Через полчаса, как и говорил Люк, появился врач, осмотрел ее и поздравил с тем, что она отделалась синяками.
- За вами может кто-нибудь приехать?
- Я отвезу ее домой, - вмешался Люк и, не дав Мелани возразить, спокойно добавил:
- Я на машине. И не надо спорить, Мелани.
Спорить у нее сейчас и сил не было. Врач сказал, что она еще не совсем оправилась от шока, а в этом состоянии лучше, если кто-то будет ухаживать за ней.
И Мелани даже не стала возражать против того, чтобы Люк донес ее до машины на руках. Пораненная нога сильно болела - видимо, Мелани упала прямо на нее, и кровотечение возобновилось.
Пристегнув ее ремнем безопасности, Люк сел на место водителя.
- Спи, если хочешь, - посоветовал он, подрегулировал подголовник и откинул спинку сиденья.
Может быть, это было вызвано шоком, она не знала, только она даже вздрогнула, когда он над ней наклонился. Она остро ощущала его близость. Не просто силу и рост, а запах тела и дыхание, а закрыв глаза, легко представила себе его без одежды, вспомнила ощущение от прикосновения пальцев к его коже, его живое тепло.
Она содрогнулась, и Люк замер, с беспокойством глядя на нее.
- Мелани, ты как?
К горлу у нее подкатил ком. Разве может она сказать ему правду? Что ей очень нужно, чтобы он обнял ее и заставил забыть все плохое, что их разделяет.
- Нормально, - солгала она, отворачиваясь и глядя невидящим взором в окно.
Несчастный случай окончательно выбил ее из колеи. Ей с трудом верилось, что еще день и до вечера далеко. Было такое чувство, что за последние несколько дней она прожила несколько жизней и ее силы, умственные и физические, полностью истощились.
Когда они подъехали к коттеджу. Люк не дал ей и рта раскрыть, а просто подхватил на руки и понес вверх по лестнице в спальню, где осторожно положил на кровать.
Да что я, собственно, могу ему возразить? - горько подумала она. Что не хочу спать на этой кровати? А почему?
- Я отойду ненадолго, - сказал он, укутывая ее в одеяло. - И скоро вернусь.
- В этом нет никакой необходимости.
- Никакой необходимости?! Если ты думаешь, что я оставлю тебя одну...
Сердце ее бешено колотилось.
- Но ты не можешь здесь остаться, - возразила она. - Где ты будешь спать?
Та кровать сломалась, а...
- Я буду спать в гостиной, - не дал ей договорить Люк. - Я не оставлю тебя одну, Мелани!
Она была слишком слаба, чтобы спорить. Люк приготовил ей чашку чая, но, когда поднялся в спальню, она уже спала.
Люк долго смотрел на нее сверху вниз, а затем осторожно коснулся кончиками пальцев ее щеки.
Во сне она вздохнула и повернулась, коснувшись губами его пальцев. Тело его мгновенно наполнилось любовью и желанием. Сколько бы ему ни понадобилось времени, он убедит ее, что их чувства друг к другу слишком ценны и важны, чтобы ставить их в зависимость от недопонимания.
Но сейчас у него есть дела, надо кое-что узнать. Вчера вечером, когда она грустно сказала, что, видимо, Джон наугад ткнул пальцем в ее имя в телефонном справочнике, ему в голову пришла мысль, которая с тех пор не давала покоя.
Джон Барроус не был импульсивен, по крайней мере не настолько, чтобы отдать все, накопленное поколениями его семьи, случайному человеку. Семья.
Вот где ключ к этой загадочной истории.
Надо убедить Мелани, что она очень много для него значит. Бессмысленно клясть судьбу за то, что он тогда, как полный дурак, проболтался Люсинде Хьюитсон. Увидев Мелани в первый раз, он сразу понял, что она не могла обмануть и соблазнить одинокого старика. Он понимал это, но не хотел признавать, как не хотел признавать и любовь к ней, пока не понял, что лишает себя самого великого дара жизни. Но было уже поздно, к тому времени Люсинда уже успела сделать свое черное дело.
Он вздохнул и нежно поцеловал Мелани в полураскрытые губы. Ничего, он пробьется сквозь барьеры, которые она воздвигает между ними.
- Мне сегодня утром звонили. Агент по недвижимости нашел покупателя, готового соблюсти все условия.
- Ты все еще намерена его продать?
Прошло три дня после несчастного случая, и в то утро Люк впервые разрешил ей встать с постели и спуститься вниз.
День был солнечный, но ветер дул холодный, и Люк настоял на том, чтобы она села перед камином.
Рано утром он вышел и привез целую пачку экстравагантных, дорогих, в блестящих обложках журналов, пару новых книг, которые она как-то выразила желание прочитать, и свежих фруктов.
Он баловал ее, а она, как круглая дура, вместо того чтобы прогнать, позволяла ему себя лелеять, не в силах признать явное - что она хранит каждое воспоминание о нем, что, как бы это ни было глупо с ее стороны, она не может его разлюбить. Более того...
Более того, любовь к нему разрослась настолько, что пронизала собой всю ее жизнь...
- Да, я все еще намерена его продать, - подтвердила она и едва слышно вздохнула. - А это значит, что мне придется подниматься на чердак и разбираться в бумагах.
- В бумагах? В каких бумагах? - тут же спросил Люк.
- Сама не знаю. Адвокат сказал, что у мистера Барроуса был целый архив и что все бумаги, которые они нашли после его смерти, были упакованы и отнесены на чердак. Поскольку он не давал указаний относительно этих бумаг, они просто оставили их для меня. Но я так и не смогла прикоснуться к ним. Мелани неуверенно посмотрела на Люка. - Мне кажется, что поскольку он был тебе троюродным братом, то, с точки зрения моральной, ты имеешь больше оснований в них копаться.
- Значит, ты не будешь возражать, если я на них взгляну? - Люк хмуро улыбнулся. - Не беспокойся, я не надеюсь найти другое завещание.
Эта тема была для нее еще слишком болезненной, и Мелани покраснела и натянуто заметила:
- Я об этом и не думала.
Вчера вечером он попросил дать ему хоть один шанс и обещал, что не разочарует ее.
- Просто поверить тебе на слово? - спросила она тогда горько, и надежда и страсть умерли в его глазах, уступив место отчаянию.
Мелани хотела верить ему, она жаждала этого всей душой, но боль сиротского детства останавливала ее. Где-то в глубине души она, как ребенок, была уверена, что родители нарочно оставили ее одну.
Конечно, она понимала, что это не так; конечно, это был несчастный случай. Она знала, что они ни в чем не виноваты, но ощущение того, что ее предали, что ее отвергли, все еще мучило ее.
Возможно, виновата была она сама - слишком многого требовала от жизни, слишком многого хотела.