-- А куда им было деваться?
-- Слушай, а где...? -- я вдруг вспомнила и спросила о нашем друге, странно, что мы не вспоминали о нем до сих пор, о том, который привел Н.Н. к нам в дом в первый раз. Он стал у вас "шефом", первым из вас был произведен в начальники, первым вроде бы выродился в начальники, не только стал им по должности, но начальник появился -- в нем.
Я зашла в лабораторию, мне зачем-то нужен был ты, но за столом, за которым ты обычно работал, тебя не было. Как-то сиротливо и одиноко стоял почти готовый макет блока, твоего детища, с которым, это все знали, ты расставался только, чтоб немного поспать, да, наверное, он и по ночам тебе снился, этот блок. Я нашла тебя в другом конце комнаты, ты кому-то что-то объяснял.
Мне стало как-то не по себе, и я спросила:
-- Н-ка, в чем дело?
-- Не знаешь только ты. Надо читать распоряжения начальства.
Лаборатория уже прочла и тихо гудела.
Н.Н. отстранили от работы. Теперь блоком будет заниматься сам шеф. Кто-то процитировал мне его изречение, не попавшее в печать -- на доску приказов: "У Н.Н. бесконечные идеи. Макет бесконечно переделывают. Завод не может ждать, пока Н. будет повышать свой интеллектуальный уровень".
-- Почему ты не возмутишься? -- спросила я.
В лаборатории вдруг стало тихо-тихо. Вошел шеф.
-- В то время, когда тебя освободили, он, наверное, уже был где-то большим начальником. Он тоже не брал тебя на работу?
-- Ну что ты, -- сказала А. -- он давно уже в Штатах. Он уехал гораздо раньше нас.
Вот это да! Уехал и -- без тебя. Я думала, он всю жизнь будет держать тебя при себе -- прекрасный источник энергии.
-- Нет, -- Н.Н. молчал, за него говорила А., но она явно не хотела вдаваться в подробности, а только сказала: -- Мы разошлись с ним, у Н-ки были с ним конфликты. Ты же знаешь шефа, он человек сложный.
-- Сложный?.. Он просто беспардонно доил вас и очень ловко тасовал карты. Всегда на виду был только он -- король пик.
-- Ну что ты, он, в самом деле, человек очень талантливый. -- Это уже Н.Н. не мог промолчать.
Понятно... Он человек талантливый, ты -- талантливый, и ваши конфликты -не амбиция на амбицию и тщеславие на тщеславие, а борьба идей.
Ладно, Бог с ним, с нашим старым другом, тем более, что он давно уже за океаном. Бог с ним.
-- Как же вам разрешили выехать?
-- Наверное, я был им уже в печенках.
Разрешение пришло неожиданно. Готовились долго, а собрались быстро -вдруг что-то изменится, вдруг "там, наверху" кто-то передумает. И сюда прилетели раньше, чем их ждали. Сыну сообщили, что прибывают родители, когда их самолет уже был в воздухе. Это было первого апреля, а у сына тоже, слава Богу, с чувством юмора все в порядке, он решил, что это первоапрельская шутка, и ехать встречать не собирался. Но потом вдруг осенило: это правда. И помчался он в аэропорт. Хорошо, что водитель классный.
Н.Н. так и сказал: "водитель классный".
-- Успел?
-- Успел, -- кивнула головой А.
-- Но больше никто не встречал, -- добавил Н.Н.
-- А кто должен был встречать еще? -- я удивилась: может, у них есть в стране родственники?
-- Как -- "кто"? -- в свою очередь удивилась моей непонятливости А. -- Н-ка -отказник.
-- Ну, не премьер-министр, ну, не президент, -- вполне серьезно пояснил Н.Н. -- Но, как минимум, заведующий отделом Сохнута. Они просто не ожидали, что мы прилетим в этот день.
Мне стало как-то неловко, и я спросила шутливо:
-- И не было оркестра?
-- Не было. -- ответил он шутливо-сокрушенно.
Боже, как, должно быть, было ему обидно, как некомфортно оттого, что никто его не встречал, даже "как минимум". Он так долго и мужественно боролся за право уехать, а земля предков не праздновала день возвращения одного из лучших своих сыновей.
Чтобы утвердить себя в моих глазах, а может, чтобы реабилитировать тоже в моих глазах еврейское агентство Сохнут, Н.Н. сказал:
-- Потом они нашли нас. На следующий день.
-- Ну, не на следующий, дня через два, -- поправила А., мягко усмехаясь.
Она взглянула на часы и встала.
-- Все, ребята. До шаббата осталось совсем мало времени. Подъем. Подниматься не хочется, но ничего не поделаешь. Н.Н. надо идти в синагогу, а нам -- готовить шаббатний стол. А. достает шаббатнюю посуду.
-- Вот сюда фрукты, -- она ставит передо мной красивую вазу на длинной тонкой ножке.
На столе лежит гора персиков, яблок, винограда, абрикосов.
-- Все?!
-- Ну что ты, -- успокоила меня А. -- Распорядись по-хозяйски.
Я уже знаю, что в этот вечер мы будем не единственные гости у них, придут еще какие-то люди, в том числе бывший морской волк, товарищ брата Н.Н., он совсем недавно в стране, несколько дней тому у него скоропостижно умерла жена, и он в отчаянии, и надо ему помочь, поддержать его. Нельзя оставлять одного в шаббатний вечер.
Я стараюсь сделать все по-хозяйски, прикидываю, сколько каждый может одолеть персиков и будет ли до еды бывшему моряку. Со счетом у меня получается плохо, я ограничиваюсь тем, что просто наполняю вазу, стараясь, чтобы выглядело красиво. Эту вазу я сразу несу в салон -- пусть не мешает на кухне.
-- Подожди, -- говорит мне А., -- надо постелить скатерть.
Она идет со мной в салон достать скатерть.
Н.Н. с кем-то говорит по телефону. Он уже в белой рубашке -- А. только что подгладила ее, -- в светлых хороших брюках. Лицо бледное, борода седая, весь он выглядит празднично. Странно, разговор по телефону как-то не вяжется с торжественностью внешнего облика. Хотя... хотя говорит он о вещах святых, духовных, но тон деловой. И слова какие-то деловые.
-- Понимаешь, человек в тяжелом положении, -- говорит кому-то Н.Н. -- Я хочу, чтобы люди отнеслись с пониманием и чтобы все прошло гладко.
Он с полминуты молча слушает, что ему говорят, потом произносит: "хорошо" и вешает трубку. Заметив, что А. в комнате и прислушивается к разговору, докладывает:
-- Все в порядке, договорился. Ну, я пошел.