— Черт побери! — громко выругался Алекс. В нем еще не утихло желание обладать этой девушкой. Но ее тирада была словно пощечина. Он резко повернулся, возразив напоследок:
— Время нас рассудит… Может, твое решение и изменится…Мое предложение пока остается в силе… В твоем положении надо уметь рисковать, — его губы сложились в ироническую усмешку.
Мегги хотела возразить, но в комнату входила мать с неизвестно откуда взявшимся компаньоном Алекса. По их взглядам было видно, что они многое слышали.!.Темноволосый молодой джентльмен выразительно посмотрел на девушку и опустил свои карие глаза, словно ему было стыдно за поведение Алекса. Робкая, растерянная улыбка Оскара словно поддерживала девушку. Пробормотав извинения, он поспешно удалился. Алекс, сверкнув голубыми глазами, обвел женщин долгим взглядом и вышел так же быстро, как и вошел, отвесив поклон.
— Мама! Как ты могла? — возмутилась Мегги, с укоризной посмотрев на мать.
— Мегги, давай присядем в саду на скамейке, — пригласила та дочь, — мне многое надо тебе рассказать…
— Я разочарована, очень разочарована, потому что ты не доверяешься мне. Может, это происходит потому, что ты многого не знаешь. Так вот… — начала миссис Синтия, — твой отец был небогатым человеком. Он сын обедневшего английского сквайра!.. Барон, хорошо относившийся к семье отца, помог получить ему хорошее экономическое образование. Как и многие, он поехал в Америку, стремясь разбогатеть. Дела его шли совсем неплохо, он купил земли, построил небольшой особняк. Никому в Америке и в ум не могло прийти, что твой отец не аристократ. Он умело пускал пыль в глаза. Чтобы доказать сомневающимся, что он состоятельный человек, отец поехал в Англию с целью жениться на богатой женщине. Вращаясь среди аристократов благодаря знакомству с бароном, он посещал изысканные вечера, балы. Надо отдать ему должное: он постоянно работал над своими манерами, модно одевался. Однажды судьба свела нас, мы полюбили друг друга с первого взгляда. На брак он решился не ради корысти. Но мои родители были против этого брака, так как его происхождение стало им известно. Наша семья не приняла его. Но любовь была сильнее условностей. Мы обвенчались в скромной церквушке и уехали в Америку. Его женитьба на мне заставила трудиться еще больше, так появились новые расходы. За эти годы он достиг многого. Он всегда стремился обеспечить наше достойное существование. Конечно, он подорвал свои силы, возможности человека всегда ограничены. Вы, наши дети, получили образование, для этого тоже потребовалось немало средств… Мы тщательно скрывали с отцом наши тайны от вас и от других. Конечно, некоторые люди могли догадываться… Я этого не исключаю. Его любовь к Англии, ко всему английскому была видна во всем. Не скрою, отец и тебя хотел увезти в Англию и выдать замуж…
— Мы никогда об этом не говорили! — глаза Мегги широко раскрылись. — Но это ничего не меняет! Отец научил меня дорожить честью и достоинством! То, что предлагает мне граф, для меня неприемлемо. Мама! Мы всегда будем вместе! Я даю тебе слово, что получила большой урок. Как прозорлив и благороден был отец! Он хотел устроить мое будущее, но не успел… Мы справимся со всеми бедами и выживем! — В глазах дочери светилась надежда.
У матери на губах вертелся еще один вопрос, но она не осмелилась задать его Мегги. Прикоснуться к ее тайне она решилась другим способом — пусть сама расскажет…
— Мегги! Ты знаешь, как нехорошо скрывать от меня и твоих братьев свои любовные дела?
Девушка подняла глаза, ярко выделяющиеся на бледном лице, чтобы ответить матери, но смутилась под ее строгим взглядом Она сжала бледные руки, вяло лежащие на коленях, сердце бешено колотилось. «Вот и пришло время держать ответ перед матерью», — подумала она.
— Любовные дела? — робко произнесла она. — Я поддалась искушению только на миг испытать, как целуются мужчина и женщина! Он говорил как влюбленный!
— Конечно, все можно объяснить, — мать не замечала реакции дочери. — Сильная любовь может затмить человеку разум. Таковы мужчины. Но от тебя я этого не ожидала. — Удовлетворенная своим нравоучением, она отвернулась. Мегги содрогнулась при мысли, что мать ее неправильно поняла, но та продолжала: — В конце концов, ты потеряла невинность, но не свою честь! Нужно срочно что-то делать! А может, тебе стоит принять предложение графа? — нерешительно спросила она.
— Но, мама! Я же не падшая… Между мною и графом ничего не было! — разрыдалась девушка.
— Дорогая моя доченька! — она обняла Мегги, стараясь не расплакаться вместе с ней. Девушка подняла свои страдающие глаза и встретила материнский успокаивающий взгляд. Синтия коснулась щекой шелковистых волос дочери, вспоминая, как отпускала ее от себя на целых пять лет. — Теперь мы с тобою стали еще ближе, чем раньше, мы победим все невзгоды!
Через несколько дней ранним утром, чтобы поменьше привлекать к себе внимание, мать и дочь оделись по-дорожному и вышли из дома. У порога стояли три оседланных лошади, на которых были уложены также сумки с их немногочисленными пожитками. Джарвис взялся сопровождать хозяек и прихватил, кроме всего прочего, ружье.
— Дорога не так безопасна, как вы думаете, — сказал он, заметив вопросительные взгляды женщин.
«Как быстро все изменилось, — подумала Мегги. — Как выжить, ведь я так молода! — Гордость, унаследованная от отца не позволила броситься в объятия Алекса.»
— Да хранит нас Господь! — произнесла Синтия, и обратилась скорее к Джарвису, чем к Мегги: — Мы едем к родному брату Келвина. Ты знаешь, куда держать путь. Ему не так повезло в Америке, — пояснила она дочери. Лицо которой выражало непонимание. — Твой отец не разрешал брату-неудачнику появляться у нас. Я же пару раз выручала его. Думаю, что он нам тоже поможет.
Выехав за город, они обернулись, чтобы полюбоваться его очертаниями. Сначала путники скакали по широкой дороге, потом свернули в сторону и стали передвигаться медленнее, потому что их путь пролегал сквозь кустарники и деревья. Ехали молча — всем было грустно. Радовала и отвлекала от грустных мыслей только природа. До вечера они не сделали ни одной остановки, и Джарвис не переставал удивляться долготерпению своих хозяек. Наконец они сделали первый привал. Мать казалась совсем обессилевшей, Мегги же держалась более стойко. Но едва спешившись, они почувствовали страшную усталость. Дочь и мать разминали затекшие ноги и пальцы рук. У них болели мышцы ног, ныла спина. Джарвис тем временем собрал хворост для костра. Мать достала сковородку, овсяную муку, чай. Приготовив скромные лепешки на воде, они с удовольствием попили крепкий чай, что придало им силы. Устроившись поудобнее у затухающего огня, они погрузились в сон. Утром следующего дня продолжили путь по холмистой местности. Так прошло три дня. К вечеру четвертого они, как обычно, устроили привал. Мегги, намереваясь дать отдохнуть матери, сказала:
— Приляг, отдохни, я сама с Джарвисом приготовлю ужин.
Пока их спутник собирал хворост, Мегги решила сходить за водой.
— Здесь не город и даже не поселение, скоро начнет смеркаться! — крикнул он ей вслед. — В лесу могут быть звери и индейцы!
Но усталость мешала Мегги идти быстро, ее ноги заплетались, а спина ныла. Еще бы! Они проехали столько миль в седле! Ручей, о котором говорил ей Джарвис, не попадался. Вдруг до нее донеслись крики на непонятном языке. Инстинктивно она пригнулась к земле, спрятавшись за кустарник и затаив дыхание. Ее зубы предательски громко клацали, как ей показалось. Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Сквозь просвет в кустарнике она теперь видела, как двое омерзительно грязных индейца в кожаных изодранных штанах гнали впереди себя человека. Они размахивали ножами, пинали его ногами куда придется, били по голове и ужасно ругались… Мужчина со связанными спереди руками нес перед собой в посудине воду, стараясь не расплескать ее. Ужасно подстриженные индейцы, походившие на чудовища, гоготали, наслаждаясь унижением беззащитного человека. Плескавшаяся вода напомнила обострило чувство Мегги, она сглотнула слюну. Преодолев страх, она небольшими перебежками пошла почему-то за незнакомцами. Впрочем, девушка теперь мало что понимала, в том числе, куда ей идти… Путь был не очень долгим, вскоре она увидела поляну, где горел костер, а вокруг него лежали грязные разноцветные одеяла. В сгущающихся сумерках она заметила, что индейцы грозят еще кому-то…
Боже милостивый! На дереве привязан человек! Его голова безжизненно висела, руки были привязаны сзади, рот забит кляпом. Она замерла в ужасе. Индейцы тем временем потащили к дереву и того человека, который принес воду, и стали его привязывать. Мегги чуть было не лишилась чувств, потеряла бдительность, ветка, за которую она держалась, обломилась, раздался треск… В тот же миг она пустилась бежать, забыв обо всем. Натыкалась на деревья, падала и снова бежала. Но индейцы, бросившиеся вдогонку, не дали ей далеко уйти… Они схватили девушку за руки, зажали ладонью рот. Оказать сопротивление двум здоровенным мужчинам, вооруженным ножами, она не могла. Ей засунули в рот мокрую тряпку и потащили на стоянку. Похитители издавали победные крики, гоготали и давали ей увесистые подзатыльники. Обезумевшая от боли и издевательств, девушка сникла и едва переставляла ноги. Ее потащили волоком. На поляне они поступили с ней так же, как и с мужчинами, — повесили на дерево. Индейцы не сразу успокоились; они смеялись, лапали девушку, дергали за волосы, показывая, что снимут с нее скальп, приставляли нож к горлу, задирали ей юбки… От них сильно воняло, и девушку стошнило… Но, видно, голод был сильнее развлечения, индейцы стали жарить на костре какую-то дичь, но не дождавшись, пока она приготовится, стали поедать ужасную пищу и запивать каким-то напитком, от которого разило даже на расстоянии. В горле у девушки пересохло, она хотела попросить воды, но боялась привлечь к себе внимание.
Насытившись, индейцы стали осматривать своих пленников, тыкая в них острыми ножами, размахивая кулаками. Затем проверили, хорошо ли связаны ноги у пленников. Девушке дали глотнуть воды из мешка, а джентльмен, висящий неподвижно, сделать этого не смог, поэтому ему плеснули водой в лицо, другому тоже дали сделать несколько глотков. Закутавшись в одеяла, захватчики улеглись вокруг костра. Ночи уже становились прохладными.
«Боже мой! Всего несколько недель отделяют меня от беспечного существования! А сколько пришлось увидеть мерзости, сколько пережить! Что меня ждет впереди?» — думала девушка, сдерживая подступившие слезы. Чем больше она вспоминала события последних дней, тем отчетливее росло желание выжить, несмотря ни на что…
«Неужели никто мне не придет на помощь? — работали мысли девушки. — Как выпутаться из плена? Меня ждет рабство?» — Пытаться заснуть в таком положении не имело смысла. Она чутко прислушивалась к шорохам леса. Где-то в душе теплилась надежда…
— Мегги! Девочка наша! — вдруг сзади нее послышался шепот. — Тсс… тсс… Это я — Джарвис…
Быстрыми движениями он разрезал кожаные ремни и принял девушку на руки… Обессиленная, она не издала ни звука, молча молясь за своего спасителя. Их тоже надо спасать, указала она рукой на привязанных мужчин… При освобождении рук первого мужчины произошла заминка… Индеец, лежащий напротив, всполошился и выхватил нож. В тот же миг прогремел выстрел, он упал, издав истошный крик. Второй индеец кинулся убегать, но и он был сражен Джарвисом. Верный слуга пристально посмотрел на спасенных — они просто лишились дара речи. Мегги всхлипывала, потрясенная перенесенным ужасом… Тут заговорил освобожденный мужчина:
— Мартин, меня зовут Мартин. Я не успел представиться леди, они не разрешали нам разговаривать, — указал он на лежащих индейцев. — Надо осторожно снять его, он указал пальцем на подвешенного второго мужчину. — Он пострадал больше меня, так как не хотел носить воду и дрова и вел себя дерзко. Они сильно над ним издевались, не знаю, жив ли он еще.
Они бросились к дереву и стали осторожно отвязывать пленника. Как только освободили его плечи, голова безжизненно упала на грудь. Костер уже догорал, спутники едва различали лица друг друга. Второпях они уложили тело пострадавшего на шаль, которая чудом осталась у Мегги на плечах, и понесли вниз к ручью. По дороге им попалась посудина, с которой девушка отправилась за водой.
— Это она помогла мне отыскать тебя, наша девочка, — сказал Джарвис, показывая на находку.
Возле ручья они остановились, немного отмыли лицо молодого темноволосого джентльмена, приложили мокрую тряпку к его лбу и быстрыми шагами вскоре достигли место стоянки. Миссис Синтия, встревоженная долгим отсутствием Мегги и Джарвиса, не сдержала слез.
— О, это вы! Живые и невредимые. Все время я поддерживала огонь, боясь нападения и готовясь принять и согреть вас! — говорила она. — Но кого вы привели с собой? Что произошло с этим джентльменом? — В ее глазах промелькнули жалость, сострадание. — Что привело вас в этот лес? — спросила она, повернув голову к спасенному.
— Я Мартин, мы выполняли поручение, — он кивнул на своего спутника.
— Миссис Синтия, давайте пить чай. Нам надо немного передохнуть, завтра мы должны преодолеть последний участок пути, а с нашим больным это будет нелегко — ведь мы не бросим этих несчастных? — Возражений не последовало.
— Будем по очереди дежурить с джентльменом, — сказал Джарвис.
— Нет, нет! — возразил Мартин. — Я сам.
Оставшийся путь проделали быстро и без приключений, хотя нести на самодельном пологе тяжелого мужчину было совсем не легко. Наконец их взору открылось небольшое селение Хадсон с бревенчатыми постройками, глиняными трубами, с маленькими окнами, у большинства домов затянутыми промасленной кожей.
У Мегги сжалось сердце при виде места, где предстояло жить, настолько оно показалось ей убогим. Мать просто расплакалась, но взяла себя в руки, утешаясь тем, что это лучше, чем очутиться на улице, но в большом городе.
Дядя Малком, так звали брата отца, был очень удивлен их появлению, но встретил радушно.
— Как я рад! Просто не могу выразить! Видно, вас привело сюда какое-то несчастье? Поверьте, вам всегда окажет помощь ваш родственник! Правда, у меня не апартаменты, но и не самые плохие условия. Рад оказать помощь вам и вашим спутникам, — говорил рыжеволосый мужчина без устали. В его словах чувствовалась искренность. — В дом! Все в дом! Всем найдется место.
В комнате появилась жена Малкома, худенькая светловолосая женщина, которую звали Алина. Она тоже гостеприимно улыбалась.
Женщин поместили в одной комнате, Джарвис расположился вместе с работником, а двух спасенных джентльменов разместили на чердаке. Как только все разместились, Мегги поднялась к пострадавшему… Несмотря на то что его лицо было сильно избито, глаз затек от побоев, а одежда испорчена, что-то в его облике было ей знакомо. Она попросила Мартина спуститься к дяде и принести горячей воды и чистых тряпок, чтобы вымыть больного. У него, кроме всего, был сильный жар, его тошнило, живот страдальчески сжимался. Изредка он издавал стоны, хрипло кашлял, но потом затихал, словно в нем останавливалась жизнь. Мартин суетился, помогая Мегги, приносил и уносил воду, отжимал тряпки, снимал одежду. Вскоре вечер вступил в свои права, в комнате быстро темнело. Попытались дать больному бульон, но он не мог его принять. Малком принес бутылку бренди, с ложечки влил ему в рот несколько глотков. Девушка попросила менять почаще холодные повязки на голове больного и ушла вниз, чтобы подкрепиться и выспаться. Но ей не суждено было отдохнуть. Больному ночью стало хуже.
Несколько раз в течение ночи она поднималась, услышав жалобные стоны. Вернувшись, даже не гасила свечу, ожидая новых криков. Смертельно уставшая, валилась на постель, готовая вновь отправиться на помощь. Пострадавший был в ужасном состоянии. Девушка каждый раз приближалась к нему со страхом, боялась, что он перестанет дышать. Так продолжалось трое суток…
Наконец ее пациент стал реагировать на мягкие прикосновения рук Мегги. Пить воду или бренди, когда она подносила кружку к его губам, отказывался. Ему приходилось вливать жидкость в рот по нескольку глотков. Постепенно его лицо стало приобретать прежний вид, и девушка догадалась, за кем она ухаживает. Это был тот темноволосый джентльмен, компаньон Алекса, который всегда появлялся неожиданно около друга, но вел себя более корректно. Она с непонятным ей трепетом ухаживала за ним, и ей это было приятно.
Холодной влажной тряпкой Мэгги касалась упругой загорелой кожи и непроизвольно любовалась ею. Взгляд Мегги невольно скользил по завиткам волос у виска, упрямой челюсти, подбородку с ямочкой, крепкой шее. При резком движении пациента плед приоткрыл его загорелые широкие плечи. Она поймала себя на мысли, что рассматривает его. И это ей нравится. Сердце билось учащенно. Перед ее глазами лежал красивый, большой, широкоплечий и, наверное, очень сильный мужчина. Но сейчас он был таким беспомощным…
Пальцы, державшие влажную тряпку, коснулись ключицы. Легкими движениями она повела по твердым буграм мускулов. Кожа Оскара на ощупь была гладкой, упругой, но мягкой. Пальцы Мегги нежно кружили по шелковистым волосам на груди. Взгляд скользнул ниже, до края пледа. Мегги словно загипнотизировали.
Боже милосердный! Она отдернула руки и сжала их, потрясла головой, стараясь прогнать наваждение. Кровь стучала в висках, губы дрожали. Мегги тяжело дышала, казалось, в горле застрял ком.