Розамунда, услышав вопрос, резко выпрямилась, глядя на Эрика во все глаза:
- А это можно?
Эрик пожал плечами:
- Не вижу препятствий.
Ее губы расплылись в улыбке. Она буквально сияла:
- Это было бы замечательно!
Эрик моргнул и чуть не улыбнулся в ответ, но вовремя остановился и резко встал:
- Ну, тогда пойдем.
Вскочив, Розамунда с готовностью последовала за ним на берег реки, потом вдоль берега, пока поляна не исчезла из вида. Когда он внезапно остановился, она тоже остановилась и вопросительно посмотрела на него.
- Начинай, - сказал Эрик, скрестив руки на груди и прислонившись к дереву.
- Что начинать? - медленно спросила она.
- Купайся.
Розамунда повернулась, осматриваясь.
- Где? - ошеломленно спросила она,
Эрик нахмурился, сердясь на ее несообразительность.
- В реке.
- Здесь? Под открытым небом?
При виде ужаса на ее лице брови Эрика изогнулись, но тут он вспомнил, что она только что из монастыря. Ее воспитывали монахини, и вряд ли сестры имели привычку купаться в реке. Скорее всего для них приемлемо только купание в лохани.
Вздохнув, он выпрямился:
- Я бы дал тебе лохань, если бы мог. К сожалению, когда путешествуешь, приходится обходиться тем, что есть под рукой. Ты, наверное, не привыкла к такой холодной воде, и вытираться тебе придется моей накидкой, но никто не увидит, а ты сможешь смыть пыль.
Розамунда стояла на том же месте и молчала. Она никогда не купалась в реке и вообще не купалась за пределами аббатства. Раз в месяц все монахини по очереди мылись в лохани, которую аббатиса поставила в пустой келье. Остальное время они ополаскивались стоя, если только не умудрялись сильно испачкаться. Обычно этим отличались лишь Розамунда и Юстасия. С ними вечно что-то происходило, поэтому они мылись один-два раза в неделю. Но вне стен монастыря Розамунда никогда не купалась. Аббатиса сочла бы это непристойным. Но как замечательно было бы смыть с себя дорожную пыль!
Видя, что жена продолжает неподвижно стоять и задумчиво смотреть на воду, Эрик нетерпеливо переступил с ноги на ногу и повернулся в ту сторону, откуда они пришли.
- Ну, если ты не будешь купаться, нам лучше вернуться...
- О нет, подождите. Прошу вас. - Розамунда схватила его за руку, чтобы остановить, но сразу отпустила и смущенно отступила назад. - Я хотела бы искупаться.
Он помолчал, кивнул и вернулся к дереву, у которого стоял раньше.
- Ну, тогда поторопись, - ворчливо велел он и снова скрестил руки на груди.
Розамунда переводила взгляд с него на воду и обратно.
- Вы собираетесь наблюдать, милорд? - спросила она наконец.
- Конечно, это моя обязанность.
- Да, но... вы...
Он приподнял бровь, и уголки его губ насмешливо дрогнули:
- Застенчивая?
Он зачарованно смотрел, как же ее лицо преобразилось во вспышке яростного гнева. Она на мгновение отвернулась, а когда снова повернулась, ее лицо уже было непроницаемым.
- Добродетельная, - мрачно поправила она. - Я была воспитана в добродетели, милорд. А добродетель не предполагает купания обнаженной перед незнакомцем.
- Я твой муж.
Она застыла при этом сдержанном напоминании. Он действительно ее муж. Он имеет полное право смотреть, как она купается. И он имеет право на гораздо большее. Купание вдруг показалось уже не столь привлекательным. Может, на ней не так уж много пыли?
- Я подожду, - смиренно сказала она.
Пожав плечами, Эрик повернулся и направился в сторону лагеря.
Розамунда бросила тоскливый взгляд на реку и последовала за ним.
Брови Роберта удивленно взмыли, когда они вернулись в лагерь.
- Что? Вы что, не стали купаться?
Розамунда покраснела.
- Я чересчур устала, чтобы купаться, - солгала она. Заметив, что Эрик не занял место у огня, она взглянула через плечо и увидела, что он расстилает свою накидку на земле и ложится на дальний край.
- Что вы делаете? - спросила она.
- Собираюсь спать.
Розамунда посмотрела на него, открыв рот.
- Уже? - растерянно спросила она, совершенно забыв, что только что твердила об усталости.
Эрик заметил это и едва сдержал улыбку:
- Мы выезжаем завтра на рассвете.