Ник подошел к Джослину, взял его за плечи и повернул к себе лицом.
- Ты должен либо смеяться, либо умереть, старик. С этим нельзя больше мириться.
Ник сложил руки на груди и смотрел на Джослина, который молча уставился на разбросанные по полу рубашки.
- Сколько раз ты уже собирался покончить со своим дядей? - продолжал спокойно Ник. - Я вижу, что с тобой происходит. Что ты с собой делаешь? Может быть, лучше просто убить Эйла?
Джослин отошел от Ника к окну и уставился на покрытые инеем крыши домов.
- Неужели ты думаешь, что я нке пытался сделать этого? - он поднял свой револьвер и посмотрел на него. - Я однажды уже приставил свой кольт к его виску, но так и не нажал на курок. Он весь покрылся потом, плакал и... В общем, я не знаю...
Его рука опустилась вниз. Ник подошел к нему и толкнул в плечо.
- Ты самый настоящий глупец. Он такой же, как и все остальные. Нельзя же в самом деле доверять детскому лепету о том, что он больше никогда не сделает этого.
- Я буду следить за ним.
- Все время?
Ник даже присвистнул от удивления, когда Джослин кивнул головой.
- Дешевле...
Джослин быстро повернулся к Нику:
- Я не могу, черт тебя побери! - он проглотил застрявший в горле комок и понизил голос. - Я не могу. Он брат моего отца, и когда-то я любил его, как родного отца. Я просто не могу, - добавил он, горько улыбнувшись. - Эйл знает, что за ним наблюдают, и поэтому будет сдерживать себя.
Ник равнодушно пожал плечами и вернулся к окну.
- Я все еще считаю, что тебе нужно покончить с этим, но я пришел к тебе не для этого. Ты знаешь, что у меня есть своя собственная жизнь. Я просто слышал, что два твоих всадника постоянно ссорятся, как будто находятся в состоянии войны друг с другом.
- Кто?
- Эшер и этот завистливый граф, как его там зовут, Холлоуэй. Холлоуэй бросил все и уехал домой.
Джослин подошел к шкафу и стал просматривать одежду, подыскивая себе утренний костюм.
- Холлоуэй всегда ссорится с кем-нибудь, - сказал он, - хотя я очень сомневаюсь, что он может справиться с Эшером.
- Почему? - спросил Ник. - Я не люблю старика Эшера. Он всегда старается всех очаровать.
- Эшер сможет принести немало пользы этой стране в Парламенте.
- Эшер может принести пользу только Эшеру, - едко заметил Ник.
Джослин снял с вешалки костюм и повесил его на руку.
- Уходи, Ник. У меня важная встреча.
- Ну, ладно. Не забудь, что в субботу уезжаем.
- Я не смогу, но, может быть, не в субботу, старик?
- Я покидаю это убежище в субботу, - твердо сказал Ник, - независимо от того, едешь ты или нет.
- Да, мой господин.
Джослин ухмыльнулся своему другу, и тот вышел из комнаты. В ту же минуту с подносом в руках на пороге появился Лавдэй. Джослин втянул носом запах свежего горячего чая. Лавдэй подошел к столу и поставил на него поднос с завтраком.
- Доброе утро, милорд.
- Прекрасное утро, Лавдэй, - весело сказал Джослин. - Мне нужно немедленно уходить.
- Очень хорошо, милорд, - размеренно сказал Лавдэй. - Вы поедете верхом?
- Да, и мне нужна самая лучшая экипировка.
Джослин залпом выпил половину чашки, быстро засунул в рот бутерброд и мгновенно проглотил его. Затем он поднял голову и посмотрел на своего камердинера, все еще неподвижно стоявшего рядом с ним. На лице Лавдэя была маска обиженного слуги, и Джослин тяжело вздохнул.
- Почему мне никогда не удается скрыть от тебя свои маленькие шалости?
- Если вы хотите что-либо сохранить в тайне, вам нужно больше внимания уделять своей одежде, милорд, - сказал слуга. - Тот вечерний костюм, который вы надевали прошлым вечером, пропах лимоном и помят самым неподобающим образом.
- О-о-о!
- Могу ли я быть откровенным, мой господин?
- Разве у меня есть выбор?
Густые брови Лавдэя поползли на лоб.
- Валяй! - сказал Джослин, в спешке поглощая яичницу с ветчиной.
- До сих пор ваши грехи не затрагивали хрупких и нежных представительниц женского пола. До сих пор вы были в высшей степени щепетильным, когда речь шла о чести и достоинстве тех женщин, репутация которых была безупречна во всех отношениях. До сих пор вы вели себя, скажем так, достойно, как и подобает аристократу.
Джослин положил на стол вилку и молча уставился на чайные листья, прилипшие ко дну чашки. Через некоторое время он покачал головой:
- Ничего не могу с собой поделать, - сказал он. - Нет, не говори мне ничего, - он беспомощно махнул рукой. - Я уже пробовал, Лавдэй. Я боролся с собой с тех самых пор, когда я впервые увидел ее на пруду. Я не спал ночами, пытаясь побороть в себе это чувство. И я проиграл. А сейчас оказалось, что эта леди хочет меня так же сильно, как и я ее. Поэтому давай оставим этот разговор. Сперва я подумал, что мы оба просто поддались животному инстинкту, но сейчас я уже в этом не уверен. Нам очень хорошо вместе. Мы даже деремся с большим удовольствием. Но вот что делать, если это всего лишь похоть, если это простое вожделение? Господи, я ненавижу своего отца за то, что он наделил меня такой способностью страдать. Я ненавижу любую неопределенность. Откуда мне знать, та ли она женщина, которая мне нужна? - он прервал свою пылкую речь и посмотрел на Лавдэя. - У меня есть единственная надежда, что я смогу принять окончательное решение до того, как она окончательно одурманит меня.
- Боюсь, мой господин, что уже слишком поздно.
Лавдэй извлек из кармана своего сюртука запечатанный конверт. На нем почерком Лайзы был написан адрес Джослина. Удивленно переглянувшись с камердинером, Джослин распечатал конверт и начал читать: "В десять часов. Будь в комнате. Я приду".
Джослин облегченно вздохнул:
- Нет причин для тревоги, - сказал он и вернул записку Лавдэю, который тут же бросил ее в камин. - Здесь нет ни слова о восхищении, нет эмоций, нет напыщенности и претензий, нет сентиментальных стихов. Хорошо. При таком положении вещей мне несложно будет принять правильное решение.