Это прекрасные дни, они опадают плавно и мягко, словно благоуханные лепестки цветов, солнце сияет уже не ради урожая в полях, а для двух людей.
Хиролама возвращает Мигелю радость, восторги, жар и пылкость мечты. Робость слов, умиление незавершенным движением руки, которая хотела погладить лицо, да стыдливо замерла на полдороге...
О, прижаться к стеклу окна и увидеть за ним вместо тьмы любимое лицо, коснуться рукой смоляных кос, пылающим полуднем мечтать о ночи, вдыхать аромат дыхания возлюбленной, ощущая, как по жилам вместо крови растекается бесконечное бессмертие, каждое утро умирать, дрожа над каждой секундой, отмеренной для встреч, и возрождаться от надежды, когда спускаются сумерки, - о печаль одиночества, о счастье сближения, о спешка изголодавшегося сердца, опьянение, когда соприкасаются руки и губы...
Город очень скоро узнал о ежедневных встречах Мигеля и Хироламы, и его охватило изумление и негодование.
Под знаком испуга заседает церковный совет.
Необходимо поставить в известность герцога Мендоса.
Архиепископ сам взял на себя трудную задачу.
Герцог Фернандо, выслушав округленные фразы дона Викторио, разрешает дело одним ударом. Он вызывает Хироламу и мать ее, донью Тересу.
Хиролама не уклоняется, не отрицает.
- Я люблю дона Мигеля. Хочу стать его женой. Хочу нести вместе с ним все доброе и злое. Хочу честно делить с ним божию милость.
Удивление. Слова уговоров, предостережений, угроз, просьб, убеждений слова, слова...
Какая сила заключена в человеческом чувстве! Рядом с ним теряется все, оно торжествует надо всем.
Архиепископ тронут силой любви Хироламы. Вставая, благословляет ее:
- На ваших глазах слезы, донья Хиролама, и я верю, что вы исполняете волю божию. Ваша любовь, быть может, сумеет вернуть дона Мигеля богу и чести. Если это удастся вам, сама пресвятая дева благословит вас.
- Мендоса женятся и выходят замуж только по любви, - произносит герцог.
- Я люблю, люблю его!
- Да будет, дитя мое, по воле твоей.
* * *
Обманутые женщины, и те, кто когда-то рассчитывал на Мигеля, и те, кто не был причастен ни к чему непосредственно, - все вне себя от ярости. Пока в несчастье равны были мещанки с дворянками, обольщенные и брошенные доном Мигелем, они могли еще сносить свое горе. Теперь же, когда выигрывает одна, остальные чувствуют себя оплеванными, втоптанными в грязь.
Собираются женщины, сдвигают головы - морщины негодования на лбу, брань, ругательства, проклятия.
- Господи, покарай его за всех нас!
"У херувима" волнение.
Руфина молчит, медленно теребя складки своего платья.
- А что вы скажете, госпожа? - пристают к ней девки.
Она мягко улыбается:
- Я предсказывала ему, что он найдет... И нашел!
- Будет ли счастлива... эта?
- Будет, - говорит Руфина.
- А он?
- Не знаю. Трудно сказать что-либо о нем. Он - как пламя.
Помолчали. Потом одна из проституток заметила:
- Госпожа, у вас слезы на ресницах...
- Вы тоже его любили? - тихо спрашивает другая.
- Вина! - поднимает Руфина голову, заставляя себя принять веселый вид. - Выпьем за здоровье и счастье дона Мигеля!
Огненное старое тинтийо мечет алые и кровавые блики.
* * *
Наемники герцога Мендоса разлетелись по городу и окрестностям, оповещая о помолвке герцогини Хироламы с графом Маньяра.
Прекраснейший цветок испанской знати отдаст перед алтарем руку ненавистнейшему из мужей Испании.
Голубка в когтях льва...
Как можно еще верить в бога, если он допускает, чтобы этот бесчестный нечестивец украсил грудь свою столь дивной и добродетельной розой?
Сотни рук украшают дворец Мендоса. Гирлянды желтых и алых цветов. Дворец светится, как кристалл хрусталя, внутрь которого упала сверкающая звезда.
Музыка в зале, в саду. У ворот толпы нищих, слуги наполняют серебром протянутые ладони.
Факелы окружили дворец сплошной цепью, дымя в небеса.
В это время графиня Изабелла де Сандрис велела доложить о себе донье Хироламе.
Вот они, лицом к лицу, их взгляды настороженны, движения сдержанны.
Изабелла рассказывает о страсти своей к Мигелю, приведшей к двойному несчастью: потере чести и смерти отца.
Хиролама находит изысканные, мягкие слова сочувствия.
- Я пришла сюда не для того, чтоб услышать о вашем сочувствии ко мне, но чтобы предостеречь вас от человека, чьи руки в крови.
Хиролама, глядя поверх головы Изабеллы, тихо отвечает: