Ранд бросил пронзительный взгляд на своего верного оруженосца, чувствуя, как сердце сильнее забилось в груди.
- У меня там было гораздо большее... - со значением ответил он.
Уголки губ Джека поползли вниз.
- Понимаю, ваша Джастин. А как она приняла новость о готовящейся помолвке с мадемуазель де Буа-Лонг?
Ранд задумчиво смотрел на гребешки волн, с шумом разбивающихся о прибрежные скалы. Этот пейзаж напомнил ему Джасси, такую же свежую и чистую, как море. Она была невинна, словно ребенок.
Еще будучи детьми, они часто, смеясь, носились среди зарослей спелой пшеницы, которая золотилась на зеленых холмах Сассекса, а в юности робко целовались, шепча друг другу клятвы верности.
Девушка любила слушать его песни и игру на арфе. Ранд делился с ней своими планами и мечтами, с удовольствием наблюдая, как ее ловкие пальцы прядут или вяжут.
Юноша глубоко привязался к Джасси. Он чувствовал если не любовь, то нежность, достаточную, чтобы сдерживать свои мужские желания и не принуждать девушку к более тесной близости. Ранд уже давно подумывал о помолвке, но что он мог предложить Джасси, кроме неопределенного положения жены воина?
А теперь уже было слишком поздно. Ранд с силой сжал поручень, вспомнив прощание с возлюбленной. Джастин приняла новость об отъезде с удивительным спокойствием.
- Это как раз то, что тебе нужно, - только и сказала она. - Твой отец был благородный человек, и к тому же ты - француз.
Подобная реакция несколько смутила Ранда. Он ожидал чего угодно: слез, гнева или иного проявления чувств, но не такой сдержанности. Поразмыслив, юноша посчитал такое стойкое поведение Джастин проявлением огромной внутренней силы, и это еще больше восхитило его.
Джасси, действительно, очень спокойно попрощалась с Рандом, но про себя твердо решила уйти в монастырь...
Юноша с трудом очнулся от воспоминаний и повернулся, чтобы ответить на вопрос Джека. На его красивом лице лежала печать безнадежной тоски.
- Джастин все поняла, - тихо проговорил он..
- Возможно, это даже и к лучшему. Я всегда считал, что вы совсем не подходите друг другу, - ободряюще подмигнул Джек.
Ранд вспыхнул от негодования.
- Я только хотел сказать, что вы очень разные, ну просто как ястреб и певчая птичка, - поспешил пояснить оруженосец. - Джастин - слабое, безвольное существо, в то время как вы - человек действия!
- Неправда, она очень даже подходила мне, - продолжал настаивать Ранд.
Джек лукаво выгнул бровь.
- Неужели? Ха! Единственное, что могла Джасси, так это держать вас в нечеловеческих муках воздержания, но настоящей власти над вами у нее не было. Поэтому-то она и сдалась без боя.
- Если бы кто-нибудь другой, а не ты, Джек, осмелился бы сказать мне подобное, я тут же разбил бы ему лицо! - вспылил Ранд.
Джек помахал перед ним своей покалеченной рукой - вместо трех пальцев на ней были уродливые обрубки - и с притворным смирением протянул:
- Вы всегда так терпимы к несчастному калеке!
Ранд виновато пожал покалеченную кисть. Когда-то Джек был отличным стрелком, пока его руку не изуродовал мстительный французский рыцарь, чтобы он уже никогда больше не смог натянуть тетиву.
- Что-то нас ждет в этой враждебной стране? - меняя тему разговора, спросил Ранд.
- Опасаетесь, что мадемуазель будет настроена против вас?
- Не знаю. Но ей уже двадцать один год. Почему она никогда не была замужем?
- Не пытайтесь обмануть меня: вы думаете совсем о другом, проницательно заметил Джек. - Кажется, вы испытываете неприязнь к невесте, еще совершенно не зная ее. Не так ли, мой господин?
- А как она может понравиться мне, если стоит между Джасси и мною?
Джек с досадой покачал кудлатой головой.
- Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Ведь с Джасси вас разлучила не эта девушка, а королевский приказ.
- Да, конечно, знаю, - тяжело вздохнул Ранд.
Он вспомнил о своей рыцарской клятве верности Богу и королю и твердо произнес:
- Я не имею права упрекать в случившемся короля Генриха. Лонгвуд имеет для него жизненно важное значение. Он хочет заполучить его мирным путем, и этот брак - блестящий выход из положения.
Ранд тщетно старался заполнить пустоту, возникшую в его сердце после прощания с Джастин и отъезда из Англии, чувством ответственности за высокую миссию, возложенную на него королем, но... не мог. Ощущение было такое, словно после кубка теплого медового напитка он сделал глоток холодного горького эля...
- Я полагаю, что завоевание французской короны важнее, чем желания одного человека.
***
Вскоре "Туасон д'Ор" бросил якорь в небольшой тихой бухте, от которой к городу вела дорога, зажатая с обеих сторон суровыми гранитными скалами. Город казался совершенно безлюдным.
Отряд, состоящий из восьми вооруженных до зубов воинов, еще одного оруженосца Симона и священника Батсфорда, во главе с Рандом осторожно продвигался вперед. К седлам лошадей были приторочены огромные луки, на случай неожиданного нападения неприятеля. Ранд с тревогой оглядывался вокруг, совершенно не узнавая знакомые места. От напряжения у него даже заныли плечи и спина.
- Проклятый город пуст, - заметил Джек. - Мне это совсем не нравится.
Было очень тихо, лишь ракушечник хрустел под копытами лошадей, и разлеталась во все стороны галька, да ветер печально завывал между каменными домами с соломенными крышами и плотно закрытыми ставнями.
Ранд спешился и направился к большому покосившемуся строению, судя по всему, таверне, придерживая рукой новенькую шпагу, которая хлопала по правому боку в такт его движению.
Над дверью висела покосившаяся грубоватая вывеска, с изображенным на ней снопом пшеницы. Вдруг сквозь завывание ветра послышалось жалобное слабое мяуканье. Ранд посмотрел вниз: к перевернутой вверх дном бочке прижался тощий черно-белый котенок. Юноша нагнулся и осторожно поднял его. Изголодавшийся по ласке, как впрочем и по еде, котенок тут же прильнул к его широкой теплой ладони и замурлыкал.
- Пока мы пересекали Ла-Манш, меня всю дорогу выворачивало наизнанку, и все ради чего? - недовольно проворчал Джек. - Ради этой проклятой кошки?
- Успокойся, Джек, - усмехнулся Ранд. - Возможно, она позволит тебе погреться у ее теплого бока.
Вокруг раздались смешки, но все продолжали настороженно оглядываться, словно опасаясь того, что они могли бы вдруг увидеть.
Ранд толкнул плечом дверь и вошел внутрь. Дневной свет проникал в помещение сквозь заделанные пергаментом два тусклых окна, открывая взору беспорядочно разбросанные скамейки, поваленные столы, битую глиняную посуду, пустой холодный очаг, в котором, точно серовато-белые призраки, лежали сгоревшие поленья, готовые рассыпаться от малейшего дуновения ветра.
Ранд рассеянно поглаживал котенка, задумчиво сдвинув брови.
- Очевидно, город подвергся нападению разбойников. Его жители пострадали от своих же французов, - заметил он.