— Он… он… благословляет сына на войну, — с горькой усмешкой сказала она.
— Другого он и не мог написать, — с некоторым облегчением произнес он, вынимая серебряный портсигар и кладя его на стол. — Но и вам, Вера Глебовна, надо знать, что сказать Андрею.
— Что? — с мукой вырвалось у нее. — Господи, если бы я могла молиться. Но я не верю. Ни во что.
— У вас есть во что верить, — твердо сказал Батушин после небольшой паузы. — Есть.
— Во что?
— В Россию.
— В какую?
— В ту, в которой вы родились, в которой живете, в вашу Родину…
Вера Глебовна подняла глаза, хотела что-то сказать, но не сказала. Перед ее глазами опять встали Киевский вокзал, эшелоны, женщина, разыскивающая мужа, комиссар эшелона, военврач, поезд с ранеными, красноармеец, подошедший к ней за спичками… Да, там она увидела Россию, ее народ, частицей которого она так ясно ощутила себя там…
— Да, да, конечно… Вы правы.
— Вот так-то, Вера Глебовна, — сказал Батушин, а потом спросил, когда она пойдет к коменданту города.
— К десяти, как всегда. Но там громадная очередь. Если сможете, подойдите часам к двум.
— Есть, — сказал Батушин и стал прощаться. Минут через десять, как проводила она Батушина, раздались два робких звонка, и, открыв дверь, Вера Глебовна увидела Женю. Она удивленно подняла брови и, не приглашая ту войти, вопросительно глядела на девушку не очень добрым взглядом.
— Вы удивлены, Вера Глебовна? — спросила Женя. — Но я должна…
— Честно говоря, никак не ожидала вашего появления. С чем пожаловали?
— Вера Глебовна, ну зачем такой тон? Я виновата, я знаю, но…
— Ладно, проходите, — сухо пригласила Вера Глебовна, перебив Женю.
Когда вошли в комнату, Женя сразу спросила:
— Вера Глебовна, где Андрей?
— Вы уверены, что я вам скажу? — холодно ответила Вера Глебовна, прямо смотря на нее.
Женя потупилась, но, справившись с собой, сказала довольно твердо:
— Скажете, Вера Глебовна… Я не уйду от вас, не узнав.
— Что же такое случилось? Два с лишним года вас не интересовало, что с ним и где он…
— Я знала, — не дала ей Женя закончить, — он служил на Дальнем Востоке. Его друзья получали письма и говорили мне. Но сейчас война.
— Она уже девять месяцев…
— Не мучайте меня, Вера Глебовна! Сейчас все наши ребята на фронте, и мне не от кого узнать. Скажите, он все еще на Востоке?
— Нет.
— На фронте? — упавшим сразу голосом спросила Женя.
— Пока нет… Он под Малоярославцем.
— Господи… Так близко… Вы, конечно, поедете к нему?
— У меня ничего не выходит с выездом, — устало произнесла Вера Глебовна.
— Что же придумать? — живо откликнулась Женя. — Погодите, погодите… Попросить отца? Нет, это исключено, — горестно закончила она.
— Да уж, конечно, — усмехнулась Вера Глебовна. — По-моему, ваш отец говорил когда-то, что сделает все, чтобы вы позабыли Андрея.
— Я не забыла… — очень тихо сказала Женя. — Да, отец упросил меня не переписываться с ним, но я… я не забыла…
— Женя, вы что, надеетесь, что мой сын простит вам это?
— Вера Глебовна, если бы вы знали, как отец просил меня! Я никогда не видела его таким униженным, таким… — она не закончила, и на ее глаза навернулись слезы.
На какую-то секунду жалость к этой сидевшей напротив нее девочке тронула сердце Веры Глебовны, но она быстро погасила ее.
— Когда Андрей уходил в армию, мне было всего семнадцать, Вера Глебовна, я была совсем девчонкой и… любила отца. Что мне было делать? она смотрела на Веру Глебовну широко раскрытыми глазами.
Вера Глебовна ничего не ответила, и тогда Женя продолжила:
— Вы можете сказать, что Джульетте было пятнадцать…
— Я ничего не скажу, Женя.
— Андрей понял меня тогда…
— Не знаю. Во всяком случае, ни в одном письме он не упоминал вашего имени, — жестко сказала она.
— Я не думала, что вы жестокая, Вера Глебовна, — отшатнулась от нее Женя.
— Я не жестокая… Просто мне трудно прощать. Этого я как-то сразу не могу. Думаю, что Андрей такой же, — добавила она и тут же пожалела о сказанном: Женино личико сморщилось в гримасе такой неподдельной боли, что Вера Глебовна сразу же воскликнула: — Господи, ну чего я мучаю вас?! Разумеется, вы еще глупая девчонка. Господи, — повторила она.
Пока Вера Глебовна свертывала цигарку, что ей не сразу удалось, Женя порывалась что-то сказать и не решалась, но, когда Вера Глебовна закурила и раскашлялась после первой же затяжки, Женя робко, умоляющим голосом попросила:
— Вера Глебовна, возьмите меня с собой в Малоярославец…
— Вряд ли эта поездка вообще состоится, Женя. Мне, матери, не дают пропуск. Меня не взяли в эшелон…
— Надо что-то придумать! Я буду думать, Вера Глебовна. Тогда позвоню. Хорошо?