- Пей, согреешься.
И опять он вспомнил, что явился с пустыми руками.
- У тебя что?
- Воспаление легких.
- А мед есть?
- Меда нет, - помолчав, смущенно ответила Рабигуль.
- А молоко?
Она опять помолчала.
- Как раз вчера кончилось.
Голос звучал чуть ли не виновато. Алик подумал, нахмурился, расстегнул пальто, полез во внутренний глубокий карман, вытащил блокнот и ручку.
- Знаешь что? Давай по порядку. Хлеб в этом доме имеется?
- Да, - обрадовалась Рабигуль и закашлялась.
- Масло?
- Не знаю. Кажется...
Но Алику все уже было ясно.
- Где тут у вас холодильник? - сурово спросил он и, не дожидаясь ответа, скрылся в кухне.
Там он рванул на себя ручку старенького "Саратова", прошелся скептическим взглядом по пустым полкам. На гвоздике у холодильника висела большая сумка. Ее Алик заприметил сразу.
С сумкой в руке он вернулся к Рабигуль.
- Ключ есть?
- Какой ключ?
- От квартиры.
- Есть...
Она не знала пока, как на это неожиданное вторжение реагировать, но Алик не давал ей опомниться.
- Ну, я пошел, - решительно сказал он. - Жди!
И чтоб не вставала.
Он шагнул на порог, оглянулся. Огромные глаза Рабигуль смотрели на него радостно, изумленно, смуглые щеки пылали.
- Лекарства есть? - строго спросил Алик.
- Есть.
- Честно?
- Честно.
- Тогда все. Пока.
Дверь за Аликом затворилась, и Рабигуль, изнемогая от слабости, откинулась на подушки. Как хорошо, что не надо больше вставать... Ни о чем больше не надо думать... Ни о чем не придется заботиться...
Потому что есть Алик. Она вздохнула, закрыла глаза и снова провалилась в полусон-полубред. Опять пустыня, злой ветер, и от ветра пересыхают губы... Открывается-закрывается дверь, постукивают вилки и ложки на кухне. Сильные руки приподнимают Рабигуль, подкладывают под спину вторую подушку.
- Не трогай меня, я хочу спать.
- Выпей молока с медом - я разогрел - и спи.
Одной рукой Алик придерживает ей голову, вторая рука держит чашку.
- Как вкусно.
- Откуси кусочек, - просит Алик и подносит ко рту Рабигуль хлеб с маслом. - Умница. А теперь спи.
Я сварю куриный бульон.
Он снова кладет подушки плашмя, заботливо укутывает одеялом ее прямые плечи, подтыкает одеяло под ноги и скрывается в кухне. Никогда не думал, что такое счастье - хозяйничать в доме у Рабигуль. Никогда не думал, что посмеет сказать: "Умница". Это все, потому что она заболела и стала слабой. А он почувствовал себя мужчиной.
Курица - кусок льда, но откуда-то берутся сообразительность и сноровка. Алик ошпаривает ее кипятком, разрубает, стараясь не грохотать, на части, ставит воду на газ. Где тут у них морковь? Где зелень?
Ничего у девчонок нет! Как же тут не заболеть? Эх, нужно было купить аскорбинки! Ну, завтра купит.
Алик не замечает, что улыбается. Он счастлив до неприличия. Он даже напевает - негромко, чуть подвирая - какой-то шлягер. Маша, раскрасневшаяся от мороза, со своею закутанной скрипочкой и сама укутанная в сто одежек, замирает на месте от изумления: снова возникает этот невероятный парень, а вместе с ним - чистота и порядок в их небрежном жилище, пахнет чем-то невиданно вкусным, и он серьезно, ответственно сервирует стол.
- Здрасте! - Маша шутливо наклоняет голову.
- Привет, - добродушно улыбается Алик. - Как раз к обеду.
- Почуяла запах съестного! - веселится Маша. - Как наша Гулька?
"Наша"... Какое чудесное слово!
- Спит, как сурок. Что ли разбудим? Надо же ее кормить, правда?
Алик не очень в этом уверен, но ведь и вправду пора обедать. И так хочется заглянуть ей в глаза, что-нибудь от нее услышать: какой, дескать, он молодец!