-- Да. Она носит имя... -- я назвала фамилию человека тоже известного.
-- Нет... -- мой собеседник пожимает плечами.
-- Странно... -- я тоже пожимаю плечами. Мне непонятно.
Красивое современное здание выросло там, где наша узкая улочка сворачивает, расширяется и уходит вверх. Рядом с учебным корпусом стадион, футбольное поле, баскетбольные вышки. Невозможно не заметить этот оазис света на сером фоне.
-- Ну какой еще ориентир? -- думаю я вслух. -- А! Там есть три синагоги. Три синагоги рядом.
Он тоже восклицает:
-- А! Ну, так бы сразу и говорила.
Вот и весь сказ. Главная примета улицы. И не только улицы.
Вообще в нашем городе синагог много, хотела написать "достаточно", но кто знает, сколько это "достаточно", если речь идет о местах, где можно поговорить с Господом. А беседовать с ним, оказывается лучше всего в специальном доме, да еще иметь в этом доме свое оплаченное персональное кресло. Приходишь на утреннюю молитву, хочешь молись, качайся, а можешь уткнуть лицо в молитвенник, застыть, кто знает, что с тобой происходит: досматриваешь ли последний сон или воздаешь славу Всевышнему. Никто не подтолкнет тебя в бок -- проснись! Это там, в той стране, попробуй уснуть на политзанятиях, разбудят, громко выскажут свое возмущение и еще громче произнесут твое еврейское имя-отчество. Вот, мол, какие -- они. "Они" -- это мы. А здесь мы в своей стране. Хочешь спать -- спи. Каждый волен решать, как ему беседовать с Господом.
Но я отвлеклась.
На нашей улочке наискосок от дома, где мы снимаем квартиру, стоят три синагоги. Расположены они буквой "П" и образуют небольшой дворик, открытый с одной стороны. Дворик общий, а синагоги разные.
Я могу почти безошибочно сказать, куда направляется тот или иной господин. Вот этот родился в Марокко, может, правда, не он, а его мать, отец, но свернет он в синагогу налево. Во дворик входит еще один мужчина, очень похожий на первого, тоже с Востока, но смуглее его, предки этого из Йемена, и хотя с тем, первым -- родные братья, сворачивает в дом направо. А эти двое -- мои бывшие соотечественники -- из солнечной Грузии. Их обитель -прямо.
Идут евреи через дворик и -- расходятся. Бог-то у всех один, а земное ведомство у каждого свое.
Все три синагоги невысокие, мрачноватые, скромно отделанные. А в двадцати минутах ходьбы от нас на одной из широких улиц высится большое светлое нарядное здание с красивыми витражами. Это синагога, и принадлежит она выходцам из Европы, ашкеназим. Не всем, конечно, тем, кому такая красавица по карману. Приходят сюда семьями. Здешние мужчины ухожены и сыты, женщины нарядны и элегантны, в дорогих длинных юбках, шелках и шляпах. На второй этаж здания с улицы ведет лестница -- это для женщин. Здесь позаботились о женщинах, хоть и отдельно от мужчин, но молиться они могут с комфортом, сидя.
Дети, тоже нарядно одетые, в ожидании родителей, не щадя своих дорогих платьиц и штанишек, бегают, кувыркаются, ползают, шумят на просторной площадке перед зданием, их никто не останавливает. Играйте, дети, шумите. Пока можно. Скоро и вам придется чинно входить под эти святые своды и тихо творить молитву.
Возле наших синагог в обычные дни и даже в субботу редко увидишь нарядные семьи. Все скромнее и тише. Но есть большие праздники, когда и здесь шумно, радостно, гремит музыка. И веселятся евреи в прямоугольном дворике все вместе, забыв, кто из дома направо, а кто -- налево. Все одному Богу молимся.
x x x
У евреев день начинается с вечера. Был вечер большого праздника.
На площадке, огороженной зданиями трех синагог, гремела музыка. Звуки оркестра оглашали округу, созывая евреев, верующих и неверующих. Люди шли. Было тесно, все танцевали, прыгали, радовались. Иногда музыка стихала, и пространство заполняли голоса раввинов то одной, то другой синагоги. Славили Господа, читали молитвы, благославляли все, что положено благославлять в этот день. Слушали их, правда, не очень внимательно, дети продолжали шуметь и прыгать, взрослым надо было их усмирять. Но раввины замолкали, из динамиков вновь лилась музыка, облегченно вздохнув, папы брали на плечи своих малышей и танцевали.
