Зудин склонил голову набок и стал с любопытством смотреть на сына. Он просто рассматривал его как диковину, с каким-то даже восхищением.
- Че, так и пойдешь?
- Ну, - пожал плечами сын и даже руками развел чуть-чуть, дескать, что же тут такого.
- А двойка? - полюбопытствовал Зудин.
- Да нет, - терпеливо объяснил начальнику мехколонны Зудину сын-шестиклассник, - у нас двойки не ставят. Объяснят потом, вот и все.
- Не ставят? - удивился Зудин и добавил выражение, бытовавшее в поселке и означавшее крайнюю степень изумления.
Он сказал:
- Ни себе чего?! - И добавил самым будничным тоном: - Ты вот что: доставай-ка обратно тетрадку и решай. И пока не решишь... Понял?
И посмотрел на сына с жесткой, при холодных глазах, улыбкой.
И надо сказать, что сын понял и засопел над задачей. А Зудин сказал назидательно:
- Избаловали вас с этой процентоманией. Интересно, вы для кого учитесь: для себя или для учителей?
Сын поднял голову от тетради и спросил весьма резонно:
- А вы для кого учились?
- Мы для себя. Тогда другие были порядки. Меня, например, из шестого класса просто вышибли.
- Как вышибли? - не поверил сын. - Может быть, на время?
- Какой там на время, - усмехнулся Зудин, - совсем, понял? Ладно, все, занимайся.
И закурил.
А закурив, поднялся и пошел в сени, потому что в дверь деликатно стучали.
Зудин занимал двухкомнатную квартиру в сборно-щитовом четырехквартирном доме. Таких домов стояло кучно более десятка. Это была мехколонновская застройка. Ко второму году бамовской эпопеи жилищный вопрос был в основном решен. Часть рабочих осталась жить в балках в Березовом - самом первом в этих местах обиталище на берегу речки среди березового леса. Часть - в вагончиках и балках возле промбазы, часть - в новой мехколонновской застройке. Причем в сборно-щитовых домах не ставили печей: они отапливались котельной сопредельного строительно-монтажного поезда. Много было споров по этому поводу, трест рекомендовал Зудину класть печи, как делали начальники других мехколонн, например в Новом Уояне, потому что котельная еще была не готова и было неизвестно, введут ли ее в строй к холодам. Но Зудин твердо знал, что если сразу не отрезать путь к печке, то строительство котельной затянется на года. Больше того, он убедил не ставить печей и начальника этого самого СМИ, который строил котельную. А это уже была гарантия... Были, однако, в жилищном вопросе свои издержки. Это были издержки географического порядка. Поселок Березовый находился далеко от промбазы - в шести километрах, причем дорога шла через две сопки. Это заставляло держать на линии специальный автобус "ЛАЗ", который привозил рабочих на работу, а детей в школу и отвозил их обратно в поселок, совершая таким образом три рейса ежедневно. "ЛАЗ" часто ломался, тогда его заменяла "дежурка" - грузовая машина с деревянным домиком в кузове. Домик смастерили мехколонновские плотники. Когда ломалась и "дежурка", в дело вводился вездеход "ГАЗ-71", выполненный на базе бывшего артиллерийского тягача легкого и потому в просторечье именуемый атээлкой.
Застройка находилась не так далеко от промбазы, и путь к ней лежал ни через какую не через сопку, а через центр поселка, но километра три, однако, было. Именно эти три километра проделал "зеленый мастер" Славик, вылетев пулей из вагончика председателя месткома Сени Куликова, причем проделал их в хорошем темпе армейского марш-броска, хотя строю обучен не был, ибо как строитель Байкало-Амурской магистрали имел от армии отсрочку.
Когда Славик учился в Омском техникуме, он написал реферат. Это был конкурсный реферат по линии общественных дисциплин. Славик написал об изыскателях Кошурникове, Стаффато и Журавлеве, которые погибли в тайге, но не погибли записи Кошурникова, и они, эти записи, были бесценны.
Изыскания велись в грозные годы войны, в тех местах, где потом построили трассу Абакан - Тайшет. Славик был впечатлительным юношей, он даже писал наивные стихи, которые радовали абсолютным оптимизмом. Когда начали строить БАМ, Славик сразу сказал себе, что его место именно на этой стройке.
Практику после третьего курса Славик проходил в Звездном, было лето, жили в палатке, производили геодезическую съемку карьеров, помогали на пилораме, купались, по вечерам танцевали на свежеструганой танцевальной веранде. Их было трое практикантов, и это были все-таки невозможно юные ребята с совершенно детскими физиономиями. Их любили на стройке, мастера и инженеры не упускали случая потолковать с ними, каждый рассказывал, что знал о планах стройки, а все вместе знали немало.
К тому же Славик выступал в День строителя в импровизированном концерте. Он пел, читал юмористические стихи, подражая Карцеву и Ильченко, Утесову и главному инженеру СМП.
Одним словом, уезжал Славик с практики в полной уверенности, что расстается ненадолго, что закончит свои дела в Омске (последний семестр и диплом) и вернется в этот край, на эту стройку, где был обласкан симпатией и даже любовью сильных и мужественных взрослых людей. Он, естественно, не мог тогда знать, что практикант и штатный работник живут по разным законам, это он с лихвой познал год спустя.
Но тогда он вернулся в Омск, совершенно влюбленным в стройку, в свою будущую работу, в свой собственный энтузиазм. Сердце его было распахнуто для любви. Он влюбился в героев своего реферата, и реферат произвел сильное впечатление на областную комиссию, и Славик был послан в Москву на слет победителей конкурса, который, оказывается, проводился по всей стране. Там, в концертном зале МГУ, Славик выступал с трибуны, он рассказал о героях-изыскателях, и о своей практике на БАМе, и о своем твердом желании поехать на БАМ работать. Он объявил с трибуны тему своего дипломного проекта (эта тема была связана с БАМом, со станцией "Магистральный") и торжественно обещал защитить диплом на "отлично". Это было, конечно, очень смелое обещание, не допускающее никаких случайностей и отвергающее всякие суеверные страхи. Никто даже из отличников не решается так уверенно прогнозировать предстоящий экзамен и тем более защиту диплома. Наверное, только в юности, только в счастливый период уверенности в безусловном своем счастье можно так командовать собственной судьбой, и, наверное, в этом есть своя мудрость, и судьба чаще всего подчиняется.
Так или иначе, Славик дал такое обещание, причем дал его на всю страну, потому что слет транслировался, и материалы слета были потом опубликованы в журнале "Среднее специальное образование", и там был изображен Славик на трибуне, и приводилась вся его яркая речь.
И Славик, конечно, выполнил свое обещание, и ничто ему не помешало.
Да, сердце Славика было распахнуто для любви, и в него, это распахнутое для любви сердце, вошла Людочка, совсем юная, младшая, она была младше на целый курс.
Славик обратил на Людочку внимание в столовой: Людочка дежурила тогда по столовой, она мыла посуду, и Славик обратил на нее внимание. Сначала почти бессознательно - засмотрелся, какие у этой девочки легкие и красивые движения, удивился, что, оказывается, даже мыть посуду можно красиво, потом посмотрел внимательно, рассмотрел хорошенькое, трогательное сосредоточенное личико и почувствовал нарастающее волнение; это было знакомое чувство, он уже переживал его несколько раз - на втором и на третьем курсе, на тогда это быстро проходило, а сейчас как-то вдруг стало ясно, что не пройдет.
На другой день Славик пригласил Людочку в кино, а она не пошла. Дело было так: он купил два билета и один дал Людочке. В коридоре в перерыв подошел, дал билет, сказал "приходи" и отошел, почти счастливый. А она не пришла. И Славик смотрел фильм один. Фильм был не очень хороший.
Дня через два Славик опять вручил Людочке билет, и на этот раз, прежде чем отойти, посмотрел на ее реакцию. У нее была такая реакция: она смутилась, сказала: "Чего выдумал!", но билет не бросила.
Славик смотрел на эту ее реакцию, смеясь, потому что абсолютно был уверен, что не может не понравиться Людочке. Улыбка у Славика была, он знал, ослепительная. Славик был маленького роста, сложение у него было скорее детское, чем взрослое, лицо круглое, с ямочками на щеках, и длинные мягкие волосы. Волосы были очень светлые. Не белые все-таки, но и не желтые еще, где-то посередине. Зато зубы - ровные и белые (от природы и потому, что Славик их чистил дважды в день и не курил тогда - берег белизну).
Людочка взяла билет, но опять не пришла. И Славик опять смотрел фильм один. Фильм был очень хороший.
После этого Славик писал курсовую и билеты в кино временно брать перестал. При встрече они, однако, здоровались, причем Славик здоровался, смеясь, потому что ему и вправду было весело.
Тут Славику сообщили, что Людочка, оказывается, наводила справки о нем, что он за мальчик, как учится, с кем дружит, ну и прочее такое. Славик не беспокоился за свои характеристики. Поэтому он буквально накануне защиты курсовой работы опять взял два билета в кино, и Людочка на этот раз пришла. Фильм был, наверное, очень хороший, но Славик ничего из этого фильма не запомнил, он даже название забыл. Людочка потом ему объяснила, какое было название и какое было содержание.
