Екатерина, кузина Екатерина - тощая бледная лисичка, точь-в-точь покойница Джейн, только без ее ума. Зато, надо полагать, с гонором, еще бы, ведь теперь она старшая в роду! Мало радости постоянно видеть ее рядом с собой, принимать ее услуги днем и ночью!
И все же теперь она - моя очевидная наследница; она при мне выполняла ту же роль, что я - при Марии. Лучше пусть будет рядом, под присмотром, чем невесть где и невесть с какими мыслями. Ладно, я согласна.
- Кэт...
- И другие ваши родственницы, мэм, хоть и дальние: свояченицы вашего кузена Генри, сына Марии Кэри.
Урожденной Марии Болейн.
Да, я не забыла Генри. Я покажу миру, что родная кровь - это родная кровь, добрая кровь Болейнов...
Кэт не унималась:
- У вашего двоюродного зятя, Фрэнсиса Ноллиса, есть две дочери, Леттис и Сесилия, от вашей кузины, дочери вашей тетушки Марии, и еще одна Мария леди Мария Говард, дочь лорда Говарда, вашего двоюродного деда...
Как она их всех помнит?
- Довольно, Кэт! Теперь ты обер-фрейлина, вот и выбирай кого хочешь, лишь бы были молодые, здоровые, пригожие и стойкие в вере... Только папистских гадюк я рядом с собой не потерплю!
И это только начало. Предстояло еще разбираться с придворными и челядью, постельничьими и дворецкими, камеристками, лейб-гвардейцами и телохранителями...
А от Марии мне досталась чета придворных дураков - Вил и Джейн Сомерс, отцовские карлики, итальянский жонглер, две итальянские карлицы, Ипполита и Томасина, да еще арапчонок, наряженный, как мартышка, в широкие штаны и черную курточку с золотой мишурой...
Куда их всех деть?
Близилось обеденное время, и я чувствовала, что верный Сесил опять расхаживает в галерее со своими бумагами. Голова раскалывалась, в ушах звенело, все тело было натянуто, как струна. Коронация, казна, воинство и флот, Испания и Франция - волнами проносилось в мозгу. Но одна мысль господствовала над всеми.
Доскакал ли гонец до Норфолка? Из всех моих посланий европейским, монархам это - самое для меня дорогое, его везет гонец, посланный по моему личному приказу на самом резвом коне...
Сколько миль от Хэтфилда до Фрамлингхэма!
Когда его ждать?
***
Вечерний воздух лучился золотом и багрянцем, закат догорал, на небосводе проступила бледная облатка луны. Окрестный народ по-прежнему валил валом: кто предлагал товар, кто - услуги, кто пришел просто порадоваться вместе с нами. Но даже сквозь гул толпы я различила четкий, нарастающий звук, мерный четырехтактный топот мчащегося галопом коня.
А вот и он сам: огромный, безупречно-белый скакун с грохотом пронесся по дороге и одним прыжком, словно крылатый Пегас, перемахнул через ограду в парк. Лишь один человек в Англии может совладать с таким скакуном, отважиться на подобный прыжок...
А вот и он, в самую нужную минуту, о, Господи! Господи Боже, ведь это он, у моих ног, целует мне руки...
- Ваше Величество!
Он плакал: по его тонкому, красивому лицу текли слезы.., из глаз, которых я уже не чаяла в этой жизни увидеть, разве что во сне...
Он стал старше - смуглее, серьезнее...
...это был...
...это был...
...это был...
Глава 2
- Робин!
Мой Робин.
В залог своей любви он привез мне дубовые листья (знаете ли вы, что его имя происходит от латинского robur - дуб?). Дуб - символ Англии, символ крепости, символ верности и несгибаемости!
А я давно придумала и мысленно пообещала ему придворную должность, идеальную должность для идеального наездника.
И на следующий день, когда я выехала в Лондон, рядом со мной гарцевал на белом жеребце новый смотритель королевских конюшен. За нами ехал Сесил, слегка огорченный тем, что его лошадка оказалась на двадцать дюймов ниже Робинова скакуна и моей длинноногой кобылы.
Нас провожала тысячная толпа, и чем ближе к Лондону, тем она становилась больше. А я сидела на золотисто-гнедой кобыле в лиловом бархатном платье, пышном, словно распустившаяся пармская фиалка, в венце из аметистов, с развевающимся на ветру золотистым шарфом, и рядом с двумя такими мужчинами чувствовала себя воистину королевой.
Однако на подъезде к Тауэру меня затрясло, как в лихорадке, из глаз брызнули слезы. Здесь мучилась Джейн, здесь умерла моя мать, здесь на глазах у Робина казнили его брата и отца, здесь я готовилась прожить свою последнюю ночь. "О, Господи! - рыдала я. - Многих наследных принцев низринули до здешних узников, но мало кто из здешних узников, подобно мне, возвысился до принцессы! Боже Всемогущий, Ты избавил меня, как Даниила изо рва львиного; во всю мою жизнь не устану возносить Тебе хвалу!"
А знаете, что отец Робина перед смертью был вынужден принять католичество? Отречься от своей веры, стерпеть унижение на глазах тех, кто пришел поглумиться над ним у ступеней эшафота, - чтобы спасти от лютой смерти сыновей. И все же старший, лорд Джон, сложил голову в темнице. Ему не было и двадцати двух. Удивительно ли, что Робин ненавидит папистов и льнет ко мне?
И в это Рождество в Уайт-холле Робин не упустил случая показать всем, что папизм мертв.
"Ибо старая римская шлюха, - дерзко заявил он, - в последний раз задирала юбки на этой земле!"
Поэтому мы устроили пантомиму в ярких нарядах и под развеселую музыку, где попы и монахи выступили жадными черными шутами, епископы - жирными свиньями и тупыми ослами, кардиналы - волками, стригущими простодушных овечек - народ. Славное получилось угощенье для испанцев, которые еще оставались при моем дворе. У Ферии глаза вылезли из орбит, словно его сейчас хватит удар, но пришлось ему терпеть. Мы с Робином, спрятавшись за моим веером, потешались над его смятением не меньше, чем над выходками ряженых. А потом плясали, плясали, плясали самую быструю, самую стремительную гальярду, какую когда-либо отплясывали при дворе.
А что же Эми, грудастая смуглянка Эми, его жена!
Он не говорил, я не спрашивала, voila.
***
А потом была моя коронация.
Ш-ги-ш, я и сейчас их слышу: колокольный звон, пальбу, возгласы толпы: вся Англия до хрипоты выкликает пятисложное Е-ЛИ-ЗА-ВЕ-ТА!..
Я знала: мне следует венчаться на царство с такой пышностью, чтобы никто не усомнился в законности моих прав. Уже и так католики, и попы, и миряне, беспокоились и злились - тревожились за свою власть и пугались возвращения наших изгнанников, таких, как Эшли, муж Кэт, или мои кузены Ноллис и Кэри, тех, кто при Марии бежали от гонений в мирную Швейцарию.
- Вот, волки сбегаются назад из Женевы, этой выгребной ямы протестантизма! - ярились они со своих кафедр.
В Рождество Господа нашего Иисуса Христа громогласный епископ посмел по римскому обряду поднять Святые Дары передо мною, своей королевой!
- Прекратите комедию! - рявкнула я на него.
Однако он не унялся. И я знала, что многие - кто шепотом, кто в открытую - говорят, мол, я не та королева, потому что прижита вне брака, а значит, престол должен перейти по линии старшей сестры отца к шотландской королеве, моей католической кузине Марии.