Ее недоверие опять возросло.
- Бессмыслица какая-то! Во-первых, мой отец не богат. Он директор Академии. И во-вторых, любому, кто хоть немного знает нас, известно, что он ломаного гроша не даст за мое освобождение.
Она покраснела от смущения, что рассказывает незнакомому человеку о своих сложных отношениях с отцом, но Лэнс выказал не удивление, а любопытство.
- Расскажите мне все, что вы можете вспомнить о вашем похищении. Это поможет нам отыскать преступников.
Виктории хотелось поскорее все забыть, но она решила, что Удав должен предстать перед судом. А капитан Грэйсон обязательно сможет выследить его и доставить в суд, ведь смог же он найти ее. И она стала рассказывать.
- Я помню, как прилетела в Тортонбург. Из аэропорта я ехала на автобусе. Было поздно. Очень поздно. Я уже подходила к своему дому, когда меня схватили сзади. - Она замолкла, задрожав от воспоминаний. - Что-то отвратительно пахнущее прижали мне к лицу. Стало трудно дышать. Проснулась я в том доме, где вы меня нашли, связанная, с кляпом во рту.
Внезапно Виктория поняла, что не знает, сколько времени провела в заточении.
- Какое сегодня число? - спросила она.
Лэнс ответил.
- А мне показалось, что прошел год.
Лэнс почувствовал, какое страдание причиняют ей воспоминания, поэтому его голос смягчился.
- Что вы можете вспомнить о вашем пребывании в плену?
Ей не хотелось говорить об этом. Но в присутствии капитана Грэйсона она чувствовала себя настолько в безопасности, что могла позволить себе мысленно вернуться к тем жутким дням. Он казался ей таким надежным.
Виктория помолчала, собираясь с мыслями, затем заговорила снова:
- Я помню, когда проснулась в первый раз, мои руки были связаны веревкой. Я почти развязала ее, и тут пришел Удав.
- Удав?
- Я так назвала моего тюремщика за то, что он всегда говорил шепотом, и его шепот напоминал шипение. И он стягивал мне ноги веревкой. - Она опять задрожала. - Такой противный шепот. Злобный. Могу поклясться, что в его голосе слышалось удовлетворение, будто он очень гордился собой.
"Он не будет гордиться собой, когда попадет мне в руки", - поклялся Лэнс.
- Так вы почти освободились, когда он появился?.. - вернул он ее к началу рассказа Виктория кивнула.
- Удав сказал, что мне повезло - он вовремя пришел. Сказал, что если бы я освободила руки, сняла повязку с глаз и увидела его, ему пришлось бы меня убить. Потом заявил, что ему этого не хотелось бы делать, поскольку он предпринял столько мер предосторожности именно для того, чтобы избежать такого развития событий. Сказал, что не давал мне успокоительных средств до того, как окончится действие хлороформа, чтобы не нагружать меня слишком большим количеством наркотика. Затем сообщил, что впредь ему придется надевать на меня наручники.
- Вы помните что-нибудь, что дало бы нам возможность опознать человека, которого вы называете Удавом?
Виктория изучала лицо Лэнса. Если он действительно на ее стороне, то лучшего защитника и желать нельзя. Но поскольку она не понимала, кому и зачем понадобилось ее похищать, отказ отвезти ее домой снова возбудил подозрения.
А это его вежливое, строго официальное поведение? С одной стороны, оно успокаивало. С другой ей стало бы намного легче, если бы он отнесся к ней более по-дружески. И пока она не разберется, что же происходит на самом деле, ей придется не доверять никому. При первой же возможности она ускользнет от него и будет искать правду сама.
Лэнс молча ждал ответа на свой вопрос. Виктория снова подумала об Удаве и попыталась сосредоточиться.
- Нет, ничего определенного. Он приходил дважды в день, развязывал меня, отводил в туалет, затем давал мне выпить из консервной банки какую-то густую жидкость с таким вкусом.., словно пищевые добавки. Затем заставлял меня глотать таблетки. Сперва я пыталась выплевывать их, но он приставил пистолет к моей голове, пришлось подчиниться. - Ее опять начало трясти. - С каждым его приходом я все больше слабела и уже не могла обойтись без посторонней помощи. - Не желая вспоминать остальное, она взглянула в окно. - Раз вы отказываетесь отвезти меня домой, то, может быть, позволите мне хотя бы выходить на свежий воздух?
- Да, конечно.
Он поднялся, взял у нее чашку и предложил ей руку Опираясь на нее, Виктория встала, косясь на пистолет в кобуре и прикидывая, как бы завладеть им.
Конечно, сейчас ничего не получится. Пока ей надо будет играть в его игру, какой бы она ни была.
Встав на ноги, она отпустила его руку. Ее все еще беспокоило, что он мог оказаться врагом.
- Я уже могу идти сама.
Уважая ее желание, Лэнс отступил на шаг и позволил ей пройти вперед.
Виктория шла медленно, слабость еще сказывалась. Она стремилась получше рассмотреть все вокруг. Соседняя комната напоминала рабочий кабинет. Остановившись в дверях, она спросила:
- Кому принадлежит дом?
- Мне, - ответил Лэнс.
Ответ звучал ободряюще. Конечно, он не привез бы ее к себе в дом, если желал бы ей зла. Ведь от следов ее пребывания трудно избавиться. Остановит ли он ее, если она войдет в кабинет? Она очень рассчитывала найти там доказательства того, что он не обманывает ее.
Заметив быстрый взгляд, который она бросила на него, Лэнс понял, что Виктория ему все еще не верит. Он ее понимал. Похищение стало для нее очень тяжелым испытанием. И непонятным, поскольку она не знала всей правды. На ее месте он тоже не торопился бы доверять кому-либо.
Ему было хорошо известно о натянутых отношениях между Викторией и Малколмом. Конечно, Виктория понимала, что Малколм и пальцем не пошевелит ради ее спасения, но подозревать его в похищении ей даже в голову не приходило.
Он вдруг подумал о том, что, наверное, многие мужчины, увидев Викторию, теряли голову. Какое-то сияние окружало ее. Лэнсу показалось, что в кабинете даже стало светлее, когда она вошла.
Безусловно, великий герцог будет рад, когда ее представят ему.
А сейчас нужно дать Виктории полную свободу исследовать дом, лишь бы уменьшилось ее недоверие. Он остался стоять у двери, даже не пытаясь препятствовать Виктории.
Она остановилась перед большим книжным шкафом. Книги были разными: и классические, и современные.
- Вы все это прочитали?
- Да.
На ее лице отразилось удивление. Она повернулась к нему.
- Правда?
- Да.
- Удивительно.
Ее внимание привлекла стена, на которой висели фотографии и металлические пластинки.
Лэнс был сфотографирован с великим герцогом Виктором Тортоном, с королем Филипом, с членами королевской семьи. Надписи на фотографиях содержали благодарности за службу. Металлические пластинки оказались специальными наградами за храбрость. На столике у стены стояли две хрустальные шкатулки с военными орденами и медалями, включая две медали за доблесть. Значит, Лэнс говорил правду о себе.