Берн остался в опустевшем доме и принялся ходить по гостиной — такой маленькой, что даже больная нога не ощущала расстояния. Хотелось понять, что произошло и какие последствия может иметь странное событие.
Редко случалось, чтобы Берн Уорт не знал, что делать. Он привык быстро принимать решения и быстро воплощать идеи в жизнь. Но сейчас оказался в полной растерянности.
Что-то разладилось. В реакции леди Джейн на появление мисс Уилтон не было заметно ни капли смущения оттого, что ее застали в доме одинокого джентльмена. Нет, все чувства подавил страх за отца. Причем сегодняшний случай оказался уже вторым. В первый раз Берн лишь пожалел, что гостья не смогла зайти на чай, но особого значения поспешному уходу не придал. А сейчас… сейчас все обстояло не так-то просто.
На этот раз мисс Каммингс исчезла, разделавшись с ним так небрежно, словно он никогда и не существовал.
В прежней жизни, в ипостаси Синего Ворона, призрачность собственной личности не вызывала ни обиды, ни раздражения. Более того, нереальность образа служила верой и правдой. Скользнуть в тень, остановиться на обочине жизни, отступить — верные приемы помогали увидеть картину и в целом, и в деталях. Но сегодня рухнула крепость и стало страшно, что собственной неосторожностью он спровоцировал обвал. Слишком увлекся и не успел понять, что тревожит Джейн и как поступить, чтобы развеять тревогу.
Наконец пришло решение, причем простое. Прежде всего ситуация требовала разведки.
— Доббс! — закричал Берн. — Срочно выезжаем!
Доббсу ничего не стоило остановиться возле конюшни Коттеджа и, притворившись, что в копыто лошади попал камешек, небрежно задать несколько ни к чему не обязывающих вопросов. Конюхи с готовностью предложили в качестве инструмента большой гвоздь и заодно поделились сплетнями. А к тому времени как слуга вернулся на дорогу, уже окончательно забыли о его появлении.
Берн, в свою очередь, получил ценную информацию: тревога и суета сосредоточились наверху; маркиз вернулся с верховой прогулки и очень рассердился. А когда появилась сестра, рассердился еще больше. Пробраться незамеченным вдоль стены особняка ничего не стоило, так как все, кто мог в этот час находиться на улице, остались дома.
Значительно сложнее оказалось взобраться по стене Коттеджа: гладкая каменная поверхность явно не предназначалась для вертикального передвижения. И все же удалось преодолеть расстояние от балюстрады террасы до окна и дальше, до балкона второго этажа, который тянулся вдоль выходящего на озеро фасада. Один раз отчаянный верхолаз едва не сорвался, но, к счастью, успел зацепиться тростью за перила и даже не наделал шума.
Окна жилых комнат наверняка смотрели на воду; ну а мисс Каммингс, без сомнения, находилась в центре событий.
Берн обнаружил Джейн в покоях герцога. Осторожно заглянув в окно, он увидел, что она сидит на краю кровати в излишне напряженной, нарочито строгой позе, держит в руке чашку бульона и подносит ложку ко рту отца. Вот старик слабо покачал головой, и Джейн попыталась уговорить. После нескольких глотков отставила чашку в сторону, заботливо поправила подушки и одеяло и подождала, пока больной уснет.
Выражение лица Берн узнал сразу.
Та же замкнутость, та же загнанная вглубь боль. Но только сейчас, когда отец не видел, чувства проявились ярче, откровеннее. Именно такой он увидел рыжеволосую красавицу на скачках в поместье графа Гемпшира. Тогда она тоже скрывала печаль и настороженность. Но сейчас к прежним чувствам добавился страх.
Джейн долго смотрела на отца, и все это время Берн смотрел на нее. Минута сменяла минуту, пока не сложился час. Солнце заметно спустилось к горизонту, но они так и не покинули своих наблюдательных постов: Джейн сидела на кровати и смотрела, как дышит герцог, а Берн заглядывал в окно и следил за Джейн.
И вдруг солнечный луч проник в противоположное окно, согрел спину, воспламенил рыжую копну волос. Джейн вздрогнула, очнулась от глубокой задумчивости, оглянулась…
И увидела его.
Взгляды скрестились, однако Берн не пошевелился и не издал ни звука. Но ее глаза — темные бездонные озера — сказали все.
Они встретились возле ручья. Солнце уже садилось, и озеро за деревьями покрылось мягкими шелковыми лентами — розовыми, оранжевыми, коралловыми. Берн, должно быть, почувствовал, что сегодня Джейн попытается отдалить неизбежность и выберет не обычную короткую тропинку, а трусливый обходной путь, и ждал на знакомом камне.
Она увидела его за окном намного раньше, чем их взгляды встретились. Он сидел неподвижно, в неудобной позе, так долго, что нога, должно быть, затекла и разболелась. Ни Нэнси, ни тем более отец не заметили присутствия постороннего. Только Джейн. Но ей всегда удавалось разглядеть Берна. На ассамблее. На озере. И даже на скачках у графа Гемпшира, где среди множества гостей глаза сами собой остановились на необычном человеке.
Но вот сейчас, сидя рядом на камне у ручья, Джейн не могла заставить себя поднять голову.
Берн заговорил первым.
— Сколько он уже болеет? — бесстрастно осведомился он.
— Давно, — тихо ответила Джейн. — Сначала казалось, что дело просто в возрасте. Забывал какие-то мелочи, потом вспоминал. Но постепенно провалы становились все глубже и продолжительнее.
Берн молчал, выжидая и наблюдая. Это у него отлично получалось, подумала Джейн с мрачным юмором.
— Обычно он все понимает. Но иногда… сегодня… — Продолжение темы казалось слишком мучительным. Она умолкла, глубоко вздохнула и собралась с силами, чтобы продолжить. — В Лондоне доктора не оставляли надежды, и мы с братом решили перевезти его сюда, подальше от любопытных глаз и ушей, на свежий воздух. И здесь ухаживать.
На несколько секунд воцарилось молчание.
— Складывается впечатление, что уход лежит исключительно на твоих плечах, — наконец заметил Берн.
— Есть сиделки, — возразила Джейн, понимая, что аргумент звучит не слишком убедительно.
— А почему ты не рассказала раньше?
Берн повернулся и попытался заглянуть ей в лицо.
— Не знаю.
Ответ прозвучал едва слышно.
— И все же почему? Я бы постарался помочь или…
— Потому что не хотела, чтобы ты знал! — Джейн порывисто встала и принялась ходить по тропинке. — Потому что надеялась сохранить хотя бы крошечный островок свободы. Неужели не понимаешь? Мечтала о таком месте, где не было бы ни брата, ни отца!
— И таким местом стал мой дом, — заключил Берн. — Но если существующее положение доставляло страдания…
— Только здесь я была счастлива! — в отчаянии воскликнула Джейн.
— Подобные схемы никогда не работают; поверь тому, кто не понаслышке знает о двойной жизни и важных тайнах. Избавления не существует. Ни за что не удастся разорваться пополам и бегать от одной жизни к другой. Половинки все равно будут болеть, кровоточить, и сквозь щель непременно провалится что-нибудь жизненно важное. Что-нибудь жизненно важное. Например, отец и душевное спокойствие.
— Но ты ведь сам сказал, что если мне потребуется убежать, то всегда можно убежать к тебе, — после долгого молчания возразила Джейн.
Берн внимательно посмотрел на нее и кивнул, соглашаясь.
— Сказал. Из чистого эгоизма. Предложил убежище от забот, потому что мечтал тебя видеть и надеялся украсть хотя бы минутку.
Признание прозвучало красиво и сильно, как стихи талантливого поэта, и одинокое сердце дрогнуло. Может быть, удастся сохранить сказку? Она будет все так же прятаться в его доме, в маленькой гостиной…
— Но я полагал, что проблемы ограничиваются нашествием гостей, — добавил Берн.
Глупые надежды. Тем более несбыточные теперь, когда раскрылась ложь. Во всем виновата только она. Но внезапно вспыхнуло возмущение: нет, неправда!
— А если бы я рассказала об отце, — решительно повернулась Джейн, — как бы ты поступил?
Берн удивленно вскинул брови.
— Отправил бы домой и запретил приходить.
— Возможно, — согласился он после долгого молчания.
— Потому что так было бы лучше для меня, разумеется. Да, отослал бы прочь и спокойно вернулся в свой уголок, в свою тесную жизнь, отгороженную проблемами от остального мира. — Теперь Джейн говорила горячо, нервно и быстро шагала из стороны в сторону, предоставив Берну растерянно следить за ней взглядом. — А если бы позволил себе снова замкнуться и забыл о попытке вернуться к людям, кто бы оказался рядом и осмелился протянуть руку? Только не Джейн! — Она склонила голову и посмотрела строго, требовательно: — Я обижаюсь на брата за то, что он увиливает от обязанностей, отлынивает от работы и бездельничает вместе с такими же безалаберными приятелями. Но он по крайней мере живет среди людей. Не прячется!
Берн ничего не ответил, лишь синие глаза вспыхнули гневом.
— Может быть, поэтому я тебе ничего не сказала, — заключила она и подошла ближе. — Побоялась, что отошлешь прочь, но не ради моего блага, а просто из-за того, что в маленьком доме и маленькой жизни, в которой осталось всего полпузырька жуткой настойки, нет места для чужих печалей и никто, кроме тебя самого, не имеет права переживать душевный разлад.
Джейн стояла почти вплотную к Берну и, взглянув на него, на миг испугалась, что он может ударить. Что ж, поделом. Она и сама не знала, почему наговорила столько лишнего, зачем зашла так далеко. И вдруг, с трудом сдерживая энергию, Берн поднял руку.
Дотронулся мягко, нежно, словно боялся, что она вот-вот развалится на мелкие кусочки. Провел ладонью по щеке, большим пальцем погладил губы. О, до чего же хотелось, чтобы единственный на свете близкий человек поцеловал, обнял, прижал к груди! Чтобы освободил от раздирающего душу горького раздражения, от сжигающего бессильного гнева! На миг показалось, что и он мечтает только о том, чтобы растворить противоречия в порыве страсти.
Однако Берн слегка наклонился, невесомо коснулся губами ее лба и тихо произнес:
— Иди домой, Джейн.
Призрачные иллюзии мгновенно рассыпались, и осталась одна лишь суровая, безжалостная правда.
— Да… конечно, — прошептала она и отстранилась, испугавшись, что умрет, если он дотронется еще раз. — До свидания.
Повернулась и торопливо зашагала по тропинке.
Глаза нещадно щипало, однако Джейн сдерживала слезы, убеждая себя в логичности завершения истории.
Сейчас ее место в семье. Ну а если Берна такое положение не устраивает, если он решил от нее отказаться… значит, так тому и быть.
На крыльце Джейн встретил дворецкий и сообщил, что ужин ждет в столовой.
Да, вот настоящая жизнь.
Они оба знали, что праздник скоро закончится, так стоило ли переживать, если финал настал немного раньше, чем предполагалось?
Дальше первых осенних дней никто не заглядывал.
Берн сидел у ручья до темноты. Странно, но возвращаться в маленький дом, к привычной маленькой жизни не хотелось. Почему-то внезапно стало страшно, что существование, прежде казавшееся уютным и надежным, теперь обернется черной пустотой.
Джейн жестоко, но проницательно заметила, что он прячется от мира.
Но ведь он делал успехи, разве не так?
«Ты действительно так считаешь?» — снова проснулся противный внутренний голос, и Берну пришлось вступить в вечный спор.
— Да, — ответил он вслух, обращаясь к ручью. — Ходил на ассамблею. Старательно раскланивался со всеми подряд на улице…
А когда он в последний раз писал брату? Когда купил новую рубашку? Когда нанес визит? Джейн права: он заперся в своем углу и боится высунуть нос.
— Но это же совсем другое! — в отчаянии воскликнул Берн. — Я…
«Что? — ехидно подсказал внутренний голос. — Сломлен?»
Берн молчал, не находя ответа.
Все еще чувствуешь себя сокрушенным? — продолжал донимать невидимый собеседник.
Нет, внезапно осознал Берн и сразу успокоился, почувствовав себя увереннее. Впервые за долгое время страх отступил и сменился готовностью вернуться к людям.
Так почему же он прятался? Ради чего так упорно сидел в четырех стенах? И как случилось, что сразу сдался и без боя отпустил Джейн?
«А зачем хранишь пузырек с настойкой?» — осведомился мучитель.
Сумерки сменились звездной ночью. Берн поднял голову и сквозь деревья без труда разглядел в черном небе Большую Медведицу.
Решение пришло само собой.
Он вернулся домой. Не остановившись в гостиной и не ответив на вопрос Доббса, собирается ли господин на ужин в «Масонский герб», поднялся в спальню, открыл тайник и достал потрепанный чемоданчик. Торопливо вышел на крыльцо, направился к озеру и остановился у края воды.
Слишком долго он позволял Джейн поддерживать его. Забирал у нее энергию, жизненные силы и ни на миг не задумывался, чего это может ей стоить. Пришло время отдать долг: отныне он станет тем человеком, который ей необходим.
Берн открыл единственный оставшийся пузырек и вылил в озеро содержимое — всю настойку, до последней капли.
Следующий день выдался в коттедже особенно напряженным. До бала оставались лишь сутки, и жизнь неслась в вихре неотложных дел: кулинария, музыка, украшение зала, размещение гостей, освещение сада — все требовало пристального внимания. Предстояло даже ликвидировать стойки для игры в подковы — мера чрезвычайно непопулярная. Но самым сложным обстоятельством оказалось пошатнувшееся здоровье герцога: беспокоить больного Джейн категорически запретила, а потому все носились по дому на цыпочках.
Сама мисс Каммингс то и дело переходила из одной крайности в другую: то с безумной энергией принималась за работу, то сникала и замыкалась в собственном отчаянии. Нет, назвать ее состояние отчаянием было бы чересчур прямолинейно. Скорее она погружалась в равнодушие, граничившее с полной апатией. Характером она во многом напоминала мать, а потому перед лицом неприятностей останавливалась на пять секунд, вздыхала и, расправив плечи, шла вперед. Вот только трудно расправить плечи, когда знаешь, что будущее не сулит ничего хорошего.
Организация бала особого интереса не вызывала — собственно, как и с самого начала. Но раньше Джейн стремилась порадовать брата, доставить удовольствие Виктории и всей деревне, а теперь суета и хлопоты утратили смысл. Всеобщее нетерпеливое ожидание отзывалось в душе лишь нервной дрожью. Чарлз и Невилл, конечно, оказывали неоценимую помощь, но в самый ответственный момент так и не смогли договориться, портвейн какого года подавать на стол. Чарлз настаивал на 1893-м, а Невилл требовал 1891-го. В итоге братья надулись и разошлись по своим комнатам. Потребовались немалые усилия, чтобы уговорить их продолжить работу.
Джейн как раз стояла под дверью Чарлза, робко пытаясь достучаться, когда по коридору пролетел Джейсон с кнутом в руке.
— И куда же ты собрался? — вяло поинтересовалась сестра.
— Подальше от этого сумасшедшего дома, — ответил маркиз, отступая, чтобы пропустить двух горничных, нагруженных скатертями и салфетками.
— Чарлз, выходи! — рявкнул он и забарабанил в дверь. — Поедем кататься!
Ответа не последовало; из комнаты доносился лишь приглушенный звук шагов.
Джейсон пожал плечами. К счастью, в эту минуту Джейн заметила лакея с охапкой свежесрезанных роз и снова постучала.
— Чарлз, цветы прибыли!
Дверь тут же распахнулась.
— Хорошо! Как раз вовремя. Только розы, или садовник добавил полевые цветы, как мы просили?
Мистер Куинси Фрошем вышел в коридор, деловито поправил сюртук и, не дождавшись ответа, отправился продолжать работу.
А спустя секунду из своей комнаты вылетел Невилл, он несомненно, слышал разговор.
— Прислали цветы? Если Чарлз попытается всунуть свои чертовы ромашки… — проворчал он и побежал догонять брата, судя по всему, даже не заметив Джейсона.
— Что ты сделала с моими друзьями? — озадаченно осведомился маркиз. Посмотрел им вслед и, покачав головой, добавил: — Что ж, во всяком случае, все заняты делом. Спасибо, сестренка.
Насвистывая, Джейсон отправился восвояси, и Джейн пришлось его окликнуть.
— Библиотеку мы не трогали, — заметила она, когда брат оглянулся. — Решили, что гостям там делать нечего. Так что, если захочешь посидеть в тишине, Хейл и Торндайк с удовольствием составят компанию. — Маркиз молчал, и она неуверенно предложила: — А если ищешь компанию для прогулки, то можешь взять с собой папу.
— Папу? — недоверчиво переспросил Джейсон.
— Сегодня ему значительно лучше. Прежде он очень любил верховую езду. Уверена, что и сейчас будет рад.
Джейсон задумался, очевидно, оценивая открывшуюся перспективу, но тут же категорично покачал головой.
— Нет, может пойти дождь (небо сияло безмятежной синевой). К тому же придется искать лошадь и для Нэнси.
— Но ведь рядом будешь ты; в течение часа можно обойтись и без сиделки.
Джейн вовсе не была уверена в справедливости собственных слов, однако решила попробовать. За все лето Джейсон не провел наедине с отцом даже пяти минут и ни разу не сел за работу с управляющими. Если бы брат выбрал один из предложенных вариантов, она была бы на седьмом небе от счастья. Однако маркиз попятился к выходу.
— Вряд ли верховая езда пойдет отцу на пользу, — пробормотал он. — Ты справляешься с ним куда лучше, чем я. — Он замолчал и махнул рукой. — Пока, скоро вернусь.
И Джейн снова осталась одна среди хаоса.
Виктории требовалась помощь в кухне: кухарка то и дело меняла меню, чтобы количество блюд соответствовало неуклонно возраставшему числу гостей. Конюхи опасались, что не смогут принять все экипажи. Чарлз и Невилл были готовы убить друг друга из-за цветов. Джейн металась по дому, пытаясь разрешить один кризис за другим, но ни на миг не забывая об отце.
Герцог проснулся утром в здравом уме, глубоко сожалея о доставленных семейству огорчениях. Вскоре приехал доктор Лоуфорд, осмотрел лорда Каммингса и заключил, что тот вполне в состоянии вернуться к обычному режиму дня.
Джейн не хотела отходить от отца, хотя Нэнси и уверяла, что госпожа вполне может заняться многочисленными делами. Но, оставив больного в надежных руках, она все равно стремилась держать под контролем каждое мгновение жизни и беспокоилась, понравился ли ему суп, хорошо ли он отдыхает, не мешает ли суета в доме.
От постоянного раздвоения внимания общение с остальными приобрело непривычно резкий характер.
— В последний раз говорю, что мне все равно, какого года портвейн появится на столе! — в отчаянии кричала она.
Спор насчет цветов удалось уладить довольно быстро, и братья возобновили военные действия по поводу вина. Чарлз дошел до того, что поставил рядом две откупоренные бутылки и устроил дегустацию, заставив всех присутствующих высказать свое мнение.
— 1893 год лучше! — восклицал он.
— А 1891-й больше подходит к жаркому! — уверенно парировал Невилл.
Джейн была готова убить тех, кого еще неделю назад считала своими спасителями, однако внезапно в дверях раздался низкий голос:
— А почему бы не поставить оба?
Все замолчали, обернулись и увидели мистера Уорта. Джентльмен невозмутимо стоял в холле в лучшем сюртуке, приличных темных брюках и с обязательной тростью в руке. Джейн настолько привыкла видеть любимого в ином одеянии, что далеко не сразу удивилась самому факту его появления в доме.
— Вполне можно предложить гостям самим сделать выбор, — продолжил Берн и вошел в столовую, где разгорелся спор.
Пока Чарлз с Невиллом обсуждали простое и изящное решение, до которого они сами почему-то не додумались, Джейн ошеломленно обратилась к неожиданному помощнику.
— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.
Берн пожал плечами и едва заметно улыбнулся:
— Ты сказала, что будешь рада видеть меня в любое время.
— Не может быть!
— Еще как может. — Он подмигнул и тихо добавил: — Неужели забыла, что говорила во время урока плавания?
Мисс Каммингс, только что пылавшая боевым румянцем, внезапно побледнела.
— Джейн, ты хорошо себя чувствуешь? — окликнул ее Чарлз, который стоял, держа в каждой руке по бокалу, и пробовал из каждого по очереди.
— Да, все в порядке, — отозвалась она.
— Не желаешь портвейна? — предложил Невилл. — Сразу поможет восстановить цвет лица. — Он повернулся к Берну и церемонно поклонился. — Мистер Уорт.
— Мистер Уорт? — переспросил Чарлз, — Берн Уорт? Мы с вами уже где-то встречались?
— Еще бы! — Невилл закатил глаза: — Мы явились к человеку домой и бесцеремонно обвинили его в том, что он нас ограбил. Приятно снова вас видеть, сэр.
— Нет, не тогда, — задумчиво произнес Чарлз и погрузился в воспоминания, пытаясь понять, где видел этого человека.
Берн с усмешкой ответил на поклон Невилла.
— Думаю, чай подействует на леди Джейн лучше, чем портвейн, — заключил он. — Предпочтительно жасминовый, правда?