— Зачем? Я тебе и так верю.
Это были первые слова, произнесенные Делом с начала ее рассказа. Он говорил спокойно, но Карен показалось, что его слова звучат как вызов: «Я тебе верю, а ты?! А ты...» Но вслух он произнес совсем другое:
— Почему же ты мне сразу не рассказала?
— Я что, должна была идти к тебе в... приемную? — Слово «приемная» из ее уст прозвучало так, словно говорилось о чем-то непотребном. — Мне и без того... — Карен всхлипнула и махнула рукой.
— Да не было у меня с ней ничего! — почти выкрикнул он.
Карен вздохнула и встала.
— Дел, я не для того тебе все это рассказала. Просто... обрезание — это чаще всего либо еврей, либо мусульманин, у нас тоже одно время делали — вроде как мода была (Дел поморщился, представив себе подобную операцию), но сейчас уже почти перестали. А он ты говоришь, в Штатах впервые, — она пожала плечами. — Ладно, пойду я... — и медленно пошла вверх по лестнице.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Он все еще стоял, прислонившись к перилам, когда наверху зашумела вода. Потом вода перестала шуметь, раздались еле слышные шаги и закрылась дверь детской. Дел не прислушивался — сознание фиксировало знакомые звуки автоматически.
Кусок льда, застывший внутри, никак не желал таять. Он медленно отошел к столу, постоял там — и неожиданно со всего размаха грохнул обоими кулаками по столу...
Ему хотелось вцепиться Рики в горло и бить, бить, бить — так, чтобы чувствовать на руках его кровь, слышать его крик и видеть ужас в его глазах. Время детских забав в спортзале кончилось — теперь игра пойдет всерьез! Он не смог уберечь Карен от оскорбления, но сможет разобраться с тем, кто оскорбил ее.
Полиция? А при чем тут полиция, что она сможет сделать? Даже если бы были доказательства... слава богу, что их нет! — проводить Карен через унизительную процедуру допроса, чтобы она рассказывала постороннему человеку подробности?! А потом Рики скажет, что она солгала... ведь доказательств, кроме его распухших яиц, действительно, нет...
Он справится сам. Это может быть чревато потерей работы — ну и пусть! — но человек, обидевший Карен, будет наказан. Только сначала нужно разобраться с тем, кто этот человек...
Дел прошел на кухню, снял футболку, открыл холодную воду и постоял, сунув голову под кран. Сейчас нужно было действовать, а не строить планы мести.
Основание для подозрения было очень слабым — мало ли почему человек обрезан. Возможно, он в детстве был усыновлен или родился в еврейской семье и крестился... или еще что-нибудь... Но пока что это их единственная зацепка — может быть... — а значит, выводить Рики из строя пока нельзя.
Минут двадцать Дел обдумывал дальнейшие шаги. Потом решительно подошел к телефону и набрал номер.
— Мисс Дензел? Вы еще не спите?.. Нет, с Карен все в порядке. Можно я к вам сейчас зайду, мне нужно кое-что спросить... Спасибо.
Еще один звонок — Линку.
— Привет. Разговор есть, подъезжай к дому Лори и подожди там в машине. И... этой позвони — скажи, что я просил через полчаса придти на работу.
Разговор занял всего пару минут. Ему нужно было от Лори только одно: чтобы она при необходимости подтвердила, что Карен узнала о том, что Рики обрезан, именно от нее — якобы случайная обмолвка в женской болтовне. И чтобы Лори не говорила об этой его просьбе никому, даже самой Карен.
Лори была, похоже, несколько ошарашена подобной просьбой — во всяком случае, посмотрела весьма удивленно — но согласилась.
Вот так... Теперь, если у кого-то возникнут вопросы, на них будет легче ответить. Ведь если рассказать правду, то, может статься, в чьей-нибудь голове — да и проскользнет грязная, подленькая мыслишка: «А может, все было не так? Может, она сама?...» Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь посмел так подумать о Карен!
Линк уже ждал в машине. Объяснять ему долго не пришлось — достаточно было всего нескольких фраз. Так же быстро они договорились о том, что можно пока предпринять.
С завтрашнего дня охранники, заметившие Рики, будут докладывать об его перемещениях Линку или, в его отсутствие, начальнику смены. Официальный предлог — проклятый итальянец начал чересчур досаждать своим вниманием жене «эль кефе». Она, как положено, пожаловалась мужу — и тот собирается в ближайшее время «поучить» негодяя и выкинуть с завода взашей, а пока что за этим типом надо присмотреть. Если кто-то из охранников проболтается, то подобная история никаких подозрений не вызовет, тем более что это вполне в духе латиноамериканских нравов и весьма похоже на правду.