И вдруг музыка прервалась. Над головами хрипло и взволновано прозвучало:
-- Сейчас к нам на праздник прибудет мэр нашего города... -- имя его было произнесено с восторгом.
-- Ура! -- сказал рядом со мной кто-то по-русски.
На миг все замолкли и стали смотреть туда, откуда должна была появиться высокая персона. Но его не было, а молча терпеливо ждать для еврея вещь невозможная. На площадке поднялся невообразимый гвалт. Но стоило динамику рявкнуть:
-- Тихо! -- и все замерло.
Грянула музыка.
О, Господи! Играть, так уж играть! Встречать, так уж встречать! Чего там мелочиться! Над синагогами, над головами собравшихся евреев, над улицей и соседними домами звучало: "Машиах, машиах, машиах..." Кто в Израиле не знает эту песню? Хорошая песня.
Под ее звуки на площадке появился молодой восточный красавец, наш мэр. Он прибыл не на осле, а вышел из комфортабельного лимузина, но толпа не обратила на это внимания. Перед ним расступились, его впустили во внутрь людского кольца.
Когда успели соорудить помост из столов, я не заметила. К помосту придвинули разновысокие стулья, мэр взошел по ним, как по лестнице. Следом за ним туда поднялся еще один гость -- из свиты. Он был плечистый, приземистый, тоже смуглый, с темными волосами, как мэр, но не красавец, как он, без его ослепительной улыбки. Лицо главы города белозубо сияло, стоящий рядом принужденно скалился.
Оркестр играл "Машиах, машиах...", толпа вплеталась в ритм, двигалась, хлопала, высокий гость тоже стал танцевать на помосте. И вдруг тот, что был рядом с ним, присел, нагнул голову, взял сияющего красавца на плечи и поднялся. Весь аттракцион прошел в ритме танца. Толпа взревела от восторга. Действо продолжалось уже в три этажа. Внизу ликовала толпа, на помосте делал движения здоровяк с осклабленным лицом, а у него на плечах улыбался и вздымал руки кверху любимец публики, наш мэр. Это длилось долго. Оркестр в который раз проигрывал мелодию сначала.
-- Ну и здоровый холуй, -- сказал кто-то негромко. По-русски. Наконец, всадник соскочил со своего двуногого, оркестр оборвал мелодию. Из динамика мы услышали голос одного из раввинов, он славил высокого гостя. Но тот был человеком скромным, хвалебные слова в свой адрес прервал, забрал у раввина микрофон, произнес краткую зажигательную речь во славу города, Израиля и Господа, сказал: "Шалом!", спрыгнул на землю, и отбыл в неизвестном направлении.
Синагог в городе много, возле каждой веселились евреи, надо было осчастливить как можно большее число своих подданных.
Этот праздник проходил в канун муниципальных выборов.
x x x
-- Вы, конечно, собираетесь голосовать за генерала? -- с усмешкой спросила меня одна знакомая, приехавшая в Израиль давным-давно.
-- Конечно!
-- Ну, а почему?
-- Ну... не аппаратчик. Герой. Генерал!
-- А! -- махнула она рукой. -- В Израиле сплошь генералы.
Вот это да!
Как-то один старожил Израиля спросил меня, какая у моего мужа профессия, и узнав, что он инженер, саркастически произнес:
-- Из России приехали одни инженеры.
Насмешка моей собеседницы была не злая, снисходительная, но статистикой, я думаю, они владели одинаково. Но вообще-то статистика меня не интересовала, мне неважно, сколько еще в Израиле военных в таком высоком чине. Наш Генерал единственный, и он должен стать мэром.
-- Чем вам не нравится нынешний мэр? -- спросила меня другая знакомая, тоже из алии пятидесятых.
Я молча пожала плечами.
-- Смотрите, -- продолжала знакомая, -- он заботится о городе. До него на этом посту был человек инертный, ничего его не интересовало. А этот всего за один срок навел порядок. Разве не стал город чище с тех пор, как вы приехали?
-- Ну... стал...
В самом деле на многих улицах убрали мусор.
-- А центр какой красивый стал! С фонтанами.
-- С фонтанами, -- я согласна.