Потом, перед самым дипломом, Людочка подарила Славику фотографию с надписью. Надпись была серьезная и нежная. И там были такие слова: "Будь всегда таким, какой ты сейчас". Значит, такой, как есть. Славик Людочку вполне устраивал. Потому что Славик жил светясь. Он жил на сплошном вдохе. Это была самая счастливая пора - пора предвкушения счастья. Славик тогда еще, конечно, не знал, что предвкушение счастья прекрасней, чем само счастье.
Диплом он защитил на "отлично".
Герман Васильевич Зудин, сжав губами папиросу, открыл дверь. В дверях стоял "зеленый мастер".
Прозвище "зеленый мастер" прилипло к Славику в первый же день его появления в мехколонне. Причем прилипло оно к нему с легкой руки начальника. Дело было не только в том, что Славик выглядел моложе своих лет (а лет-то ему было девятнадцать). Дело было еще в том, что Славик обожал зеленый цвет. И появился он перед ясными очами начальства в нежно-зеленом костюме, ядовито-зеленом галстуке и матово-зеленых полуботинках, держа в руке новенький фибровый чемоданчик, разумеется, зеленого цвета.
Сейчас Славик был в белоснежном полушубке, причем Зудин, подписывая ему наряд на полушубок, дружески советовал взять все-таки черный, потому что белый, хоть и наряднее выглядит, ужасно пачкается, и не пройдет и недели... Однако прошло более месяца, а полушубок продолжал сверкать белизной, и одному богу было известно, как это Славику удавалось. Работал Славик хорошо, но не успешно. Хорошо он работал в том смысле, что старался и не ленился. Не успешно - в том смысле, что допускал иногда некоторые ошибки. Даже правильнее было бы сказать, что он довольно часто допускал довольно грубые ошибки. Тут были всякие-разные истории. Например, он отдал на день "Магирус" заведующей котлопунктом, потому что котлопункт принадлежал сопредельному строительно-монтажному поезду и мехколонновцев кормили там по договоренности. И вот заведующая сказала, что, если Славик не даст машину привезти продукты, она не станет кормить рабочих его участка. И Славик дал "Магирус", что, безусловно, оказалось на дневной выработке. И Славику объявили выговор. Но он не впал в уныние, он имел твердое намерение приобрести со временем производственный опыт и продолжал работать столь же энергично. Потом были две-три истории с неправильным начислением зарплаты. Тут Славик вообще-то был как бы между двух огней. С одной стороны, механизаторы двух смен участка, которым он закрывал наряды, люди опытные, как правило, в возрасте от тридцати до сорока, как правило, грамотные, как правило, горластые и темпераментные, побуждали Славика писать в наряде, скажем, "скальный грунт", в то время, как грунт был все-таки не скальный. Начальник же мехколонны Герман Васильевич Зудин, человек тоже опытный и не просто грамотный, а съевший собаку в вопросах труда и зарплаты, и если не горластый, то властный, побуждал Славика по поводу того же карьера писать "грунт - песок", хоть грунт был все-таки и не песок. Если бы на участке был, как это и полагается, прораб, Славику не пришлось бы закрывать наряды - это дело прораба. А дело строймастера - разметка дороги, проверка геометрии полотна - очень специальная работа. Но прораба на участке не было. Участковый прораб лежал в больнице с бытовой травмой. Он сломал ногу, возвращаясь со дня рождения. Дело в том, что строящийся поселок - это, конечно, вам не город, дороги неровные, а если где тянут коммуникации, то там к тому же и роют канавы. Вот прораб, возвращаясь со дня рождения, и сломал ногу.
Если бы Славик прежде служил в армии, он бы яснее понимал особенность своего служебного положения. Особенность эта заключалась в том, что он был последним, кому отдают приказание. Дальше уже идут исполнители, а с исполнителями нужно ладить. В армии в таком положении находится юный лейтенант, выпускник военно-технического училища. Но Славик в армии не служил и над такими премудростями не задумывался. Он все свои ошибки считал случайными и последними и не унывал. И даже, получив от Зудина такое взыскание, как лишение одной трети месячного оклада, утешал себя несложной формулой, услышанной от одного из наставников омской альма-матер:
- Не беда, если начальство тебя ругает. Беда, если оно махнуло на тебя рукой.
Таким образом, участвуя самым непосредственным образом в строительстве Байкало-Амурской магистрали, Славик мужественно переносил неудачи, сохранял присутствие духа. Больше того: он продолжал ощущать предвкушение счастья, потому что счастье поджидало его в Омске, оно списалось со Славиком и поджидало его в Омске, чтобы облечься в белую фату и обменяться со Славиком почти золотыми кольцами, стоимостью 19.50 каждое.
И тут устремления Славика вошли в полное противоречие с устремлениями администрации, и это было невыносимо.
Зудин посторонился, пропуская Славика.
- Ну че? - спросил он, осторожно улыбаясь. - Перевод послал?
- Послал, - уныло сказал Славик, - месяц, как послал.
- И че?