-- Мама, -- Светлана подошла и обняла ее, -- мне не хочется у вас работать. -- Она говорила медленно, искала слова, чтоб не обидеть маму. -- Мне кажется, у вас стало немного душно. А мне хочется простора.
-- В молодости все этого хотят. Со мной тоже такое было.
-- Ну, вот видишь.
-- И где, ты думаешь, есть простор?
Сказать? Все равно надо сказать, а сейчас вроде бы легче.
-- Помнишь, я тебе говорила, что есть город, построенный на песке?
-- Светка, это очень ненадежно -- город на песке.
-- Ма! В самом деле. Оттого, что на песке, чисто, нет грязи. Город молодой, зеленый, красивый. Там куча всяких научных институтов, и берут на работу всех, даже евреев. Неделю назад приезжал к нам на факультет представитель фирмы, где делают вычислительную технику. Агитировал. Обещал интересную работу и койку в общежитии. Если бы я была замужем, дали бы в общежитии комнату.
-- Вот видишь, замужем...
-- Ма!
-- Ладно. И далеко этот город в пустыне?
-- Почему пустыня? Песчаный берег реки. И всего пять часов езды от нас.
-- Прекрасно, -- мама вздохнула и отошла от Светланы. -- Пять часов -- всегда можно приехать. Это тебе не какая-нибудь Байкало-Амурская магистраль.
-- Что ты, -- Светлана повела плечиками. -- Туда меня не тянет, ты меня не так воспитала.
-- Конечно. Я поумнела за последние четверть века. Меня-то воспитали так, что я чуть не уехала на целинные земли.
-- Мама, ты прелесть, -- Светлана подошла и чмокнула ее в щеку.
x x x
-- О! -- сказал кто-то высокий и худой. Кажется, он только что вошел. -- У вас новенькая!
Светлана сидела за первым в своей жизни рабочим столом в первый рабочий день. Стол ей поставили в углу, головы она не повернула, высокого видела боковым зрением. Понятно: "новенькая" -- это она. Странно -- как в первом классе. Только в голосе чуть-чуть насмешка. Знакомая манера. Но голос низкий, приятный.
-- Везет людям, а у нас приняли одних мужиков.
-- Ясное дело, -- ответили ему, -- у вас железки, дело мужское. Это очень неженственно -- железки.
-- Точно! -- голос высокого. -- Я обратил внимание на женственность ваших программ. Иногда такие номера выкидывают...
-- О чем спор? -- сказал кто-то из сидящих в комнате. -- Не работают ни программы, ни железки. Как в том анекдоте. Покупатель спрашивает в магазине, нет ли мяса, а продавец отвечает: "У нас нет рыбы, а мяса нет в отделе напротив".
-- Кошмар, -- сказал высокий.
-- Что кошмар? Не работают.
-- Какие глупости, -- опять голос высокого, -- не работают -- заставим. Не в первый раз. Но вот что о нас подумает...
-- Светлана, -- подсказал кто-то.
-- Светлана, -- повторил он. -- Здесь рассказывают бородатые анекдоты, девочка испугается и запросится к маме. За древние анекдоты я бы лишал премии.
-- Тогда пришлось бы депремировать пол-института.
Светлана понимала: весь этот треп -- для нее. Это было приятно. Может, тоже сказать что-нибудь вот так же, шутя, она ведь умеет, у нее хорошая тренировка. Надо показать, что ей ясно: у них сейчас антракт в работе, разрядка в напряжении. Пусть увидят, что она -- не девочка, и -- своя, знает, что дело свое надо делать серьезно, а говорить об этом с умным видом -ужасно. Лучше вот так, посмеиваясь.
Но ничего она не сказала, не могла рта открыть, голову повернуть, cидела вся скованная, сжалась.
-- Совсем ребенка огорошили, -- вдруг сказал высокий. Из всех голосов она почему-то выделяла его голос. Он словно понял ее состояние, подошел к Светлане, стал возле ее стола. -- Не слушай ты их, им бы только трепаться. Значит, тебя зовут Светлана? И откуда ты в наших Васюках?
Светлана подняла голову и чуть-чуть улыбнулась: мол, она все понимает. Улыбка ее предназначалась не ему -- всем, но он стоял рядом, близко, загородив Светлану от остальных, и улыбка досталась только ему. Он тоже слегка улыбнулся -- глазами, и неожиданно это стало их маленькой тайной. И сейчас, спустя столько лет, она помнит этот миг -- словно зажглась лампочка. Огонек.
Светлана сказала, откуда приехала.
-- О-о! -- потянул он. -- Там готовят приличных программистов. И диплом, конечно, красный?
-- Красный.
Светлана старалась говорить спокойно. Но это было трудно, невозможно. Она чувствовала его взгляд. На лице. На плечах. На правой руке. Кольца не было. Колец вообще не было. Никаких.
Раздался телефонный звонок, кто-то взял трубку.
-- Домский? У нас. Толя, срочно в машинный зал. Что-то там сдохло.
Он развел руками: ничего не поделаешь, кончилась передышка, надо идти. Сказал:
-- Труба зовет, -- и улыбнулся уже не только глазами. Улыбка у него была немного застенчивая, детская, и как-то сразу выдала его принадлежность к древнему восточному народу.
Значит, его зовут Толя. Толя Домский. Его предки вышли из Египта вместе с предками ее университетских приятелей. Это была не оформленная мысль, Светлана как-то вмиг приняла и осознала эту информацию, как сигнал. А подумала совсем о другом: потомки тех, кто вышел много веков назад из Египта и потом сорок лет бродил по пустыне (она уже немного знала историю), оказались удивительно разными. Домский выглядел земным, уверенным. Прочным, что ли... Надежным.
Он ушел, они виделись всего несколько минут, а у нее в душе осталось странное чувство тепла. Мелькнула мысль: "Женат, наверное". Внутри зашевелилось что-то еще более непонятное. Ревность? Или зависть? К жене.
А из подсознания: он не может быть женат. Не мо-ожет. А собственно -почему?
Глупости, бред какой-то. О чем она думает?
Как-то одна ее бывшая сокурсница приехала в их город в командировку и вечером пришла в гости. Утопая в мягких креслах, они пили кофе из маленьких изящных чашек и болтали. Анатолий зачем-то вышел, и глядя ему вслед, гостья сказала:
-- Счастливая ты, Светка.
Светлана не возразила, только процитировала из классики:
-- Хочешь быть счастливым -- будь им.