Ум это замок, крепость, мой дом англичан. Тупость, шерсть, тепло. Темно.
Летающий меч американцев аки рыба в океане.
Передний и задний как в Науке побеждать. Авангард, основные силы, арьергард. Французы и немцы, поляки, татары и шведы. И мы.
Лед на окнах с внутренней стороны. Напоминание об этом русском сезоне пар экселлянс. Париж, дом, окруженный парком. Роза Родена.
Метание меча, бисер, мы и мир.
Художница Ника, её выставка. Наивная дурочка, название самой себя. Вверх по лестнице, за решетку, где была мастерская Игоря Журкова. В стотретьей галерее показывали фильм в эстетике Хамдамова. Режиссер Евгений по прозвищу Дебил, Владимир Сорокин играет роль врага в белой папахе. Снег. Двор. Действие происходит в Берлине. История Штирлица. Маслов объясняет мне по ходу дела в темном коридорчике на проходе. Красивый художник. Вернулся с Кузнецовым из Амстердама.
Шел под аркой к вокзалу, через Пушкинскую улицу. Этот проход еще не закрыли. Он стоит черной фотографией, негативом, памятник поэту. Валя ждет покупателей из магазина п. вещей в платке и пальто. Поднимаемся наверх. Оля. Вадим. Их маленькая комната чулан, двадцать первая галерея. Разговор с наивной дурочкой в кавычках Никой. Суть искусства здесь в зеленых сапогах, плаще, крашеных волосах, розовых скалах, белых чайках, неграх, кафе. Она танцует целый день почти, к вечеру только устает. Рыжие стриженые волосы, крашеные под клоуна в соломенный цвет, глаза подведены красным, зеленая брошка. Все в ней от художницы. Автопортрет на ткани. Бабочки, лиса. Она рассказывает о своем быте. Сторожит чужие огороды. Огород это чужая мастерская. Жила у музыкантов в их крохотной комнате между репетиций. Музыка, сор. Всякие окурки, объедки, остатки в стаканах. Волчий, лисий аппетит художниц. Сами легкие стрекозы, бабочки, кошечки, собачки, крыски.
Раздавал письма, фотографии, записки. Строки, между ними голоса птиц, женщин (миф), всё на обертках от шоколада. Акция, хеппенинг, перформанс. Сладкое, а потом остался один голос. Он ваш, мой, наш. Один на всех как в зрительном зале, арене, комнате с наушниками, греческом театре тысячу с лишним лет назад, в концертной зале, в доме радио, в студии, на корабле. У госпожи Ани в готическом зале на Фонтанке, в беседке дружбы, в особняке. Пили авокадо, угощались пирожными Мадлен. До этого ходил в институт востоковедения на Неве с письмом от М.Б. с Кипра, который просит фотографии с редких музейных экспонатов (коллекция Петровского, консула в Кашгаре, Эрмитаж). Биг гэйм. Запад есть Запад. Возвращался солнечным днем через Михайловский сад, мимо розового туалета, черных деревьев. Дно тех лет. Нежелание и невозможность вступить снова в те волны.
Индийский магазин рядом с домом дружбы. Предчувствие весны. Спускаемся в золотом скафандре. Становимся невесомым и поднимаемся. Кладбище, сторожка, туалет М. вокзала. Снег на набережной сегодня. Детские голоса как в сказке фей. Переписывание сна. Мытье головы утром. Церемония завтрака. Картинки с выставки, задний план, фон, видеоарт в ретроспективе. Кавычки: наивная дурочка. Наверное таким должно быть искусство. Институт бывших жен, вечных м. Снова мальчик и снова. Между мужей и жен. Бывших, настоящих. Итальянское кино по роману Моравиа. Кинороман. Вечность мужей и жен как болот, этот быт. Придумать, создать, потом полюбить. Потом как в потопе, когда несет мимо берегов, бывшесть мужей. Бывшесть и вечность. Настоящесть. Собор легких как во Владимире сооружений, над бытом.
Невесомость и непререкаемость авторов, их авторитет и авторские права, суверенность, свобода выбора в пути. Их путь. Тела как рукописи с легкими руками (ладонями), воспаленными веками. Глаза, вчерашние звонки. Их снег, моя душа, голова, мое внутреннее состояние, лед или воск. Воздух, вода. Одна из стихий на выбор. Прогулка с Антоном, монстром и маньяком вдоль Невы. В воде утки, китайский спектакль, льдина как бы прозрачная, на ней эти птицы. Свет в стороне порта, на западе. Сияние. Ваше сиятельство. Те, кто писал, их аристократизм, титулы и звания, прикрытие от рождения, от лени. Благородство вырождения. Дегенеративность. Тонкая, почти прозрачная кожа, вены, речь. То бурная, то совершенно другая. Маркиз де, барон фон. Родословная П., поэма.
Граф Т. Марсель П. Потом это все бытие духа. Дуновенье ветерка, порывы ветра, бури, урагана. Сеятели ветра, пожинатели бурь. Тишина, покой после всего. Кафе Бедные люди. Воспоминание о том угле, Графский переулок. Вчерашний чай после ходьбы под мартовским дождем на Сенной, по каналам и вдоль рек, улиц, проспектов. Пешеход, человек гуляющий. Чай в особняке Нарышкиных-Шуваловых, двадцать один, Фонтанка, дом дружбы, литературное кафе, как Ротонда, Флора, мраморные статуи, лестницы, кафе Дон Кихот, его каза, первый этаж. Прием у госпожи Анны Крутиковой. Ее чай, клубничное варенье. Вежливость круглого лица, серьезность выражения, мягкость.
Друг, передняя, после утреннего чая, тяжелый запах снизу, открытая форточка, мартовский воздух, уже не зимний, еще не весенний.
Вчера в особняках на Неве, Фонтанке, в Гривцовом переулке. Лестница, портреты исследователей Средней Азии, Памира и Туркестана. Игра в биг гэйм. Бисер и классики. Офицеры-географы, князья. К. Кропоткин, его портрет рядом с другими. Певцов, Г.-Гржимайло, Пржевальский, Роборовский, Громбчевский, Снесарев.
Письмо от Саши Яковлева из Воронежа, полное нежности. Огромный конверт лежал на телефонном столе в прихожей. Письмо от банкира с Кипра, родственника Майкла. Михаил Басханов, новый князь, игрок, интенция благодетельности, барин-меценат, любитель музыки. Сочинение концерта с фотографиями коллекции консула Петровского, будды, статуэтки, дороги Катманду.
Настроение: мартовское солнце в окне. Звонок Сережи. Его тело, волосы, тельняшка. Четвертое марта. Вчерашние звезды на ночном небе, лицо смотрит в небо. Что это? Московский вокзал. Служительницы нижнего и верхнего туалетов (словно парки Петергофа). Собирают с посетителей деньги. Детям до семи лет и инвалидам бесплатно, милиции само собой. Народ оперный, зеркала заставляют быть как на сцене. Нужда людей, запах и дым. Народная опера. Очарованная даль вокзала.
Анархист с бородой и черным флагом на Невском, Петр, его газета Новый путь. Антон, городской сатир. Вестибюль Национальной библиотеки. Народники на Невском проспекте. Черная Екатерина, черная ограда, март. Суворов. Дым тусовок. Тунгуски, туески. Синие и белые трусики, плавки.
Все снято. Тело друга, звезды. Одевание одежд с утра, магазин. Внутренние вопли, лес, поле. Освещенные солнцем, сошел снег и все обнажилось.
Век географических закрытий. Великие путешественники и их верблюды, памятник в Александровском саду у военно-морского училища. Большая игра. Восточный Туркестан, на пути к Индии. Биг гэйм. Утро в марте. По просьбе господина Басханова с Кипра буду собирать материалы для его докторской диссертации. Футуризм. Ежедневный кропотливый труд, настоящая экспедиция, путь в горах, предгорьях, по пустыне. Мечты путешественников. Вьючные животные, казаки, туземное население. Сны путешественников, комары, жажда. Усталость, свет и звезды.
Окно. Пустынная набережная без снега. Вчерашние звонки. Химеры и пение утренних птиц. Невменяемость, мнимая и подлинная. Ментальность и летальность. Способность к полету. Летательные приспособления. Химическая война, биологическая, п. оружие. Тотальность войны и мира. Болезни: от венерической до шаманской. Исступление. Война и мир языков. Все смешалось как большой кинороман. Аффект и атараксия. День рождения. Топография, рекогносцировка военных географов. Англичане чинят препятствие. Р. Киплинг, роман Ким, кино.
Генеральный штаб, любовь к географии. Чистота тотального эксперимента. Биг гэйм и карта мира. Роза ветров.
Аутизм. Взоры, обращенные на вершины гор, Тибет, извилистые дороги Катманду. То, что так притягивает путешественников войны и мира.
Недосягаемость Тибета для тех, кто слишком хочет. Закрытие путей. Если бы не было англичан, их стоило выдумать. Вольтер. Бред и вершины чистого ума, снег на горных вершинах.
Спектакль провинциального театра по Кандиду. Фильм по Киплингу о человеке, который мечтал стать королем. Золотой шлем Александра. Тибетские ламы. Мост над пропастью. Дорога в Удельную Тибет далекий и близкий. Рукой подать для посвященных. Невменяемость и ношение одежд. Пассионарность и высокая мода.
Шаман и Венера.
Побриться, почистить зубы, завершение утреннего туалета путешественников. Вода далеких колодцев, горных речек, ручьев. Письма путешественников, звонки издалека.
Клуб Грибоедов, улица Воронежская два-а, в бункере. В пустыне путешественников. Чтение поэта Д.Г. в этом найт-клабе-бункере. Он вернулся из Индии, читает стихи, все сидят как на Юге в темноте, духоте. Миф о возвращении на родину путешественника, французский фильм об этом. Роман Альберто Моравиа.
Шум воды, горная река, приготовление нехитрого завтрака, по-походному. Мечты и мысли о театре, кино. Воспоминание о том, как толпились и шли люди на спектакль. Свобода выбора. Перекресток русских картин, пейзажей. Корабль Александр Грибоедов идет по курсу, по каналу к озеру. Экологический бред. Остановка в шлюзах, в память о всех заключенных, в каюте видишь лишь сырые стены казематов, это шлюз, невольная мнемотехника, репетиция воспоминаний. То, о чем снимается фантастическое кино в Голливуде. В далекой и близкой Америке. Призрак оперы, по роману Гастона Леру. Не знаю. Упражнение читателей как репетиция. Открытия путешественников неожиданны для них самих.
И жучки и паучки. Утро, ванна. Магазин, свежий воздух. Слова, снова после сна. Кровь комара на простыне. Словно у невесты. Утренний двор. Мы идем в зеленом бушлате с растрепанными волосами. Волосы наши нечесаны после подъема, связь со всем: наши антенны. Невесомость и недосягаемость, несвязность. Невразумительность. Еще близкое к невменяемости состояние, очередное просветление как северное сияние. Южная тьма. Радуга в тот день над Новгородом, мы стоим и смотрим на мосту. Состояние далекое и очень близкое. Путь из варягов в греки и обратно.
Потом потоп, все залито лунным или солнечным сиянием, лучи как воды. Ткань, песни, просто игра. Покаянный романс Э.Пиаф о том, что ничего не жалею. Слушаю, в который раз как гимн, на протяжении многих лет. Все начинается с нуля. С тебя. Нулевой уровень письма по Барту.
Его одежда, душа и мысли словно наши собственные. Лицо, волосы, тело. Будетлянство настоящее без футуризма. Здесь и сейчас.
Невинность. Словно презумпция. Благодарность за возможность резонерствовать как дышать между двумя озарениями. Дискурс о невменяемости меня, других, третьих. Левитация от легкости, бренность оставлена стихиям. Восторг души, похлебка из чечевицы подарена голодным здесь и сейчас. Балаганчик веселый, грусть клоуна. Песни Вертинского и Э.Пиаф. Гробница Наполеона у инвалидов, в их соборе под куполом золотым. Пение В. в исполнении польки, и луч сиял на белом плече. И белое платье пело романс Вертинского, как марш фюнебр заупокойную молитву. Похороны Романа Гари в Париже.
Роза ветров, национальная библиотека, обдуваемая ветрами. Даже галерея в подвале на Литейном, крохотное кафе рядом с секс-шопом, называется Северный ветер. Чувство вины все же чувство, мысль о датском королевстве, замке на берегу моря, муки совести и волны памяти, ветер и море.
Спуск сквозь дым в тот трюм. Чувства и аффекты. На перекрестках речи. Этот город и паучки, тараканы, крысы. Выставка рептилий на вокзале и Сенной площади.
Конечно же телевизор и рассказ красивого и молодого о Ж.Превере и платьях Дайаны Росс.
Высшая точка невменяемости, карты Генерального штаба, секреты, государство, частная жизнь, одежда. Вчерашний звонок из Швейцарии от Шарлотты.
Наш воздух после Альп. Князь Мышкин возвращается в Петербург. Настасья Филипповна сможет уехать в Швейцарию. Фильм Вайды с японскими актерами. Репетиция романа. Писатель К. Божьи коровки, сам человек с его камнями, флорой и фауной. Царство и лицедейство.
Господин Михаил Басманов позвонил с острова К. и спросил, куда послать деньги. Мы ответили, что нет номера нашего счета. Какой Вы счастливый. Да, наверное, мы сами этого не до конца понимаем, был ответ.
Парадный подъезд Национальной библиотеки, монумент: статуя вице-губернатора С.-Щедрина. История одного города. Чтение предисловия к французскому изданию на теплоходе Александр Грибоедов во время летнего круиза. Географическое общество. Распутин и Мата Хари.
Не П., а другой. Одиннадцатое марта, после фрагмента о Пикассо. Такой же П. только с русскою одеждой, думой, душой. Дураки и дороги не выходят из головы, пока без кавычек. Холодная и больная, поэт пишет о неволе. Его жалоба словно турецкая. Теплая и здоровая это свобода. А пока перевод с финского, зимавесна.
Блок, Тюремный переулок, один из бывших, с журналисткой Светой, Иван Васильевич, сосед, водка, огурец. Немного в чай, пожалуйста. После писателя Попова. Постбеседа: руморология в коридоре-кухне. Школа злословия, Россия, новая Голландия, Блок, Барахтина. Комод, корейцы-постояльцы, госпожа хозяйка комнат.
Куст той встречи, фатальность Невского проспекта, провинциальность, мир, смещение оси. Калуга, Циолковский, Греция, офисы, полисы. Космонавты-исследователи, экспедиция за золотым руном. Пржевальский, его верблюд, камень-памятник рядом с площадью, где Царь, змея, конь. Санкт-Петербург, фонтан, старушка Алена Ивановна, сестра, Илья Ильич, Распутин. Гороховая улица ведет к театру юных зрителей, бывшему Семеновскому п.
Прогулка по парку после Манежа. Как вчера. Игорь Журкоф, русский американец, вернувшийся, мечтающий поселиться в Финляндии в монастыре. Экологический проект. Бред, засыпание снегами. Водяные знаки, женские деньги, мужские имена. Пленительность плеоназмов, такой мой организм. Полезность Севера. Полюсы абсолюта. Обломовская девушка, ее вечная книга в руках, мысли блуждают везде, далеко. Учение об эмоциях, девушка и ветер. Бумага, металл денег, книга. Кропотливое исследование, князь Кропоткин, архивы.
Март, полулетаргическое, берлога сна. Медведи-мы. Правда о нас. Звонок из Швейцарии, от госпожи Ш., нашего друга.
