Особенно для королевы...
И все же.., все же.., я не могла от него отказаться!
Он подарил мне счастье, простую и чистую радость, которой мне так мало досталось в жизни.
Но и тогда червь в сердце цветка подтачивая наше счастье.., и недолго мы...
Люди прослышали о болезни Эми, и молва, эта зловредная ведьма, перемывала нам косточки на тысячу ладов. "Лорд Роберт травит жену ядом, чтобы жениться на королеве!" - таков был самый безобидный из слухов. Трокмортон, всегда самый верный из моих сторонников, а ныне посол в Париже, сообщил, что вся Франция потешается над байками об "английской королеве, ее шталмейстере и его жене".
Я решила положить этому конец.
- Робин, окружи ее слугами, - молила я, - пусть рядом с ней все время будут надежные люди, чтобы все видели - ты не замышляешь против нее ничего дурного - и чтобы оградить нас от этих гадких сплетен!
- Мадам, все уже сделано! - оправдывался он. - С ней в Кумноре мой управляющий Форестер и его семья, жена и сестры, а с ними все мои слуги. Там же я поселил ее подругу детства и почтенную пожилую даму, множество служанок, пажей и женщин - уверяю вас, она живет в довольстве, в окружении заботливых домочадцев, ничуть не хуже...
Ему не было нужды заканчивать: ничуть не хуже, чем любая женщина в ее обстоятельствах - в ожидании потустороннего жениха, имя которому Смерть...
***
В ожидании...
Мы все жили в ожидании.
Ожидание никому не идет на пользу. За нервное напряжение расплачивается тело.
В конце того лета я часто страдала мигренями.
В один день болью так застлало глаза, что я потом долго не могла оправиться. После Робин уговорил меня покатать шары. Стоял пасмурный, промозглый сентябрь - в тот год золотая осень обошла Ричмонд стороной.
И как же я забыла - то был день моего рождения!
Робин приветствовал мое утреннее пробуждение музыкой: под окном заиграли флейтисты, и хор мальчиков из дворцовой церкви ангельскими голосами запел:
Милая, если изменишь, другой не узнаю вовек,
Нежная, коли отступишь, с любовью прощусь навсегда.
Милая, нежная, мудрая, не отступай, будь тверда,
И я клянусь верность вовеки хранить.
Небо скорее цветами своими украсит земля,
Землю скорее усыплют холодные звезды с небес,
Воздух, земля и огонь природу изменят свою,
Нежели я изменю иль отступлюсь от тебя...
Я пригласила его в опочивальню, еще не сменив ночной убор; я знала, что ночное платье из синевато-зеленой парчи, отороченное по вороту белой лисой - подарком моего шведского ухажера, короля Эрика, - замечательно оттеняет червонное золото моих распущенных волос. Я не стеснялась моего лорда, к тому же хотела, чтоб он оценил воздействие новой смеси из лимонов и ромашки, которыми Парри начала мыть мне волосы, дабы улучшить их цвет - в последнее время они стали такие тусклые и жидкие...
Однако я была не в духе и хотела внимания.
- Я уже старуха, двадцатисемилетняя кляча, мне скоро тридцать!
- Однако, на мой взгляд. Ваше Величество еще совсем девочка. Рядом с вами я всегда буду стариком, вы настолько моложе меня...
- Бросьте меня сердить, вы отлично знаете, что старше меня всего на два месяца!
- На два месяца, мадам? На две жизни... ведь вам известно, как долго я люблю вас без всякой награды.
- Без всякой награды? А чего бы вы желали?
И так мы шутливо пререкались весь день, и постепенно он меня развеселил. Да к тому же и осыпал дарами: подарил двойную нить крупного, с горошину, жемчуга, черного и белого, веер слоновой кости двух футов в поперечнике, венецианский серебряный ларец с крошечными филигранными ящичками, аптекарскую чашку из оправленной в золото древесины падуба - от мигреней. А подарки все несли и несли: надушенные ароматами перчатки, хлыст из белейшей кости и кожи, булавки и перья, кольца и милые пустяки от дам, придворных, от всех моих домочадцев. И, поскольку день развивался столь успешно, я, так и быть, разрешила себя утешить.
Ближе к вечеру мы медленно возвращались из аллеи для катания шаров во дворец. От реки поднимался туман, тянулся тонкими пальцами, словно утопленник, тщетно пытаясь уцепиться.
И вдруг меня пронзил озноб, я вся затряслась.
- Ваше Величество, вы позволите?
Робин сорвал с плеч тяжелый бархатный плащ и нежно опустил поверх моего. Я слабо улыбнулась:
- Спасибо, милорд.
Однако холод не отступал, сердце мое колотилось, поджилки дрожали, я не могла понять почему.
Но стоило войти в Большой покой, я увидела и поняла, отчего похолодело мое сердце. Со шляпой в руке, с застывшим лицом ждал управляющий Робина из Оксфордшира, тот самый Форестер. При нашем появлении он упал на колени и склонил голову.
- Говори же, говори! - Голос у Робина стал резкий и хриплый.
Слуга, поднял голову; его черные глаза, словно закрытая книга, не сообщили ничего.
- Милорд, простите, что привез вам дурные вести - пусть Господь укрепит вас и поможет выслушать то, что я скажу: ваша жена скончалась.
- Моя жена?
Он побелел как полотно.
- Упокой, Господь, ее душу! Она отошла с миром? С ней был доктор, священник, дамы?
- Увы, нет, сэр. - Лицо управляющего оставалось бесстрастным. Трагическая случайность, милорд. Леди Эми осталась в доме одна, она оступилась на лестнице и упала. Мне грустно об этом говорить, милорд, но она сломала себе шею.
Глава 9
Я не могла на него смотреть.