к ужину на свою могилу. Дон Жуан обещает и приходит, он издевается над угрозами командора, поедает с ним вместе ужасное угощенье из скорпионов и змей, запивая его желчью.
"Руку дать не побоишься?" - спрашивает тень Гонсало.
"Что такое? Я? Боюсь?" - хохочет Вехоо-Тенорио.
Но в тот же миг, как он подал руку мертвецу, зал потрясен ужасным криком:
"Как ты жжешься! Весь в огне я..."
Глухим загробным голосом отвечает статуя командора:
"Что ж ты скажешь, очутившись в вечном пламени геенны? Неисповедим господь в праведных своих решеньях. Хочет он, чтоб был наказан ты за все свои злодейства этой мертвою рукою. Вышний приговор гласит: по поступкам и возмездье".
Дон Жуан извивается в корчах.
"Я горю! Не жми мне руку! Прочь, иль в грудь кинжал свой меткий я тебе всажу!"
И он свободной рукой пронзает пустоту.
"О, горе! Сталь о камень лишь скрежещет. Дочь твоя чиста - ее не успел я обесчестить..."
Дух командора гремит в ответ:
"Да, но ты к тому стремился!"
В отчаянии молит дон Жуан:
"Пусть придет сюда священник и грехи мои отпустит!"
Ах, как ломается человек из-за незначительной боли, превращаясь в бабу! - мелькает в голове Мигеля. Вот он испугался, он дрожит от страха. Он покорен... И тут, пожалуй, бессознательно, Мигель громко вскричал:
- Стыдись, Тенорио! Звать священника! Сопротивляйся мертвецу и богу! Или ты не дворянин?
Оскорбление бога оглушило тех, кто сидит вблизи Мигеля. Они так и застыли.
- Ересь!
- Еретик!
Вскоре занавес падает, и зрители расходятся.
Мигель провожает Солану к коляске, которая увезет ее в Триану.
Но едва он подошел к экипажу, как был окружен стражниками инквизиции и схвачен, не успев обнажить шпагу.
Его втащили в коляску, и незнакомый кучер хлестнул по лошадям.
За коляской, покатившейся к тюрьме святой инквизиции, подобрав подол голубого платья, бежит с плачем Солана.
* * *
Мигель ходит по камере.
Ночь. Тихо в тюрьме.
Уже несколько часов провел здесь Мигель в одиночестве В одиночестве иного рода. Оно сосредоточеннее, но тягостнее.
Из коридора, от которого камеры отделены большими решетчатыми дверями, проникает к нему отблеск света каганца. В камере через коридор, напротив, глухо. Словно она пуста Но нет. В ней уже третий день томится Грегорио. Монах сидит на нарах и тихо молится, перебирая четки, и шепот его теряется под сводами тюрьмы.
Вдруг он поднял голову, прислушался к шагам узника напротив. Старые глаза его могут различить только тень человека, но шестым чувством он угадывает, что это - Мигель.
Чепуха, одергивает себя старик. Чтоб Мигель - и в тюрьме? Тень приблизилась к решетке.
- Мигелито! - тихо окликает монах, сам себе не веря.
- Падре... Это вы, падре Грегорио?
- Как ты сюда попал, сынок?
- Из-за ерунды. Не стоит и говорить. Но ты - скажи, за что схватили тебя, падре? Что ты сделал?
- Я проповедовал на площади, меня и взяли. Но ничего - отпустят, вот увидишь. Я ведь никому не сделал зла.
- Ты-то уж наверняка не делал зла!
Разговорились. Грегорио опасается за Мигеля. Пришел тюремщик, велел замолчать Мигель бросил ему золотой, тюремщик исчез.
Поговорили еще, потом Грегорио предложил:
- Ляжем спать, Мигель. Пора.
Они легли, но ни один из них не уснул.
Ночь истекает медленно, постепенно. Время лениво ползет.
Мигель встал и, подойдя к решетке, ухватился за нее обеими руками: