Милая Джейн!
Я убирал вшкафу, снетерпением ожидая твоего приезда, иотгадай, что нашел? Прибор, имитирующий шум моря. Представляешь, он все еще работает! Помнишь? Вставляешь врозетку — итвою комнату, ударяясь остены, наполняет шум океана. Мама купила его для меня, когда ястал плохо спать. Вте времена вновинку было устройство, которое имитировало естественные звуки имогло бы заглушить звуки дома, разрушающегося до основания.
Когда мне было девять, атебе тринадцать, ссоры становились все громче — они стали настолько громкими, что мансарда ходила ходуном, алуна пряталась. «Сука! — кричал отец. — Шлюха!» Тебе пришлось объяснить мне, как пишутся эти слова, смысл которых яузнал от плохих девочек вшколе. По понедельникам ичетвергам отец приходил домой пьяным, от него несло силосом. Он рывком распахивал дверь итак тяжело ступал, что трясся потолок (пол внаших спальнях). Акогда тебе девять иты находишься вкомнате, где начинают двигаться висящие на стене трафареты больших кораблей — то ли от страха, то ли от шока, то ли от того идругого, меньше всего хочется сидеть там одному. Яждал, пока берег будет чист, когда мамин плач заглушит звук моих шагов, ибежал втвою комнату, такую спокойную, розовую, наполненную тобой.
Ты ждала меня, не ложилась спать. Поднимала одеяло, чтобы япод него забрался, обнимала меня, когда мне нужна была твоя поддержка. Иногда мы включали свет ииграли в«Старую деву». Иногда придумывали истории опривидениях или распевали песенки из телевизионной рекламы, но бывали времена, когда нам оставалось только слушать. Итогда мы слышали, как мама взбирается по лестнице наверх изапирает за собой дверь спальни. За ней, метая громы имолнии, шел отец, ичерез несколько минут нам приходилось затыкать уши. Мы выбирались из твоей комнаты, на цыпочках спускались вниз впоисках следов ссоры — разбитой вазы, окровавленной салфетки, итогда мы задерживались подольше. Но чаще всего мы ничего не находили — обычная гостиная, которая создавала иллюзию того, что мы обычные счастливые американские дети.
Когда несколько месяцев спустя мама застала меня втвоей комнате — так случилось, что вто утро мы проснулись позже, чем она, — отцу она говорить ничего не стала. Она перенесла меня, сонного, вмою комнату ивелела никогда больше по ночам не ходить ктебе. Но когда все повторилось, мне даже пришлось расплакаться, чтобы меня выслушали. Отец прибежал наверх ирывком открыл дверь моей комнаты. Ине успел язадуматься опоследствиях, как ты протиснулась под его рукой ивстала рядом со мной. «Уходи, папа, — сказала ты. — Ты не ведаешь, что творишь».
На следующий день мама купила мне это устройство. Вкаком-то смысле оно работало — ямало что слышал из их перебранок. Но яне мог уткнуться тебе вшею, пахнущую детским шампунем итальком, не мог слышать твой голос, напевающий мне колыбельные. Мне осталось одно утешение — смежная стена унаших комнат, вкоторую ямог поскрестись условным сигналом, аты мне ответить. Это единственное, что мне оставалось, да еще шум воды, где нет ни души, шум, который настойчиво вытеснял глухие звуки, когда отец бил маму, апотом обижал тебя, снова иснова.
Сверните на шоссе 89 до Солт-Лейк-Сити. Там есть вода, которую нельзя увидеть. Передавай привет Ребекке.
Как всегда ваш, Джоли.