Джесси-Энн должна была вернуться из клиники, и Харрисон украсил всю квартиру цветами. Персикового цвета розы, полные свежести, смотрели из серебряных ваз, и их аромат наполнял комнаты, великолепные экзотические лилии свешивались над полированной гладью антикварных столов. Фиалки, которые Джон выбрал для мамы, стояли в маленькой хрустальной вазочке на столике около кровати, рядом с его рисунком. Бутылка ее любимого шампанского охлаждалась в серебряном ведерке для льда. Изысканная кружевная ночная рубашка и белье оттенка, который девушка-продавщица назвала устричным, когда Харрисон покупал его, а ему больше напоминал жемчуг, лежали в красивых коробках на кровати.
Джон взволнованно бегал из комнаты в комнату, и его ловила новая няня, недавняя выпускница школы нянь в Лондоне. Она была молода, умна, практична и полна жизни, что очень устраивало Джона.
Уоррен стоял у двери и ждал, чтобы распахнуть ее перед своей хозяйкой, миссис Ройл, и выразить от лица всей прислуги свою радость, что она была цела и невредима и наконец дома. Повар-экономка и две другие служанки ждали в укромном уголке, готовые приветствовать. Малюсенький щенок Джек Расселл, собственность Джона, вертелся у всех под ногами.
– Вот она! – громко сказал Уоррен, и Джон метнулся к двери, как стрела, пущенная из лука, бросаясь в объятия матери еще до того, как кто-нибудь успел что-нибудь сказать.
Джесси-Энн взяла на руки сына, смеясь, пока Уоррен говорил, как он рад, что она дома. Повар и служанки спешили навстречу ей, и щенок путался у них под ногами, громко лая. Они восклицали, как она хорошо выглядит, как они рады снова видеть ее дома.
Джон крепко держал Джесси-Энн за шею своими маленькими ручками, и она посмотрела на них всех и затем опять на Харрисона.
– Знаешь что? – спросила она, улыбаясь. – Это действительно возвращение домой.
Обнимая ее за плечи и обходя комнаты, Харрисон подумал, что это правда. То, что делало дом домом, наконец произошло. За несколько недель, что Джесси-Энн провела в клинике, их отношения улучшились, как зажили ее раны.
– Как красиво! – любовалась цветами Джесси-Энн, дотрагиваясь до лепестков роз. – И замечательный букет от Рашели…
Она прочла маленькую открытку с улыбкой:
– «Моей дорогой невестке с пожеланиями счастливого возвращения домой. От Рашели с любовью».
– Она старается! – с улыбкой прокомментировал Харрисон.
– А у папы для тебя есть подарок! – кричал Джон, дергая ее за длинные волосы, чтобы привлечь внимание.
– Ах ты, сыщик, Джон Ройл! – воскликнула она. – Мне подарок? Как здорово!
– Два подарка, – крикнул Джон, изгибаясь у нее под руками.
Стоя у двери в комнату, Джесси-Энн, смеясь, смотрела на цветы.
– Это просто сад! – воскликнула она, сияя счастливыми глазами.
– Сюда, мамочка, посмотри… – Джон показал на ночную рубашку на постели. – Это тоже тебе…
– Джон, все по очереди, – запротестовал Харрисон, когда малыш придвинул к Джесси-Энн все подарки.
– Мне открыть коробки сейчас? – улыбаясь, спросила она.
– Да, да, мамочка! – закричал мальчик. – Сейчас. Джесси-Энн достала плоскую коробку, снимая упаковку:
– Что это? Книга? – гадала она.
– Нет! Нет! – пронзительно кричал мальчик, дрожа от волнения. – Это специально для тебя, мамочка…
Джесси-Энн с удивлением посмотрела на документы, которые выглядели так достоверно, с красной тесьмой и печатями. Документы, подтверждающие право на владение землей под названием «Фармингемская ферма и конный завод». Ее голубые глаза округлились от удивления, она смотрела то на Харрисона, то на документы.
– Это ранчо, – прошептала она. – В стране голубых грез…
– То, что тебе всегда хотелось иметь, – ответил он. – Я купил его два года назад тебе на день рождения, но тогда тебе хотелось чего-нибудь другого.
– Лошади, мамочка, много лошадей! – взволнованно закричал Джон. – И один пони для меня…
– Конечно, дорогой, – ответила она. Она была счастлива до слез. – Мы скоро поедем туда, дорогой, и все посмотрим.
– Когда? – спросил он, радостно прыгая с одной ноги на другую, когда в двери показалась няня, искавшая его.
– Как только мамочка совсем поправится, – заверил его Харрисон, смеясь.
– А пока мамочке надо отдохнуть, – сказала няня. Взяв ребенка на руки, она направилась к двери. – А как насчет ужина, молодой человек?
Джон, смеясь, оглянулся и снова спросил:
– Скоро? Обещаете?
– Обещаем, – сказала она, смеясь.
Когда дверь за ними закрылась, Джесси-Энн и Харрисон внимательно посмотрели друг на друга. Он обнял ее, и она прислонилась к его щеке.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Харрисон осторожно провел пальцем по тонкому красному шраму, который шел от щеки до рта.
– Я тоже люблю тебя, – прошептал он. – Я так бы хотел уберечь тебя от этого. – Он думал о всех шрамах, которые остались на ее красивом теле. Память о Лоринде.
– Ты не виноват, – сказала она негромко. – Может быть, Лоринда тоже. Мне только жаль ее… По крайней мере, теперь о ней заботятся.
Казалось, что Лоринда после всего, что произошло, полностью выплеснула свой гнев. Она просто послушно ждала, пока ее поместят в камеру, и была совершенно безразлична к своей судьбе. В конце концов Джесси-Энн отказалась от обвинений, а позже психиатры сказали им, что Лоринда впала в детство. В то безмятежное время, когда отец не начал издеваться над ней. Теперь Лоринда жила счастливой жизнью ребенка в красивом саду вокруг старинного уютного дома. Их заверили, что она будет счастлива. Харрисон за все заплатил.
– Мои шрамы заживут, – сказала Харрисону Джесси-Энн. – Мне повезло.
И она знала, что это правда.