Дума об армии спасения, ее наследство. Свобода, нектар (амброзий). Князь К., опять о нем дума. Слова Уайльда о нем. Князь М. как живой. Памятник Русалочке в Дании. Без головы. Нашествие варваров на страну викингов. Из греков, обратно. Теория и практика пути. Дремота, солнца пока не видно, вороны, воробьи, набережная. Тумана нет. Офицер-переводчик, бывшее, табель о рангах. Его и наши снега. Сдал восемь молочных бутылок в обмен на кефир.
Сквозь вязкую и густую летаргию, сезонное обострение основного недуга. Хроническое значит связанное с временем.
Художник, целующий Вам руку, тогда на Пушкинской, в полутьме. С девушками обсуждаем статью о премии. Крестные сестры, папы, отцы. После дня затмения. Ранняя весна не за горами. Этюд о раннем и скором. Длительность ожидания, кайф. Мучение по чужому п. Настоящее, правда, страстная влюбленность в миф о кусте. Карта страны. Предчувствие парохода Александр Грибоедов. Поэт-памятник-дипломат на бывшей площади полка. Куст его несгораемого тела. Стихотворение В. о хитрых глазах.
И не кончаются о. Объятья поэзии длятся, они обруч для девочек. Шар для девочки на ш. Вчера: интерьерный театр, поэзоконцерт. Алишер, П.Барскова, А.Скидан. Куклы, маски, белый тюль. Свеча, за столом поэты, мы в зале публика. Черный потолок. Черные чулки, принесенные мне Олей, подарок от Ларисы. Оболочка поэзии. Облако с дождем и градом, на город и огород. Лес Арзамаса, лес и ландыши Петербурга. Интерьерный театр. Моя прогулка по городу после болезни. Забегание вперед, заторможенное состояние. Между двух. Тела, огни, снега. Данность третьего в снах, вслух, в. Их голоса, одежда, куклы, маски, гипнотическое состояние. Человек включается и выключается, на собственном берегу, под говор волн. Отравленная фотография, подарок на дне рождения. Роман на шоколадных обертках, птицы вылетают из клеток, птицы в небе, день рождения. Путь на Театральную площадь пешком от Сенной. Они читали длинно и долго, все голоса смешались с куклами в этом театре. Черный потолок, белый тюль, освежающие салфетки Хадикова. Лестница, Невский проспект, воздух ночного города. День затмения закончился театром. Голоса за масками.
У Ларисы на Театральной п., беседа в коридоре-кухне. Катино печенье, ее голубая и белая розетка для конфитюра из яблок. Катенькино печенье из Удельной. Ели, пили как в стихотворении В. Белая бумага цвета снега, рисовой пудры. Часы, голубой ободок, внутри написано Слава. Колокольчик-звоночек. Пишущая машинка как на железной дороге дает сигнал. Сережа, его белые джинсы, почти велюровые, потом потрогаешь, сказал. Место встречи в интерьерном театре, в инженерном замке. Бал. Маскарад. Черные стулья, приветливые лица как в прекрасной Пленнице. Уговаривал Сережу приехать в прощенное воскресенье, т.е. вчера. Не захотел. Хитрые карие глаза. Моя усталость. Тот другой в соседнем зале, спутник Оли. Ваши черные очки от солнца, ваши закрытые, полуоткрытые глаза, слушаете стихи, думаете о своем. Триумфальная арка, кинороман. Другая сторона поражения. Отдыха нет на войне. Черчилль купается в своей ванне. Лежит на диване. Произносит речь.
Театр военных действий. Невский проспект. Боевые слоны. Театр ожидания. Неуважительная к занятиям Лариса сделала нам комплимент. Оленькины брюки. Подарок Ларисы. Публика-шакалы, друг, договор о свидании. После вашей болезни, перед днем затмения. Вой и лай публики, луна. Воображаемые ущелья, отроги гор, тьма Невского. Катакомбы Парижа, его тайные воды.