После этого Дел подъехал на работу, дождался Кэти и сообщил, что у него возникли определенные подозрения в адрес Рики. Попросил срочно проверить его личность и связи и кроме того, по возможности, узнать, в каком возрасте и по какому поводу Рики подвергся обрезанию.
Когда она выразила удивление осведомленностью Дела в столь интимных деталях, тот выдал подготовленную версию с Лори. Остальное — обыскать машину и комнату подозреваемого, установить «жучки» и прослушивать телефонные разговоры — было стандартной процедурой.
И последнее... Оставив Кэти наедине с компьютером, Дел прошел в кабинет Меррика и открыл его запасным ключом, взятым в караулке — он не был уверен, что Кэти не оборудовала «жучком» и его собственный телефон. Позвонил в Штаты, Питерсу и попросил, чтобы тот как можно быстрее сообщил ему все данные на Рики, имеющиеся у службы безопасности фирмы. Сказал:
— Это нужно передать только лично мне или начальнику охраны. Моя секретарша работает на ЦРУ — а у них своя игра в этом деле.
Он боялся, что если подозрения относительно Рики оправдаются, ЦРУ просто не сообщит ему об этом — захочет проследить, выявить связи, установить наблюдение и так далее. Поэтому в данном случае желательно было получить информацию из независимого источника.
Вернулся домой Дел уже заполночь и обнаружил, что входная дверь заперта изнутри. В гостиной горел свет, и Карен открыла почти сразу.
— Что случилось?
— Ничего.
— Почему ты заперлась? И не спишь?..
Карен уже направлялась в сторону лестницы, но при этом вопросе остановилась.
— Я... б-боюсъ одна. Эту дверь можно... чем угодно открыть. Я услышала, что ты ушел, и... — она говорила запинаясь, словно через силу. — Последние дни я все время запираю двери, когда тебя нет... и на ночь.
— Это что, из-за Рики?
Она вздохнула, пожала плечами и кивнула.
— Ты думаешь, он может... снова попробовать тебе что-нибудь сделать? Прямо здесь? — Дел был не удивлен — ошарашен. Карен никогда ничего не боялась, и подобные страхи были абсолютно не в ее духе. Неужели она думает, что Рики осмелится явиться к ним в дом?
Карен медленно покачала головой.
— Он... очень нехороший человек... и очень опасный. У него глаза... ты не видел, как у наркомана были. — Она заговорила быстрее, с отчаянием в голосе: — Ты не понимаешь... он ненормальный, он на все, что угодно, способен. Я не за себя боюсь — за Томми. Он же маленький совсем. Этот... он может... обидеть его, понимаешь? — На глазах у нее выступили слезы; она сердито мотнула головой, смахивая их, и добавила — как-то очень безнадежно: — Не надо было мне его так злить... Теперь вот... — махнула рукой и пошла к лестнице.
Одним прыжком Дел догнал ее и резко развернул к себе.
— Ты что? Ты что, хочешь сказать, что тебе лучше было... согласиться? Ты...
Она дернулась, высвобождаясь, и вскинула голову.
— Да, я! Я сидела сейчас два часа с вот этим на коленях — ты даже револьвер куда-то задевал. Ты считаешь, что так лучше? — отступила на шаг, шевельнула рукой — сверкнуло, выбрасываясь, лезвие выкидного ножа.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом Карен щелкнула пружиной, убирая лезвие, сунула нож в карман своих джинсовых шортиков — в них она выглядела совсем как школьница — и, уже не оборачиваясь, пошла наверх.
Томми не спал — наверное, чувствовал, что в последнее время в доме что-то неладно. Он морщился и похныкивал, пока Карен не дала ему немного воды с медом — попил и уставился на нее серьезными темно-карими глазами.
Она взяла его на руки — малыш тут же заулыбался и ухватился обеими руками за ее футболку, на всякий случай, чтобы не запихнули обратно в кроватку. Но она не собиралась класть его обратно — погасила свет и легла, не раздеваясь, на кушетку, обняв его обеими руками, прижав к себе и поглаживая. Почувствовала, как Манци пристраивается на подушке, прижимаясь теплым брюшком к волосам. Вот так... Позже, когда Томми заснет, можно будет переложить его в кроватку... а можно и не перекладывать.
На улице было тихо-тихо, только стрекотали какие-то насекомые, а может, и птицы — она никогда их не видела, только слышала иногда. По ночам здесь всегда было тихо, не то, что дома.
Она не спала — или спала? Странное состояние, когда связно мыслить уже невозможно, но что-то не позволяет провалиться в сон. Какая-то мысль, непонятно откуда взявшаяся, какие-то случайно услышанные слова, которые крутятся в голове — и пока не поймешь, откуда они взялись, заснуть невозможно...