Он был хорошим летчиком, великолепным парнем, этот Аллэн Борхэд.
С мрачной сосредоточенностью и торопливостью засыпали могилу, выровняли землю над ней и завалили сухой хвоей. Мы не хотели, чтобы немцы легко обнаружили и выкопали тело.
Возвращались в барак подавленные похоронами и молчаливые. Лишь перед самым кирпичным заводом Гэррит взял меня под руку и попросил научить самым необходимым русским словам и фразам. Усваивал он быстро и произносил русские слова легко. И когда остановились перед крылечком барака, летчик стал благодарить "братьев-кирпичников", пожимая руки и произнося раздельно и четко:
- Спа-си-ба, та-ва-рич...
- Братцы! - удивленно и восторженно заорал Сеня. - Егор Новозеландский заговорил по-русски!..
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Перед вечером к нам пришел Жозеф. Небритый и какой-то помятый, он плюхнулся на мой топчан, посмотрел утомленными и в то же время хитрыми глазами и сказал, не то спрашивая, не то утверждая:
- Это вы полицейских долбанули?
И, не ожидая ни подтверждения, ни отрицания, одобрил:
- Здорово долбанули...
Он поманил Устругова пальцем к себе и жестом пригласил сесть рядом.
- В Ляроше и Марше только и говорят сейчас, - с довольным смешком сообщил он, - как немецких полицейских в горах долбанули. До сих пор в этих местах только один или два полицейских исчезли. А тут сразу, говорят, целая дюжина полицейских отправилась в горы и не вернулась. Были те полицейские, как идет молва, вооружены до зубов: автоматы, пулеметы и все такое. И их все-таки долбанули...
Мы переглянулись с Георгием. Легенда покатилась, как снежный ком, постепенно вырастая. Из восьми полицейских сделали дюжину, потом превратят их в восемьдесят. Нашу случайную удачу уже разрисовали как подвиг, а "братья-кирпичники" возведены в сокрушающую силу.
Жозеф настолько верил, что это сделали мы, что в нашем подтверждении нужды уже не было. Вдруг, понизив голос, он сказал:
- Вас обоих в Марш вызывают.
- Кто? Зачем?
- А я знаю? - ответил он вопросом на вопрос. - Шарль сказал мне: "Иди-ка быстренько к "братьям-кирпичникам" и приведи сюда того высокого и его товарища, которых последними туда отвел. С ними хотят говорить".
- Кто хочет говорить?
- А я знаю?
Парень и сам понимал, что такой ответ не мог удовлетворить нас, поэтому решил пояснить:
- Я спрашивал у Шарля. Он меня так отчитал, будто по щекам отхлестал. "Не суй, - говорит, - свой веснушчатый нос, куда не надо. Слишком, говорит, - ты любопытный, а для связного это большой недостаток. Любопытство, - говорит, - это женская слабость, а ты до сих пор мужчиной значишься".
Жозеф посидел еще немного, потом вскочил на ноги.
- Завтра на рассвете тронемся, - проговорил он, зевая. - Всю ночь шел, и сейчас в голове что-то непонятное вертится. Нужно поспать немного...
Бельгиец потряс головой, словно надеялся избавиться таким путем от того, что "вертелось" в голове. Это, кажется, помогло ему вспомнить кое-что важное, и он наклонился к нам.
- Шарль сказал, чтоб вы свои личные вещички, если они завелись, с собой захватили.
- Можем задержаться там? Или даже совсем не вернуться?
- А я знаю? После того как Шарль отругал меня, я расспрашивать не осмелился.
- Нам нужно знать, вернемся сюда или нет, - строго заметил Устругов. - С ребятами проститься надо, если не вернемся.
Жозеф посмотрел на него усталыми глазами и прищурился насмешливо и осуждающе.
- А зачем вам прощаться? Может быть, захотите похвастать еще, что вызывают в Марш, кто вызывает и где будете прятаться там. Валяйте рассказывайте всем и все...
Тон Жозефа был откровенно издевательским: на нас срывал обиду, которую нанес ему за любопытство Шарль. Георгий стиснул губы, готовый выпалить резкость, но вовремя сообразил, что парень прав, и только усмехнулся.
- Ладно уж, ладно. Никому не скажем о нашем уходе. Если задержимся, сам объяснишь.
И, сменив гнев на милость, Жозеф тоже улыбнулся и еще раз пожал нам на прощание руки.
- Завтра на рассвете... Поднимайтесь тихонечко и к сараю... Там буду поджидать вас.
На другое утро мы встретили его выбритого и свежего за сараем. Едва обменявшись приветствиями, двинулись в лес и долго шли только ему ведомыми тропками и дорожками. То лезли вверх, не видя горы, закрытой лесом, то скользили вниз, цепляясь за кусты и сучья. Пересекали пестрые и пахучие луга, склонялись над светлыми ручейками, жадно хватая пересохшими губами согретую солнцем воду.
Добрались до Марша к вечеру, но в городок не пошли. Выбрав небольшую лужайку, Жозеф повалился на траву, посоветовав и нам вздремнуть.
- Ночью-то, может быть, спать и не удастся.
Однако чем настойчивее пытались мы уснуть, тем бодрее чувствовали себя. Нас, естественно, волновала предстоящая встреча с людьми, которые вызвали нас сюда. Кто они? Что хотят от нас? Может, эти люди недовольны тем, что "братья-кирпичники" "долбанули", как говорит Жозеф, немецких полицейских? Но тут не могли еще знать, кто сделал это. Может, хотели поручить нам что-то? Но что?
Озадаченные и обеспокоенные, мы лежали и смотрели вверх. Предвечернее небо становилось синее и глубже. На этом фоне верхушки деревьев, освещенные уходящим солнцем, выступали необыкновенно ярко, как зеленые свечи.
Лишь после того как стемнело, добрались мы до скалы, нависавшей над гостиницей. Город, лежавший внизу, был темен и тих. Во дворе гостиницы кто-то выплеснул воду, и она громко шлепнулась на каменные плиты. Скрипнула дверь, бросившая квадрат света на блеснувшие камни, и в желтом просвете появилась на секунду и исчезла стройная женская фигура: Мадлен? Или Аннета?
Осторожно нащупывая ногой ступеньки и держась рукой за быстро холодеющую стенку скалы, мы спустились во двор, проскользнули к знакомой двери на чердак и взобрались по лестнице наверх. Нащупали постели и опустились. Нагревшаяся за день крыша еще излучала жар.
- Вот мы опять здесь, - сказал я.
- Опять, - вяло отозвался Георгий и добавил: - Духотища тут какая! У меня сразу все во рту пересохло...
Жозеф скоро покинул нас, сказав, что разузнает внизу, нет ли в гостинице опасных посетителей и можем ли мы спуститься туда и когда. Пропадал он минут тридцать или больше, а вернувшись, сел со мной рядом и виновато вздохнул.
- Ну, что там? Нет ничего опасного?
- Поторопился я с вами, - вместо ответа сказал Жозеф. - Никого из тех, кто вызывал, нет.
- А кто вызывал?
- А я знаю?
Парень понимал, что это не ответ, поэтому, помолчав немного, добавил: